Под политикой идентичности, как правило, понимают борьбу отдельных групп за общественное признание и защиту своих прав. Эти группы формируются по какому-то заданному признаку или набору признаков: гендер, сексуальность, вероисповедание, этничность, возраст, состояние здоровья, внешность, потребительские практики. Еще одной особенностью является то, что сами эти признаки трактуются как основанные на определенном опыте угнетения. «Травма определяет гендерную идентичность», – пишет Марта Махоуни, подразумевая при этом, что для феминизма политики идентичности (а существуют и другие феминизмы) быть женщиной означает прежде всего быть угнетенной сексизмом и патриархатом, в то время как быть мужчиной означает осуществлять свою власть в отношении женщин. То есть само понимание гендерных идентичностей сводится к довольно редукционистски представленным отношениям власти, в которых можно быть либо угнетенной, либо угнетателем, без каких бы то ни было полутонов и переходов. Таким образом, здесь всегда идет речь о стабильном разделении ролей между жертвами и насильниками. Поскольку при этом речь всегда идет о ситуации конкретных групп, то и предъявляемые в этой логике требования носят, как правило, партикулярный, а не универсальный характер, то есть они касаются вопросов, связанных не с общественно-политическим устройством в целом, а с заботой о правах отдельных групп.
В США о политике идентичности как об отдельном феномене начали говорить в конце 1980-х, то есть чуть более 30 лет назад. И за это время она стала одной из центральных осей в формировании политических дискурсов и воображения, причем не только на Западе, но и в глобальном масштабе. Сегодня вокруг этого понятия и его оценки ведутся многочисленные споры, политика идентичности критикуется, отстаивается, ей ищут альтернативы, в ней видят угрозу и одновременно надежду на прогрессивные перемены в обществе. В данном же тексте предлагается рассмотреть историю и контекст возникновения этого феномена, составить его критическую генеалогию, которая поможет лучше разобраться в его устройстве и производимых им эффектах. А заодно понять политику идентичности не как логически обусловленную и исторически неизбежную, но как до некоторой степени случайный результат столкновения различных обстоятельств и сил.