Джагги Васудев (Садхгуру) во время сессии в рамках XXII Петербургского международного экономического форума. Фото: Владимир Барабанов / ТАСС
У Германа Грефа выдалась не самая простая неделя. По недосмотру подчиненных вышел аналитический отчет Sberbank CIB о трубопроводах «Газпрома» – на удивление откровенный и, как следствие, скандальный. В нем утверждалось, что основными бенефициарами сверхзатратных проектов являются не акционеры монополии, а ее подрядчики. Аналитика сразу же пришлось уволить. В первый же день работы Петербургского экономического форума все прочитали в новостях, как Греф был вынужден лично извиняться перед Геннадием Тимченко, а также другими людьми, задетыми отчетом, включая главу «Газпрома» Алексея Миллера.
А еще эта глупая оговорка Алексея Кудрина в ходе утренней сессии – допущенная словно специально, чтобы подчеркнуть границы влияния главы Сбербанка в системе координат российского истеблишмента. «Я бы поддержал, скорее, то, о чем сказал Герман Оскарович…», – произнес Кудрин. И тут же поправил себя: «Антон Германович [Силуанов]» (чем вызвал взрыв хохота в зале).
Но сейчас панель о переходе в цифровое будущее («транзитном мире») открывал сам Греф – причем в роли ведущего. Чтобы не множить недоразумения, глава Сбербанка попросил журналистов не принимать его провокационные ремарки близко к сердцу, как это было в прошлом. «А то ведь до сих пор ролики [в сети] ходят», – добавил Греф, имея в виду опыт памятного модераторства 2012 года. Слова банкира, театрально рассуждавшего об ужасах подлинной демократии, были приняты тогда многими за чистую монету. Невинный экспромт стал кошмаром для департамента общественных связей Сбербанка.
И что в итоге: очередная провокация? Даже не надейтесь. Скорее, это было похоже на коллективный сеанс трансцендентальной медитации, который, следует признать, и вправду действовал расслабляюще. Обычно визионерство Грефа, обращенное к российской аудитории, отдает горечью фатализма. Теперь же он почти не старался скрыть того, что разделяет образ будущего, о котором вдохновенно говорилось со сцены. Каким же виделось это будущее?
