Александр Петриков специально для «Кашина»

Из краеугольных мифов коллективного Ельцин-центра самый неприличный – о том, что Борис Николаевич не цеплялся за власть и честно ушел, когда вышел срок. Это опровергается даже формально – срок у Ельцина выходил только летом 2000 года, но ждать до лета было никак нельзя. Волшебный рейтинг преемника, ставший главным политическим феноменом 1999 года (и, как мы узнаем позже, определивший будущее России на два десятилетия вперед), мог по какой-нибудь причине не сохраниться до лета – шла война, неясно было с экономикой, черных лебедей никто не отменял (и «Курск» это в свое время наглядно продемонстрирует). К тому же не было никакой гарантии, что здоровье позволит Борису Николаевичу допрезидентствовать до лета, надо было спешить – они и спешили, и ценность сменяемости власти в этом сюжете была, ну, не на первом месте.

Но стоит отметить, что в самом по себе желании удержать власть нет ничего криминального. Отечественная политическая традиция основана на пожизненном царствовании и предшествующей ему узурпации, более того, никакой более эффективной управленческой модели в России не было ни в монархические времена, ни в коммунистические, и желание Владимира Путина остаться у власти до гроба – объяснимо, оправданно, разумно.

Но, поскольку говорить вслух об этом неприлично, придумали более мягкую версию – что Путин не хочет быть хромой уткой, поэтому настоящие свои транзитные планы намерен скрывать как можно дольше, а потом все-таки подберет преемника и уйдет. На что-то такое намекнул даже сам Владимир Путин в своем последнем интервью Павлу Зарубину – и вот давайте совершим самое тяжкое языковое преступление и назовем то интервью не последним, а крайним, потому что этот камрадизм здесь будет уместен как никогда.