Цикл интервью журналиста Егора Сенникова о духе времени продолжается. Сегодняшний собеседник – историк Адриан Селин, профессор ВШЭ Санкт-Петербург и руководитель образовательной программы «История», специалист по истории Смуты, автор книги «In the Footsteps of Rurik».
– Есть такое очень популярное убеждение, что России демократический путь был никогда не свойствен – и поэтому жесткость и даже жестокость разных политических режимов здесь кажется логичной. Что вы думаете о таком расхожем мнении? Оно имеет под собой какую-то историческую почву?
– Возможны разные оптики. Я занимаюсь Смутным временем больше, чем всем остальным. Расхожий взгляд на Смуту – еще со времен первых размышлений о ней в первой четверти XVII века – как на травматические события политического распада, как на измену и предательство. Но возможен и другой взгляд – ведь это время чрезвычайно активного общественно-политического творчества. Я говорю не о демократичности – общество тогда было очень иерархическое; скорее я говорю о региональном потенциале, о способности к региональной ответственности за политические решения в зависимости от политической ситуации – все это фиксируется историками в начале XVII века. И, судя по всему, потенциал этот в дальнейшем сохранялся.
Понимаете, демократичность в начале XVII века вообще, наверное, никому не была свойственна. Имеет смысл говорить об этом применительно к концу XVIII века – когда условная демократическая повестка была сформулирована во Франции, в США. И в любом случае и там и там имелось не наше современное представление о том, что такое демократия.
На самом деле, когда говорят об исторической подоплеке демократичности или недемократичности российского общества, речь идет об упущенных возможностях более близкого времени – в XX веке. Потому что если начать сравнивать правила общественной жизни, культурные потенциалы, устройство общества, диалог внутри общества в Московии XVII века, то не увидим мы критических отличий от наших соседей. Если посмотреть, например, на парламентаризм, его качество в Швеции и в Московии в начале XVII века, то мы не увидим какого-то дикого дисбаланса: задачи и цели, стоявшие перед элитами, тогда были очень похожи – и я бы не стал искать в Швеции тех времен большую склонность к демократии.