Фрэнсис Фукуяма: «Человеческая психология куда сложнее, чем предполагает эта бесхитростная экономическая модель»

Со времени выхода статьи «Конец истории?» в журнале «National Interest», резонанс от которой послужил поводом для написания «Конец истории и последний человек», прошло уже тридцать лет. Ее автор, бывший советолог Госдепартамента, превратился в интеллектуальную звезду, идеи которого до сих пор не дают покоя критикам западного либерализма. Между тем книга, сделавшая Фрэнсиса Фукуяму мировой знаменитостью, отнюдь не единственная у автора. Так, осенью прошлого года вышла «Идентичность. Стремление к признанию и политика неприятия» (в России ее готовится издать «Альпина Паблишер»), став уже десятой по счету. К ее созданию Фукуяму побудили события осени 2016 года: «Эта книга не была бы написана, не стань Дональд Трамп президентом США. Как и многие американцы, я был удивлен таким исходом и обеспокоен его последствиями для Соединенных Штатов и всего мира». Философ и политолог напоминает читателю, что упомянул Трампа в «Конце истории» как «пример фантастически амбициозного человека, чье стремление к признанию было безопасно вложено в бизнес (а позднее – в карьеру в индустрии развлечений). Тогда я и не подозревал, что четверть века спустя он, не удовлетворившись своими достижениями на ниве бизнеса и лаврами телезвезды, пойдет в политику и будет избран президентом». Впрочем, в своей последней книге – и в частности, в главе, выбранной нами для публикации – Фукуяма рассуждает не столько о крутых поворотах американской политики, сколько о важном тренде, определяющем развитие многих других государств.

Примерно в середине второго десятилетия XXI в. мировая политика изменилась коренным образом. С начала 1970-х до середины 2000-х годов в результате процессов, названных Сэмюэлом Хантингтоном третьей волной демократизации, число стран, которые можно отнести к электоральным демократиям, увеличилось с приблизительно 35 до более 110. В этот период либеральная демократия стала для большей части мира стандартной формой правления – если не на практике, то по крайней мере в потенции.

Параллельно с кардинальным изменением политических институтов росла экономическая взаимозависимость между странами – то, что мы называем глобализацией. Основу ее составили такие либеральные экономические структуры, как Генеральное соглашение по тарифам и торговле и пришедшая ему на смену Всемирная торговая организация. Их дополнили региональные торговые институции, такие как Европейский союз и Североамериканское соглашение о свободной торговле. В тот период темпы роста международной торговли и инвестиций опережали темпы роста мирового ВВП и считались основной движущей силой процветания. С 1970 по 2008 годы мировое производство товаров и услуг увеличилось в четыре раза, рост шел практически во всех регионах мира, а число людей, живущих в условиях крайней нищеты в развивающихся странах, сократилось с 42% от общей численности населения в 1993 году до 17% в 2011-м. Доля детей, не доживавших до пяти лет, упала с 22% в 1960 году до менее 5% к 2016-му.

Однако либеральный мировой порядок не стал благом для всех. Во многих странах мира, и особенно в государствах с развитой демократией, резко увеличилось неравенство; преимущества, которые обеспечивал экономический рост, главным образом доставались элите, принадлежность к которой определял прежде всего уровень образования. Увеличение объема товаров и денег, а также массовые переезды, связанные с экономическим ростом, вызвали деструктивные социальные изменения. Деревенские жители развивающихся стран, прежде не имевшие доступа к электричеству, вдруг оказались в крупных городах, перед экранами телевизоров или в интернете, подключаясь к Всемирной сети через вездесущие мобильные телефоны. Рынки труда адаптировались к новым условиям – десятки миллионов людей пересекали границы в поисках лучшей доли для себя и своих семей или просто из-за невыносимых условий жизни в собственной стране. Огромный средний класс, сформировавшийся в Китае, Индии и других странах, вытеснял с привычных рабочих мест представителей среднего класса развитых государств. Производства неуклонно перемещались из Европы и Соединенных Штатов в Восточную Азию и другие регионы с низкой стоимостью рабочей силы. Женщины выдавливали мужчин из экономики, где сфера услуг уверенно доминировала над остальными отраслями, а низкоквалифицированных работников заменяли «умные» машины.

Начиная с середины 2000-х годов движение ко все более открытому и либеральному миропорядку замедлилось, а затем обратилось вспять. Эта смена курса совпала с двумя финансовыми кризисами, первый из которых начался на американском рынке субстандартных ипотечных кредитов в 2008 году и привел к Великой рецессии, а второй – угрожавший евро и всему Европейскому союзу – был спровоцирован банкротством Греции. В обоих случаях политика элит привела к резким спадам, высокому уровню безработицы и снижению доходов миллионов обычных людей во всем мире. Поскольку Соединенные Штаты и ЕС были лидерами и образцами для либерального мира, эти кризисы нанесли ущерб репутации либеральной демократии в целом.