Фрагмент обложки книги маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году». Фото: wikipedia.org
«Из книг о России, вышедших в новейшее время, самая гнусная есть творение подлеца маркиза де Кюстина… Ваше превосходительство, заставьте за себя вечно бога молить! Испросите мне позволение разобрать эту книгу… Ради бога, разрешите, не посрамлю земли русския! Что не станет в уме и таланте, то достанет пламенная моя любовь к государю и отечеству!»
С тех пор как в августе 1843 года управляющий III отделением генерал Дубельт прочитал это послание Николая Греча (позволение, разумеется, было дано), кто только ни пытался разобрать и опровергнуть сочинение маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году». Брались за перо бескорыстные отечественные литераторы, подряжались коренные французы; находили массу фактических ошибок в тексте маркиза, намекали на предосудительные сексуальные пристрастия в его личной жизни. Все впустую. Пролистав несколько страниц очередного критического опуса, посетители французских книжных лавок клали его обратно на полку, а де Кюстин тем временем подсчитывал барыши: только за первые два года разошлось 200 тысяч экземпляров этой «ужасающе, даже позорно недостоверной», как назвал ее Джордж Кеннан, книги.
Если дело не в достоверности, то в чем же секрет такой фантастической по тем временам популярности? В контексте самой эпохи.
Угроза с Востока и граница по Рейну
В 1830-х общим местом французской публицистики стала «угроза с Востока»: Россия с ее «цивилизацией сабли и дубины», неустанно готовящая завоевательный поход в Европу. Причины грядущего нашествия назывались самые разные, включая климатические. «Узнав о существовании иной жизни, разве не возжелает он [русский народ] зажить этой жизнью в краях более теплых? Кто же сможет тогда противостоять его напору?» – вопрошал Жак Ансело. «Грубый, воинственный, отсталый Север, движимый инстинктивной потребностью, обрушится всей своей мощью на цивилизованный мир и навяжет ему свои законы», – предупреждал читателей журнал «Revue du Nord». Алексис де Токвиль (на успех «Демократии в Америке» которого равнялся де Кюстин) даже предлагал в этой связи поддержать «объединение всех германских племен, с тем чтобы с помощью их мощи противодействовать царю». Но главной страховкой от нового нашествия варваров была, по мнению французов, «естественная граница» по Рейну. На 1839–1841 годы как раз пришелся пик «Рейнского кризиса»: требование «вернуть» отобранное Венским конгрессом 1815 года левобережье, когда-то завоеванное Наполеоном, стало во Франции абсолютным политическим мейнстримом.
