Почему на россиян напал пессимизм?

Страшные сценарии окончательной деградации российской экономики, которыми пугают аналитики, вряд ли реализуются мгновенно. Но то ухудшение, что мы наблюдаем, – это, безусловно, повод задуматься, переключить внимание с нашей роли в мировой политике на то, что происходит у нас самих. Проблема состоит в том, что в России примерно в конце прошлого года сошлись три проблемы: экономическая (спад покупательской активности), психологическая (пессимизм относительно перспектив родины) и управленческая (неточная статистика, которая приводит к непониманию властями реальных проблем). Если в нашей стране в конце концов не появится хотя бы какой-то план развития – не только нашего общества и государства, но и нашей экономики, – то страшные сценарии действительно могут реализоваться.

 Индекс покупательской активности

Источник: Ромир, Romir Scan Panel, 2008–2014

У нас есть панель домохозяйств, фиксирующих все свои покупки. С момента запуска этой панели, с 2008 года, мы видели, что каждый следующий месяц, опережая инфляцию, люди все больше и больше тратили на товары повседневного спроса – не просто в денежном исчислении, а в объеме покупок. Это говорило о том, что у россиян, проживающих в городах (особенно это было видно в мегаполисах), повышалось благосостояние, качество жизни. Да, были какие-то колебания, связанные с кризисами, но все равно каждый месяц наблюдался рост относительно предыдущего периода с учетом сезонных колебаний в ряде товарных групп. Также наблюдался рост относительно аналогичного периода прошлого года. 

Так было на протяжении всех семи лет наблюдений. Но в октябре 2013 года этот рост остановился. С этого момента что-то стало происходить в нашем среднероссийском домохозяйстве. 

Здесь я вынужден заметить, что мы исследуем домохозяйства в городах с населением 100 тысяч жителей и больше и исключаем из рассмотрения ту часть населения, которая живет в малых городах и сельской местности, а это половина наших сограждан. Там ситуация, с одной стороны, намного хуже, а с другой – там люди никаких иллюзий не питают. Есть такая цифра, которая не меняется уже много лет, – у нас 40% трудового населения половину продуктовой корзины обеспечивают себе сами: это свой огород, дачи, рыбалка и охота. И это, с одной стороны, страшная цифра, а с другой – в этом есть наша продовольственная безопасность. 

Так вот, даже те горожане, чей уровень потребления рос много лет, перестали его наращивать. График впервые не растет относительно прошлого года, а фактически совпадает с ним. Более того, в январе – апреле он идет даже ниже прошлого года и только в мае поднимается. Но мы не должны забывать, что показатели приведены в денежном исчислении – уберите инфляцию, и можно констатировать, что с октября люди на корзину товаров первой необходимости тратят на 10% меньше, чем год назад. Даже на тех рынках, которые мы не так подробно измеряем – автомобили, товары для ремонта, мебель, – похожая ситуация. 

Объяснений очень много. Где-то произошло насыщение рынка, как, например, на рынке автомобилей. Но когда мы говорим о товарах первой необходимости, откуда спад? 

Наши данные по инфляции с 2011 года начали серьезно расходиться с официальной статистикой. Инфляцию в 2013 году Росстат огласил – 6,5%. А мы фиксируем конкретные траты домохозяйств, и, как мы ни считаем, у нас инфляция всяко получается больше 10%. Причем этот разрыв нарастает, и, соответственно, те компенсации, которые рассчитываются по официальной инфляции, перестают покрывать разницу между реальным ростом стоимости товаров и снижением доходов населения. 

Глобальный индекс экономической надежды

Источник: Gallup International/WIN, Ромир

Так было до 2011 года. Я думаю, что это основная причина нашего развития – люди верили в то, что нас ждет чуть более светлое, чуть более сытое будущее. Но с 2011 года все больше и больше стал нарастать пессимизм. 

Объяснений здесь много. Я думаю, что сказывается некая усталость. Как ни странно, в ряде стран реально выросло благосостояние, и люди начали думать не только о выживании, не только о гомеостазе, но и, подняв взгляд, начали смотреть вперед и – не видя ориентиров, не видя целей – скатываться во все больший пессимизм. В России такого пессимизма, что мы зафиксировали в 2014 году, не фиксировали никогда, – минус 43%. Это разница между долей тех, кто видит будущее светлым, и тех, кто видит его нерадостным. И она нарастает. Даже в кризисы, когда мировая экономика и благосостояние людей подвергались мощным ударам, пессимизма не было. И я бы связывал это явление не с политикой, а именно с тем, что большинство людей выживших (а ведь многие находятся просто на грани выживания) в самом деле не видят ответа на простой вопрос: куда мы идем? На мой взгляд, наличие даже самого плохого плана лучше, чем отсутствие какого бы то ни было плана. А у властей, как мне кажется, такого глобального плана нет. 

В остальном мире пессимизм нарастает наиболее стремительно в странах с очень высоким уровнем жизни – во Франции, США. Странная тенденция: чем выше уровень жизни, тем больше у людей вызывает беспокойство их будущее. Но есть одно исключение – есть группа стран с очень высоким уровнем жизни, которые с оптимизмом смотрят в будущее. Это страны Скандинавии. Вот пожалуйста, модель общества, которую можно приспособить к нашим условиям. 

Пересечение трендов 

Все три описанных выше негативных тренда пересеклись, по нашим данным, в октябре 2013 года. Инфляция нарастала, а выплаты от государства значительной части населения недостаточно увеличивались, поэтому люди стали беднеть и меньше покупать. На это наложился всплеск пессимизма. Насколько долгосрочной будет такая тенденция, непонятно. Пока я не вижу причин для ее изменения, хотя всплеск в мае вселяет оптимизм. 

К сожалению, у нашего государства, насколько я вижу, план по выходу из сложившейся ситуации отсутствует. Мне кажется, отчасти это вызвано непониманием, как строить экономическую стратегию в условиях для многих непривычного рынка (давайте не будем забывать, что на данный момент большая часть россиян родились еще в СССР и к рынку вынуждены были приспосабливаться). 

Почти половина нашего населения, в основном в малых городах и сельской местности, находится в зоне отсутствия рынка и из этой зоны уже не выйдет. Они как-то к ней приспособились, и ряд производителей находят к ним ключи, самый яркий пример – тот же «Магнит», который не побоялся работать в этой зоне. Но ждать, что там у людей что-то поменяется в мышлении и душе, не стоит. 

Другая, наиболее активная часть, проживающая в крупных городах, смогла адаптироваться, найти и пройти путь рыночного обучения. С ними работать проще – их поведение совпадает с поведением потребителей Центральной и Восточной Европы. 

Но мы видим, что на рынок выходит третий тип – молодежь. Их поведение непонятно вообще никому – и нам, и нашим коллегам-исследователям на Западе. Это совершенно новое поколение, которое лишено всяких стереотипов и сметает все представления о классическом маркетинге, живет совершенно в другом информационном пространстве и по другому формирует свои навыки и свои цели. Мы присутствуем буквально при рождении нового типа потребителя. 

Эти три группы настолько разнородны, что если ты не понимаешь, на кого ориентируешься, то четко обречен на провал. А если понимаешь, то в наше интересное время неизбежно будешь успешен.