Алексей Навальный. Фото: Evgenia Novozhenina / Reuters

Алексей Навальный. Фото: Evgenia Novozhenina / Reuters

За последние 100 лет ни одна смена режима в России не была осуществлена в результате выборов, ни один правитель не лишился власти потому, что его не избрали, и ни один правитель не пришел к власти потому, что победил на выборах. Наоборот, победа на выборах всегда была следствием ранее случившегося фактического перераспределения власти. Нет никаких оснований полагать, что завтра это будет выглядеть как-то иначе, чем вчера.

Как следствие, которое одновременно является и причиной, в России отсутствует электоральная культура. Здесь много голосующих, да мало избранных. Это значит, что население не связывает стремление к переменам (или наоборот – стремление ничего не менять) с той или иной электоральной стратегией. То есть, голосуя, люди, как правило, не увязывают ни само это действие, ни свой персональный выбор с ожиданиями реальной смены власти. Они не верят, что таким образом можно кого-то заставить отказаться от власти или, наоборот, привести к власти.

Люди убеждены, что реальные перемены во власти наступают вследствие действия каких-то иных факторов. Поэтому в лучшем случае голосование в России – это способ выражения отношения к власти, в худшем – ритуал, смысл которого большинству участвующих в нем остается недоступным. Тех, кто искренне верит, что его выбор что-то решает, что его участие в голосовании приведет к реальным политическим изменениям, и поэтому относится к выборам серьезно, в России ничтожно мало, что не позволяет пока рассматривать выборы как эффективный механизм обновления политической элиты и разрешения межэлитных конфликтов.

Плебисцит или анти-плебисцит?

Выборы в России – это о другом. Как правило, они являются формой плебисцита о доверии власти, проводимого самой же властью. В отдельных случаях она вообще «приватизирует» избирательный процесс, рассматривая выборы как один из мобилизационных механизмов. В большинстве случаев они являются для власти «нежелательным политическим явлением», которое, тем не менее, нельзя по закону таковым признать. Конечно, власти было бы проще вообще обходиться без выборов, но они стали частью «культурного наследия», от которого не так просто избавиться, хотя бы чисто психологически. Выборы пока нельзя «отыграть», поэтому их приходится «обыгрывать».

Как это ни парадоксально, оппозиция действует в том же ключе. Только если власть стремится превратить выборы в плебисцит, оппозиция хочет сделать из них «анти-плебисцит» – референдум о вотуме недоверия власти. Выборы для оппозиции – это не способ завоевать власть, а повод доставить действующей власти неудобства: настолько большие, насколько ситуация позволяет. Все разнообразие электоральных стратегий оппозиции пока сводится к мысли о том, как бы поизощреннее испортить власти ее «электоральный праздник».