Сторонники Никола Пашиняна на площади в Ереване. Фото: Gleb Garanich / РИА Новости
Хотелось бы надеяться, что события, связанные со сменой власти в Армении, благополучно завершатся 8 мая, когда оппозиционный лидер Никол Пашинян все-таки будет утвержден в должности премьер-министра страны. Вероятно, эти события войдут в историю как «армянская ненасильственная революция». Если бы исход событий был иным, то и название было бы другое – «попытка государственного переворота» или «массовые беспорядки».
Однако настоящая путаница кроется не в термине «революция». Тут все просто: со слов Роберта Бернса в переводе Самуила Маршака все мы хорошо знаем, что «мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе». Верно и обратное: успешный мятеж называют революцией. Правда, совсем недавно выяснилось, что даже победившую революцию можно в течение долгих лет упорно называть «госпереворотом». Но такая терминология употребляется нечасто. Как правило – зарубежными недоброжелателями революционеров.
Скорее путаница связана со словосочетанием «ненасильственная революция». Обычно подразумевается, что в ходе такой революции оппозиция не прибегает к вооруженному насилию. Тогда логическая противоположность – «насильственная революция». Такие революции случаются. Но нужно понимать, что они возможны лишь в двух случаях. Первый – когда на стороне революционеров выступают вооруженные силы, а сами события являются, в сущности, военным переворотом, как это было в 1917 году в России или, в значительно более наглядном виде, в 1974 году в Португалии. Второй – когда выпестованные в подполье боевые группы оппозиции атакуют силовиков режима, а те не оказывают активного сопротивления. В качестве одного из немногих примеров можно привести исламскую революцию в Иране.
Почему этот второй вариант такой редкий? Собственно, именно потому, что для силового аппарата любой страны не составляет труда подавить вооруженное выступление непрофессиональных, плохо вооруженных повстанцев. Это значит, что наличие вооруженной оппозиции не меняет ситуации: власть проигрывает не потому, что терпит поражение на поле боя, а потому, что сама отказывается от применения оружия.
