
Мазаччо, «Изгнание из рая»
Этот доклад обязан своим появлением ситуации 2014 года. Мое поколение неожиданно для нас оказалось тогда в очень неприятной ситуации: Россия начала войну с Украиной. И в напряженной, эмоционально перегретой ситуации люди оказались вынуждены определять свое отношение к происходящему. Непосредственно участвовать в этих событиях могли сравнительно немногие, но очень многие были прямо-таки захвачены ими и участвовали опосредованно. Мы формировали мнения, высказывались. Коммуникативное действие – это тоже политическое действие. Во всяком случае, в ситуации, когда слова влекут за собой реальные последствия. Можно было наблюдать, как люди буквально на глазах сходят с ума и начинают произносить вещи, которые еще некоторое время назад они не могли бы произнести. В той ситуации, которая уже прошла и теперь для нас является предметом рефлексии, нужно было переосмыслить политическую и моральную философию, чтобы понять: как получается, что люди соглашаются участвовать в социальном и политическом зле. Участвовать хотя бы коммуникативно. Тема стыда – одна из тем, к которым я тогда пришел в этих размышлениях.
Я начну с обращения к известной статье Ханны Арендт «Личная ответственность при диктатуре». Арендт пишет, что ее поколение пережило моральное крушение не один раз, а дважды. Первый раз – когда нацисты пришли к власти, и эта катастрофа уже более-менее осмыслена и описана. А второй раз – когда нацисты были уничтожены, и нужно было найти объяснение, что же с людьми произошло, как жители Германии смогли вернуться к мирной жизни. Как будто можно было, пережив предшествующий период нацизма, его просто забыть и не видеть в нацизме моральной проблемы для самих себя. Арендт рассматривает разные способы, с помощью которых немцы уходили от ответственности за то, что происходило в Германии. Конечно, речь идет не о прямой юридической ответственности, но о разных способах объяснить себе, что мы были ни при чем, мы пострадали больше всех и так далее. Она подробно анализирует эти способы разговоров с самими собой. Для меня здесь особенно важен вот этот фрагмент:
«Весь наш опыт свидетельствует о том, что именно члены добропорядочной части общества, не затронутой интеллектуальным и моральным переворотом первых лет нацизма, были первыми, кто ему подчинился. Они просто сменили одну систему ценностей на другую, поэтому я бы предположила, что от участия воздерживались именно те, чья совесть не работала, так сказать, на автоматизме, как будто мы располагаем набором врожденных или выученных правил, которые затем просто применяем. В отношении всякого нового опыта и ситуации уже существует готовое суждение, и нам всего лишь нужно действовать, исходя из того, что нам известно или выучено нами заранее. Они, как мне кажется, пользовались иным мерилом: они спрашивали себя, где та черта, перейдя которую, они не смогли бы жить в мире сами с собой; и они решили, что лучше не будут делать ничего, не потому что мир от этого станет лучше, но потому что только так они смогут жить дальше, оставаясь самими собой. По этой же причине, когда их пытались принудить к участию, они выбирали смерть. Грубо говоря, они отказались убивать не столько потому, что так твердо придерживались заповеди “не убий”, сколько потому, что не хотели в дальнейшем жить с убийцами, то есть самими собой. Условием такого рода суждения является не высокоразвитый интеллект и не искушенность в вопросах морали, а, скорее, предрасположенность к тому, чтобы жить с самим собой, общаться с самим собой, то есть вступать в тот безмолвный диалог, который мы со времен Сократа и Платона называем мышлением» (Арендт Х. Личная ответственность при диктатуре / пер. Романа Гуляева // Арендт Х. Ответственность и суждение. – М.: Издательство Института Гайдара, 2013. С.77–78.).
Чего боится человек, который выбирает смерть в ситуации, когда иначе нельзя избежать участия в зле? Арендт говорит, что он боится внутреннего обвинения. Она опирается на классическую традицию. Об этом говорил еще платоновский Сократ перед смертью («Апология Сократа»): лучше жить пострадавшим, чем тем, от кого кто-то пострадал, потому что внутренний голос всегда будет об этом напоминать, ты никогда не сможешь забыть о причиненном кому-то ущербе и тебе будет стыдно.
Очень интересная статья, но не согласен с формулировкой "прививка". Оккупация Крыма и война на Донбассе - большинство россиян гордятся этими событиями и их одобряют. Чувства вины или стыда не видно совершенно.
Большинство россиян, как мне вилится исходя из моего довольно ограниченного опыта общения с разнымии россиянами в разных городах, довольно наивно это воспринимают: им сказали что "вот это теперь - ваше", они и рады. Это насчёт Крыма. Страна большая, и присходящее на крайнем Юго-Западе в общем-то остаётся незаметным в других частях страны, особенно удалённых от Крыма и от Донбасса. "Прививкой" это стало для тех кто сознательно старался выстроить своё собтвенное личное отношение к этим событиям, и поэтому чувствовали именно это принуждение занимать позицию, высказываться и т.д.
Спасибо за интересную статью!
Хотелось бы прокомментировать.
Все же мне кажется, что Сартр и Соловьев (а также Арендт) писали о разных формах стыда.
И у Аренд, и у Соловьёва речь, как мне видится, идёт о стыде как результате этического отношения человека к самому себе, как результате работы совести, с которой, на самом деле, не так уж и легко договориться, если она есть (тут я с автором не согласна).
Сартр же описывает более глубинный, более иррациональный пласт психики, когда человек испытывает стыд просто за то, что открыт чьему-то взгляду и обнаруживает, что, будучи субъектом для себя, для другого он лишь объект, и с этим ничего не поделаешь.
Нечто похожее и в отношении воображаемого взгляда Другого, о котором говорит Лакан. Мне кажется, человек здесь испытывает стыд как тревогу от несовпадения ощущения себя и образа себя, в который он помещён Другим. Этот образ и есть моя интроецированная концепция себя, но я как бы все время в неё не умещаюсь и с ней не совпадаю, что вызывает постоянное чувство тревоги и смутного стыда. И если вдруг какой-нибудь условный «милиционер» (субъект власти) показывает мне то, как он меня видит, я тут же теряюсь: а вдруг он видит во мне то, чего не вижу я. Подчинение, вероятно, позволяет справиться с тревогой за счёт присоединения к голосу власти, но ощущение, что «это отвратительно, невыносимо, я не хочу с этим иметь ничего общего» рождает стыд. И, наверное, это как раз стыд другого порядка - стыд за то «животное», которое ради самосохранения предало само себя.
Примерно так мне это видится.
И кстати, есть ведь ещё такой феномен как «испанский стыд». Его природа тоже довольно любопытна. Мы можем испытывать стыд, когда кто-то делает нечто, что "отвратительно" и "невыносимо", и мы не хотим иметь с этим дело, но при этом смутно ощущаем, что это нечто каким-то образом относится к нам.
Спасибо за подробный отзыв!
Я с трудом понимаю, что такое "испанский стыд". И я не мог говорить "стыде" во всём его многообразии, и взял только одну тему, - ту, которая связанывает стыд с проблемами социального зла, "банального зла" и т.д.
Мне кажется, "испанский стыд" - это когда, например, ваш друг начинает внезапно воспроизводить штампы телепропаганды в какой-нибудь дружеской беседе, и вы понимаете это: что ваш друг вовсе не какой-то убежденный путинист и крымнашист, а вроде хороший человек, но вот в нем явился тот отвратительный Другой. И вам стыдно за него. И хочется, чтобы этого разговора вообще не было и чтобы он не сказал всех этих глупых вещей, чтобы не вылезало это животное.
«Испанский стыд» я испытываю всякий раз, когда вижу в телевизоре, как ведут себя ведущие того или иного политического ток-шоу.
псалом 1 : "Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, и на пути грешных не ста, и на седалищи губителей не седе" - вот другое определение "испанского стыда" (1й раз слышу о таком термине :) ). Ну в данном случае от противного, как рецепт его не испытывать. То есть - не смотреть телевизор, к примеру))).
Вообще вся статья в иных терминах описывает то, что в святоотеческой традиции определяется как "осознание собственной греховности". То есть, чем в большей степени повреждена грехом наша божественная природа, тем больший стыд мы испытываем перед своим истинным божественным Я (за наличие этого повреждения, то есть за грехи). При этом есть одна разновидность греха, гордыня, которая препятствует осознанию нами своей греховности. Соответственно, тогда нет и ощущения стыда.
Ну как-то так...))