Акция памяти жертвам теракта. Крайстчерч, Новая Зеландия. Фото: Jorge Silva / Reuters
Брентон Таррант – еще не все выучили имя новозеландского стрелка наизусть, но это вопрос времени, Андерса Брейвика тоже запомнили не сразу, и этим именам уже всегда стоять в мировой истории рядом, через запятую – белых ультраправых террористов на свете мало, поэтому их пока получается знать по именам. Но имена есть, а на слове «террорист» спотыкаешься – слишком заезженное, слишком одиозное, слишком пустое.
Забыли «негра»
Когда в русский язык пришло слово «политкорректность» (лет двадцать назад?), звучало оно в подавляющем большинстве случаев как пересказ какого-то дурацкого анекдота – оказывается, теперь негров нужно называть афроамериканцами, что за бред; эпизод фильма «Брат-2», когда герой Сергея Бодрова рассуждает, что еще в детстве усвоил, что в Африке живут негры, можно считать, как и весь фильм, программным высказыванием России, покидавшей свои девяностые – мы уже не следуем слепо западным модам, мы смеемся над ними и имеем право на этот смех. Но время шло, и смех становился все тише.
Уже в 2004 году, когда после штурма в Беслане начальник осетинского управления ФСБ генерал Андреев сказал, что среди убитых боевиков обнаружены «девять арабов и негр», последнее слово коробило – за несколько лет оно стало почти неприличным и вымылось из языка, и если поначалу хорошим тоном считалось шутить, что в Америке-то, допустим, афроамериканцы (в какой-то момент над этим словом у нас перестали смеяться, признали его), а у нас что, афророссияне? Сейчас об афророссиянах говорят всерьез, есть такое слово, а слово, например, «инвалид» тоже есть, но в сравнении с неполиткорректным прошлым оно серьезно ограничено в правах и, вероятно, рано или поздно проследует за «негром» или за «гомосексуалистом», который пока тоже остался в нашей речи, но с некоторых пор стал почти безошибочным признаком гомофобной риторики – гомосексуалистов можно только ругать, защищают – гомосексуалов.
