Послание Федеральному собранию. Фото: Mikhail Klimentyev / Kremlin / Reuters
Смешно вспоминать этот старый разговор – так давно все случилось. Уже после Крыма и после начала войны, но все равно в другой стране, которая была чуть посвободней этой, нынешней. Хотя эта, нынешняя, называется так же, как и та, в которой мы беседовали. Называется Россией.
Логика повествования требует продолжения: «Не знаю даже, почему я про это вспомнил» и так далее. Но это неправда, я знаю, почему, оттого и решился поделиться малозначительными собственными воспоминаниями.
Мы сидели в гостях у общего приятеля и разговаривали о происходящем вокруг. Не помню точно, что именно тогда происходило вокруг, но наверняка какая-нибудь дрянь. К тому же, мы пили чай, а это, знаете ли, настроения не поднимает.
И одна мудрая (тут иронии нет, действительно мудрая) женщина спросила:
– А вот вы когда поняли, что точка невозврата пройдена?
Я, честно сказать, вообще ничего не понял. Не понял, что она имеет в виду. Оказалось, вопрос про то, когда я для себя решил, что с этой властью дел иметь нельзя в принципе. Что надо аккуратно выстраивать собственный параллельный мирок, стараясь не превратиться при этом в пламенного революционера.
Не знаю, как вы, а я лично против революций. Предки пробовали уже, поливали обильно родную землю кровью. Ничего хорошего из родной земли после этого не вырастает.
– Наверное, после дела Pussy Riot, – подсказала она, видя, что я задумался.
Я и правда задумался. Тут ведь все непросто: на самом деле еще даже до Болотной, до 6 мая 2012-го, и тем более до «болотного дела» я принял свое маленькое решение: никогда больше не участвовать в проектах, в которых есть государственные деньги. Даже в самых благих. Никого при этом не осуждая. Не такой уж и большой подвиг, говоря между нами. Пока держусь.
Но при этом – к сожалению, не так просто найти правильные слова – и вал диких законов, которые начала производить шестая Дума, и «болотное», и дело Pussy я воспринимал не до конца всерьез. Не верилось, что это по-настоящему, хотя это было по-настоящему и моих хороших знакомых судили. Девочку, тексты которой я редактировал, судили. Но чувство нереальности этой новой реальности никуда не исчезало. Происходящее становилось обыденностью, но не успело стать нормой. Морок какой-то. Это просто не может продолжаться долго. Так не бывает. Сейчас все очнутся, сейчас все кончится.
