Криминальный авторитет Вячеслав Иваньков, более известный как Япончик (слева), с сыном после заседания суда.
Дмитрий Лебедев / Коммерсантъ
Президентский законопроект с поправками в УК – наказание за «высшее положение в преступной иерархии», – выглядит как трофей грузинской войны 2008 года (это есть такая популярная шутка, что наш трофей 1945 года – фашизм, мы его отвоевали и сами имеем право быть фашистами). В российском позитивном мифе о Грузии Саакашвили наряду с полицейской реформой и победами над коррупцией – разгром воровского мира, особенно сильного именно в Грузии, откуда родом самые знаменитые воры. Идея остроумная и простая – вор не может ответить «нет» на вопрос, вор ли он, и если он отвечает «да», его сажают по специальной статье для воров. «Почему у Грузии получилось», – было модно спрашивать лет десять назад в антипутинской среде, а пропутинская среда сердилась и ворчала, а теперь мы видим, что и ее мучает тот же вопрос, и она воспроизводит грузинский опыт даже не на уровне политологов-лоялистов, а сразу президентским законопроектом, то есть это персонально Путин расписывается под тем, что Саакашвили – это не только поедание галстука и обстрел Цхинвала, но и, по крайней мере, некоторые успешные реформы, которые не стыдно воспроизвести в России. Борьба с ворами – трофей.
Нельзя сказать, что до сих пор российский силовой аппарат был безоружен перед криминальными авторитетами – когда требовалось посадить вора, его сажали, и в пресс-релизе о задержании гордо писали, что у преступника при себе нашли сколько-то граммов наркотического вещества; особенности российского правоприменения позволяют сажать кого угодно, и конкретная статья 228 давно имеет репутацию народной – с ее помощью низовые силовики и зарабатывают, и выполняют свои корпоративные планы, и вообще сохраняют свою власть буквально над каждым прохожим на улице – чуть что не так, в кармане прохожего обнаружится пакетик с марихуаной. Но есть в этом что-то концептуально неправильное, когда утверждение власти государства над криминальным авторитетом возможно только с помощью мелкого государственного мошенничества, уравнивающего статусного вора с подростком, которому не повезло. Воровская иерархия давно заслуживает того, чтобы объявить ей войну всерьез, и, возможно, точкой невозврата стала судьба человека, известного под кличкой «Шакро Молодой» – он, думая, что все по-старому, вмешался в конфликт между конкурирующими силовиками, а силовики ему ответили – старик, ты уже не имеешь права вмешиваться, ты нам не равен, власти у тебя уже нет. То, что в Гулаге называли «сучьей войной», стало теперь войной силовых ведомств.
