Что такое доктрина «мягкой силы» и почему Россию ждет провал

Россотрудничество и МИД планируют до конца лета представить президенту Владимиру Путину проект «Комплексной стратегии расширения гуманитарного влияния России в мире», построенной на доктрине «мягкой силы». Агентство под новый комплексный подход хочет попросить и побольше денег, тем более что украинская ситуация и резкое ухудшение отношения к России в мире создали для этого благоприятную атмосферу. С тем, что улучшать имидж России за рубежом необходимо, мало кто станет спорить. Вот только для успеха России не хватает самой «малости»: доктрина «мягкой силы» требует мощи, сопоставимой с мощью США. 

О своей репутации Россия задумывалась давно, особенно после прихода к власти Владимира Путина. Однако политика в отношении Украины не просто ухудшила имидж, а превратила Россию, в понимании мирового сообщества, в источник угроз, а ее политику сделала непредсказуемой и требующей «сдерживания». Вчера Pew Research Center опубликовал данные исследования, указывающие на значительный рост негативного восприятия России среди стран Западной Европы и США, в меньшей степени – среди стран Азии, Африки и Латинской Америки. Кстати, стоит вспомнить, как Путин пытался апеллировать к европейским и американскому народу в обход западных элит с надеждой добиться понимания его решения присоединить Крым. Судя по всему, это обращение не услышали либо не поняли. Москва столкнулась с новым вызовом: полным неприятием тактики Кремля на мировой арене при значительном росте негативного эмоционального фона в отношении к России. Тут-то и пришло время попросить денег на исправление ситуации.

Пиарщики хорошо знают: для того чтобы продать идею клиенту, она должна быть прежде всего красивой и при этом желательно не очень понятной. Кажется, именно это и происходит в России с популярной в МИДе доктриной «мягкой силы», описанной впервые американским политологом Джозефом Наем в 1990 году и так понравившейся кремлевским технологам. Привлекательность этой доктрины для Путина лично, вероятно, состоит в том, что она так просто позволяет закрывать глаза на истинные причины растущего недоверия к России в мире (падение авторитета и экономическая деградация) и прикрывать это понятиями благородного отказа от «жесткой силы» (которую мы просто себе позволить не можем). На самом деле доктрина «мягкой силы» – привилегия, которая на сегодня – неподъемная роскошь для российской дипломатии.

Для реализации доктрины «мягкой силы» страна должна располагать такими ресурсами (экономическими и военными, а также репутационными), которые позволят говорить о наличии у нее этой самой «силы». «Мягкая» сила – это способность добиваться желаемого на основе добровольного участия союзников, а не с помощью принуждения или подачек», – писал Джозеф Най в статье «Мягкая сила и американо-европейские отношения» в 2004 году. Най говорил о трех источниках «мягкой силы», анализ которых может легко прояснить, в какой степени этот инструментарий доступен для Кремля.

Итак, источник первый: способность формулировать во внешней политике цели таким образом, чтобы без угроз и поощрений привлечь к их реализации союзников. Речь идет о легитимности внешней политики в мировом сообществе. Каковы бы ни были внешнеполитические шаги США, в целом в развитом мире, что бы об этом ни думал Путин или антиамериканские элиты других стран, они пользуются высокой легитимностью и за исключением отдельных случаев (например, бомбардировки Ирака, что нельзя назвать проявлением «мягкой силы») не ставятся под сомнение американскими союзниками. Тут важно отметить и другой аспект. Легитимность внешней политики должна быть настолько фундаментальной в своей основе, что позволяет удерживать устойчивый круг союзников из наиболее экономически сильных и политически развитых государств. Яркий пример – Североатлантический альянс.

Теперь посмотрим, как обстоят дела с этим у России. Легитимность внешней политики России в последние годы катастрофически снижается. Какие инициативы Россия за время правления Путина предложила миру? Их было на самом деле немного. Масштабных, претендующих на конструирование новой реальности, было всего три: это единая российско-европейско-американская ПРО (проигнорирована мировым сообществом), концепция энергетической взаимозависимости между Россией и ЕС (обмен активами; провалена на фоне газовых войн) и, условно назовем, доктрина расширенного суверенитета, подразумевающая набор традиционных для Кремля внешнеполитических официальных и неофициальных «ценностей» и приоритетов, как то: «традиционная зона влияния» (постсоветское пространство), невмешательство во внутренние дела, многополярность (долой США как мировой гегемон) и т.д.

Путин, по сути, предлагал Западу своего рода сделку: готовность во внешней политике разделить общие интересы и угрозы в обмен на сохранение за ним права самостоятельно и без постороннего влияния решать вопросы, имеющие жизненно важное значение для будущего российской государственности. Реальность состоит в том (и Путин неоднократно это признавал публично), что Запад оказался не готов принимать предложения России, не готов принимать Россию как полноправного представителя развитого мира, как полноценный субъект мировой политики, имеющий морально-политическое право на собственные амбиции. В общем, источник «мягкой силы» в виде легитимности внешней политики у России весьма и весьма сомнительный. И это еще до начала украинского кризиса и присоединения Крыма. Единственный ресурс, который есть у России сегодня в этом контексте, – это предоставление крупному транснациональному капиталу возможности поучаствовать в большом русском бизнесе быстрых прибылей. И только западный крупный капитал и есть наш пока единственный и истинный союзник.