Самая простая сюжетная линия здесь — девелоперская. Кто держал в руках журнал «Сторожевая башня» или «Пробудитесь» (оба теперь запрещены в России, и оба распространяются подпольно — как в каком-нибудь 1952 году), тот помнит фотографии поселка Солнечное под Петербургом, там иеговисты купили бывший пионерлагерь и устроили свой утопический городок; двадцать лет назад на картинках это выглядело прямо очень не по-нашему, сейчас, наверное, привычнее, но это уже не имеет значения. Последние полтора года Солнечное — это уже не «Управленческий центр свидетелей Иеговы в России», а территория петербургского кардиологического центра имени Алмазова. Престижный пригород, свежий воздух, природа — да, наверное, неплохое место для реабилитации после сердечных операций, но дело даже не в этом. Огромный коттеджный поселок в городской черте Петербурга на берегу Финского залива — можно вообразить, сколько это стоит, а с учетом, скажем так, историко-географических пристрастий нынешних хозяев России эту конкретную землю можно назвать бесценной, и мы примерно представляем себе, как должны загораться их глаза при виде бесценной земли, да? Но нет — там не сделали ни поместье «Роснефти», ни очередное издание кооператива «Озеро», ни даже выставку «Россия — моя история» (если считать, что по духовной части «у них» — митрополит Тихон), нет — национализированный городок иеговистов отдали под санаторий для сердечников, и тому же алмазовскому центру передали зал иеговистских конгрессов в Петербурге в районе Черной речки, и это такое прямо интересное решение, показательное, как будто включилась какая-то советская память с инстинктом нестяжательства, пробудился внутренний Дзержинский, который сказал, что отобранную у врагов недвижимость нужно переоборудовать под здравницы. Центру Алмазова, бесспорно, повезло, но повезло и тем, кто ищет причины государственной атаки на свидетелей Иеговы — мы видим, что нет оснований думать, будто все это затеяно, чтобы какой-нибудь товарищ майор или товарищ митрополит присвоил себе немалое и недешевое имущество разгромленной организации, то есть дело совершенно точно не в недвижимости.
Самая смешная сюжетная линия — богословская. Об отношении иеговистов к Христу второй век пишутся труды, там, что называется, все сложно — Христа они признают, но Богом не считают; в их переводе Библии (теперь это в России тоже запрещенный экстремистский текст) Иегова воскресил Христа, но только потому, что Христос на земле исполнял волю Иеговы. Как к этому относиться христианам — конечно, вопрос, и самый авторитетный христианин (он же христианин?), у которого на этот вопрос есть ответ — Владимир Путин, заявивший однажды на заседании Совета по правам человека, что «свидетели Иеговы — тоже христиане». Более весомого официального мнения по поводу того, как соотносится вероучение свидетелей Иеговы с христианством, в России нет. Путин сказал, что они христиане, вопрос можно считать закрытым.
Наконец, самая трагическая сюжетная линия — репрессивная. Получивший шесть лет за принадлежность к этой религиозной организации лидер ее томского подразделения Сергей Климов — уже не первый в современной России иеговист, отправившийся в тюрьму за свою веру. Совсем недавно, этой осенью, в Саратове на реальные (но меньшие, чем в Томске — от двух до трех с половиной лет) сроки осуждены шестеро свидетелей Иеговы, то есть формальная ликвидация и разгром организации — пройденный этап, пришло время персональных репрессий, и понятно, что на фоне более актуальных политических судов околорелигиозные новости кажутся не очень шокирующими, но попробуйте произнести это вслух: в России 2019 года люди получают реальные тюремные сроки за веру.
Можно предположить, что эта тема потому и не будоражит общество, что она как бы выпадает из всей системы представлений о том, как сейчас устроена Россия — и с точки зрения критика власти, и с точки зрения лоялиста уголовное преследование только за религиозные воззрения — это слишком, так не бывает, это похоже на бред, поэтому и на заголовки не хочется кликать, и в новости не получается вчитываться. Возможно также, что от тех (сейчас понятно, что очень кратких и, в общем, случайных) времен, когда иеговистов никто не трогал, осталась не лучшая их репутация — навязчивые, странные, в двери квартир стучались со своими журналами, на улицах приставали, а если кто ими интересовался, тот очень быстро превращался в скучного набожного долдона, с которым и говорить не о чем, и вообще лучше от него держаться подальше — вдруг укусит. Здесь напрашивается слово «секта», их и называют сектой почти официально, но, может быть, как раз именно сейчас, когда за принадлежность к ним начали сажать, с этим ярлыком стоит быть гораздо осторожнее, чем двадцать лет назад. Было время, когда в каждом ДК вплоть до самых глухих райцентров собирались какие-нибудь странно молящиеся люди, и главные сектантские бренды той эпохи — Мария Дэви Христос или там Виссарион, — это все-таки и тогда была лютая экзотика, в большинстве случаев в советских ДК люди все-таки читали Библию, которую им в наши полудикие постсоветские края привозил очередной иностранный миссионер — вон как тот датчанин-иеговист, который, как можно догадаться, теперь тоже сидит в тюрьме (сначала в Орле, теперь в Курской области). Истории о людях, уходивших ради сект из семей, продававших квартиры, чтобы отдать деньги сектантам, бросавших работу — это неотъемлемая часть российского городского фольклора девяностых, и сейчас трудно сказать, какие из тогдашних «апостольских», «истинно-христианских» и прочих преимущественно протестантских церквей действительно имели признаки деструктивных сект, а какие были просто неканоническими христианскими общинами. В какой-то момент оказалось, что сектантский ярлык в равной мере относится ко всем, кто не Русская православная церковь и не примкнувшие к ней католики (которые нам, конечно, не братья, но и сектой их вообще никак не назовешь). По мере наведения в России порядка службы в ДК сошли на нет, миссионеры уехали, городские легенды поутихли — и только против иеговистов начался полноценный государственный террор.
Не считаясь вообще ни с чем, в том числе с тем, как это все выглядит, российское государство грабит их, сажает, запугивает, оно объявило их экстремистами, фактически поставив вне закона. Ученики воскресных школ и вообще широкий круг интересующихся лиц — если вам по молодости лет или по недостатку воображения трудно представить себе, как выглядел антихристианский террор в первые годы советской власти или в хрущевские времена — присмотритесь к тому, что творится сейчас с иеговистами. Любая вера чего-то стоит только в том случае, если ты готов идти ради нее на жертвы. И иеговисты вдруг оказались единственными, по поводу чьей веры нет никаких сомнений — они не отказываются от нее, даже если им это стоит свободы и сломанных жизней. Их вероучение может казаться еретическим, но это слабое утешение для тех, кто называет себя сегодня в России православными христианами — ни у кого из российских православных христиан сегодня нет такого опыта, как у иеговистов, и если православный сегодня скажет, что готов пойти за свою веру на смерть или хотя бы в тюрьму, эти слова не подкреплены вообще ничем. В положении гонимых, в положении преследуемых за веру, в положении ранних христиан или советских новомучеников сегодня — именно иеговисты. Мы не знаем, чем руководствуется российская полицейщина, преследуя именно их (ладно Запад, ладно Украина — авторитарный Казахстан вообще никак не препятствует иеговистам, они там свободно молятся и распространяют свои журналы; в диктаторской Белоруссии на них ворчат с трибун, как у нас в девяностые, но не более того — ни запретов, ни тюрем). Наверняка чем-то иррациональным — может, Матронушка явилась, может, условный Патрушев сберег из семидесятых антииеговистскую брошюрку для служебного пользования, и однажды ее перечитал и ужаснулся, может, какой-нибудь старец нашептал что-то невнятное, а переспрашивать было неудобно, начали сажать. Бог весть. Но по факту выгодоприобретателем гонений на иеговистов оказалась именно Русская православная церковь именно как главная и почти государствообразующая духовная институция — не по своей воле, конечно; когда свобода совести оказывается ограничена полицейскими мерами, те верующие, которых репрессии не касаются, автоматически превращаются в тех, кому позволено веровать — а это самое унизительное для верующего. Репрессии против иеговистов унижают все «традиционные» российские конфессии, делая их соучастниками преследования за веру, распинателями Христа. Это самая позорная страница духовной истории постсоветской России. Каким бы еретическим ни было вероучение иеговистов, полицейская борьба с ним — чистый и беспримесный сатанизм.
