Город Певек. Фото: Михаил Фомичев / РИА Новости
Урбанизированный мир стремительно меняется. Перемены настолько масштабны и глубинны, что эксперты нередко говорят о «повторном открытии» городов. Однако в смыслах и в понятиях мы еще серьезно не отошли от устаревших номинаций городов, несмотря на их удивительное сегодняшнее разнообразие. Очень популярными стали фантазии о «городах будущего», которые чаще всего мы представляем себе в виде технологически продвинутых локаций – «умных» и «цифровых» (smart & digital) прорывов в новую городскую реальность. Да, это будоражит сознание обывателя, рождает благостные утопии, но при этом задвигает на периферию нашего урбанистического мышления проблемы общественного обустройства городов сегодняшних. Неужели беспилотные автомобили и сплошная оцифровка сами по себе сделают жизнь в наших городах более справедливой, качественной и гармоничной? Вряд ли. Но ведь в это хочется верить. Итог: общественная и культурная сущность городов, как наиболее проблемные темы, преданы забвению, а в публичном дискурсе остаются лишь новомодные инструменты и подходы.
Север как судьба и проклятие
Почему нам гораздо привычнее говорить о «северном городе», чем о «зимнем»? На то есть много причин. Во-первых, мы этим подчеркиваем национальную идентичность России как преимущественно северной страны со всеми вытекающими отсюда политическими и социокультурными последствиями. И это имеет под собой вполне серьезные брендовые основания. Ведь и имидж России в глазах многих жителей планеты сконструирован из культурных шаблонов северного происхождения: суровый климат, Арктика, полюс холода, «медведи на улицах», «прошлогодний снег» и многое другое. В этом смысле эпитет «северный» воспринимается людьми, как логичный и вполне естественный.
Во-вторых, эксплуатируя тему северного измерения, мы подчеркиваем экстремальность условий жизни человека в значительном числе российских городов и поселений, особенно тех, что расположены выше 65-й параллели. И это стало у нас козырем в хитрой бюрократической игре, которая принимается всеми сторонами политической коммуникации. Из экстремальности вытекает необходимость бесконечных финансовых вливаний в бюджеты этих городов, поскольку перейти на полную хозяйственную самодостаточность они якобы в принципе не могут. Закладка большинства этих поселений в сталинское время была, безусловно, обоснована политико-идеологически, а никак не социально-экономически. И хоть удалось создать самые мощные в мире индустриальные города за полярным кругом, но все же ненадолго и весьма хрупкие.
Кроме того, в-третьих, правительства и администрации всех уровней неизменно подчеркивают государственную значимость северных территорий в первую очередь в плане безопасности страны и извлечения природной ренты. И это, как чаще всего утверждается, оправдывает высокие издержки на их поддержание, вечно догоняющую реконструкцию и одобренные государством планы перспективного развития.
«Север» в таком устойчивом ценностно-смысловом контексте становится исторической судьбой и географическим проклятием для его жителей, от чего, правда, можно сбежать, переселившись на юг или в центр страны, но с этим «отягощением» невозможно идти в новое будущее, если страна будет по-прежнему планировать дальнейшее освоение пространств севера России.
