Светлана Прокопьева
«Оправдание терроризма» – словосочетание парадоксальное, что-то вроде «удавшийся мятеж» в том смысле, что «мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе». Кого оправдали – тот уже не террорист; он революционер, герой народно-освободительной борьбы, партизан, террорист же – заведомый враг общества и государства, и невозможность оправдания террориста заложена в самом его названии. Никто никогда не скажет «молодец террорист» или «да здравствует террорист» – к ругательствам такие слова неприменимы, а «террорист» – это именно ругательство, и реальный конфликт, связанный с этим термином, находится не на уровне его оправдания, а на уровне применения. Образцовый пример такого конфликта дала нам современная Украина, у которой вся официальная риторика по поводу донецкого сепаратизма строится на террористическом ярлыке – «террористы начали отопительный сезон», «террористы восстановили мост» и т.п. В России самый бесспорный пример несправедливого террористического ярлыка – навешивание его задним числом на чеченских сепаратистов начала девяностых, которые, по крайней мере, до Буденновска, то есть в течение самых суровых первых месяцев войны были именно классическими сепаратистами, а террористических актов не совершали. Политическое языкознание, политическая филология – занятие очень увлекательное, но только до тех пор, пока оно не утыкается в жесткую стенку Уголовного кодекса.
Российское общество привыкло конвертировать самые рискованные слова и выражения в трехзначный цифровой код – 282, – и прошлогодняя декриминализация части состава этой одиозной статьи УК не столько спасла конкретных людей от уголовного преследования, сколько лишила общество вот этого понятного символа, когда тремя цифрами можно было описать все печальное положение современной России с лайками, репостами и прочим мыслепреступлением. Мыслепреступление вывели в административный кодекс, и сложносочиненный номер статьи 20.3.1 КоАП (возбуждение ненависти – до 15 суток ареста либо штраф до полумиллиона рублей) еще не стал ни символом, ни даже мемом, да и сама декриминализация толком не отрефлексирована – плохо, хорошо, обман, не обман. Единственное что бесспорно – отказаться от своих карательных возможностей в гуманитарной сфере российское государство не в состоянии, не наказывать за слова – для него это фантастика. Вот это бесспорно, а дальше – философский вопрос, что лучше – как раньше или как сейчас. Прежняя правоприменительная практика по статье 282 подразумевала долгое следствие и, чаще всего, условный срок, нынешняя – моментальный суд и моментальный же 15-суточный арест, который при необходимости можно или повторить, или дотянуть до уголовной статьи. Как лучше? Черт его знает, уголовное шило заменили на административное мыло, но хоть судимостей «за репосты» (а судимость портит человеку жизнь на годы вперед) больше не будет.
И тут выходят псковские силовики и говорят – у нас ноу-хау, мы умеем сажать за слова и без 282 статьи. Как? А вот смотрите. И показывают.
