Из-за событий на Украине Запад принимает против России все новые и новые пакеты санкций, но российское общество пока не видит в этом для себя никакой опасности. Санкции воспринимаются как небольшая неприятность, которую совсем нетрудно пережить, а вреда от них Западу будет чуть ли не больше, чем самой России. У нас в Иране, живущем под западными санкциями уже 35 лет, первое время тоже господствовали похожие настроения – мол, не страшно, переживем как-нибудь. И действительно пережили: ни иранский режим, ни сам Иран никуда не делись, но за эти годы санкции создали в стране такое количество проблем, что игнорировать их не могут даже самые антизападные представители иранского руководства, а иранское общество давно растеряло былой энтузиазм и не понимает, зачем мучить самих себя этим противостоянием.

Кирпичики изоляции

На Исламскую республику Иран первые санкции были наложены сразу после революции 1979 года и печально известного захвата посольства США. Американцы запретили своим гражданам и компаниям вести бизнес в Иране (включая совместные предприятия), в том числе и в нефтегазовой отрасли. Санкции грозили и предприятиям третьих стран, нарушавшим эмбарго.

Постепенно был введен запрет для международных организаций на выдачу любых кредитов Ирану, на продажу оружия и любую финансовую помощь (в 1980-х Иран был втянут в кровавую ирано-иракскую войну). В 1990-е Америка недвусмысленно дала понять, что любая иностранная компания, инвестировавшая значительные суммы в иранскую нефтяную индустрию, будет серьезно наказана, – включая запрет на американские кредиты, импорт, получение лицензий на экспорт, банковские операции, необходимые для торговли и тому подобное. С 2000-х годов санкции против Ирана подавались мировому сообществу под соусом борьбы с иранской ядерной программой, якобы угрожавшей безопасности всего мира.

Во время краткой оттепели в годы президентства Хатами (1997–2005) санкции начали смягчать. Иран получил возможность импортировать лекарства и медицинское оборудование и экспортировать свои ковры и икру. Но то была капля в море. При президенте Ахмадинежаде отношения вновь резко обострились. Настолько, что США пошли на беспрецедентные меры: Вашингтон заставил Евросоюз отказаться от импорта иранской нефти. С середины 2012 до начала 2014 года ежедневный экспорт нефти из Ирана сократился с 2 млн баррелей до 1 млн. Да и эту нефть вывозили с трудом: ведь страховать иранские танкеры не желала теперь ни одна из мировых страховых компаний. Отключение Ирана от системы SWIFT, через которую проходят международные банковские переводы, стало еще одним элементом блокады. В результате были ослаблены и другие сектора экономики, в том числе и достаточно успешная (в региональных масштабах) автомобильная промышленность Ирана.

Дело привычки

Как повлияли санкции на общее настроение иранцев? На первых порах реакция населения сильно напоминала нынешнюю реакцию многих жителей России: «Да плевали мы на их санкции! Сами себя всем обеспечим и прекрасно проживем. А нам все равно!» В обществе царила эйфория от возможности показать Западу кукиш – и это несмотря на объективные сложности: недавняя революция, потом затяжная война, страну надо восстанавливать, а тут еще и санкции навалились. Однако народное воодушевление поначалу позволяло игнорировать очевидные негативные последствия.

По мере увеличения количества санкций к ним привыкали. Мол, годами живем – и ничего. Ну, запретили еще что-то – найдем способ выжить, уже делали это не раз. Однако в долгосрочной перспективе последствия изоляции стали куда заметнее. Эйфория прошла, появилось первое недовольство. Пока еще робкое – ведь иранское правительство держало народ в ежовых рукавицах. Но и в рядах властей предержащих постепенно начинались пререкания по поводу внешней политики.

Нараставшие санкции становились все более тяжелым бременем для экономики. Но их последствия скорее чувствовались на микро, а не на макроуровне. То «Боинг» старый разобьется из-за нехватки американских запчастей, то больные умирают из-за недостатка лекарств от рака.

Правда, под давлением санкций Иран принялся развивать собственную военную промышленность, стал вкладываться в серьезные научные разработки, добившись неплохого прогресса в этой области. Иранские аналоги некоторых западных лекарств не уступают оригиналам, а иранские хирурги проводят сложнейшие операции. И даже атомная энергетика развивается, несмотря на давление Запада.

И все же. Прекрасно обученные в Иране специалисты пользовались любой возможностью уехать за рубеж. Экономическая изоляция не давала им реализовать себя в родной стране. Талантливым предпринимателям легче было переместить бизнес в другую страну региона, не отрезанную от мировой банковской системы. Инвесторы тоже долго обходили Иран стороной, опасаясь, как бы санкции не закончились военными действиями со стороны США. Так продолжалось много лет, и положение отнюдь не способствовало развитию страны, несмотря на ее огромный потенциал.

Добрались до нефти

У экономик России и Ирана есть важное сходство: благополучие обеих держится на экспорте нефти и газа. По большей части и иранцам, и нам западные санкции и впрямь не страшны. Они способны создать сложности в определенных областях жизни населения, но были бы доходы от нефти, а обходные пути купить и достать нужное найдутся. По-настоящему обеим нашим странам угрожает только одно: резкое ограничение возможностей для продажи углеводородов за рубеж.

Это и произошло с Ираном при президенте Ахмадинежаде. Его знаменитые слова о том, что «санкции – просто рваный листок бумаги», иранцы сейчас вспоминают с грустной улыбкой. Вот лишь некоторые последствия последнего раунда санкций, введенных США: безработица выросла до 23% среди молодежи, инфляция – до 40% в год, курс иранского риала обесценился по отношению к доллару на две трети, резко уменьшились золотовалютные резервы, выросли преступность и коррупция.

Принято считать, что санкции Запада прежде всего отражаются на так называемых элитах и крупном бизнесе. Мол, среднему иранскому или российскому жителю все равно: ему не нужны хитрые западные технологии, своя страна сама обеспечит валенками и картошкой (ну или рисом и башмаками). Не требуется простому народу дружба с Западом. Однако в реальности элиты как раз страдают меньше всего. Бизнес гибок и умеет переключаться. Выросшую из-за санкций стоимость продукции он благополучно перекладывает на плечи конечного потребителя, повысив цены. Точно так же потребитель расплачивается и за вызванную санкциями инфляцию. Иранское телевидение регулярно показывает какого-нибудь очередного политика, которому запретили выезд на Запад («ха-ха, как я их испугался!»), но оно не привыкло рассказывать о реальных причинах безработицы и дороговизны.

Вокруг санкционных запретов разрастались разные криминальные структуры, которые научились их обходить. В определенных кругах иранского бизнеса и силовых ведомств давно появились аналоги мафии, специализирующейся на завозе товаров и осуществлении операций, запрещенных санкциями. За подобную роскошь приходится платить в два-три раза больше рыночной цены, но иначе нужное не получить. На фоне серьезно упавшего достатка населения в Тегеране бросаются в глаза роскошные Porsche и дорогие особняки. Их владельцев отмена санкций совсем не обрадует.

Однако неслучайно крупнейшие в истории Ирана уличные протесты пришлись именно на 2009 год. Столь бурная реакция на переизбрание Ахмадинежада отражала распространенный в иранском обществе страх: его политика уже привела к тому, что Ирану почти перекрыли кислород – то есть нефтепровод. Заволновались не только мечтавшие «жить по-западному» студенты, но и многие простые иранцы, испугавшиеся возможных экономических трудностей, и определенная часть правительственных кругов. Избрание в 2013 году сравнительно либерального президента Роухани стало следствием тех протестов: верховный лидер Ирана аятолла Хаменеи вовремя почувствовал, что пора Ирану замириться с Западом хотя бы для вида.

России пока никакие народные волнения не грозят. Оппозицию давно выпололи, вменяемых лидеров, которых можно было бы противопоставить Кремлю, нет и еще долго не будет. Парадокс, но сегодня Россия более монолитна, чем Иран. По крайней мере, пока наши нефть и газ текут рекой, а экономика не катится под откос.

Оба в минус

Сейчас модно говорить о том, что санкциям против России Запад наказывает сам себя. Но радоваться тут рано, ведь на иранский уровень санкций и ограничений в России пока еще не вышли и близко, и последствия происходящего станут ясны не сразу. Иран же за все эти годы создал так называемую экономику сопротивления: мол, они на нас давят, а мы всем назло выживаем. Все это время иранские политики думали не о том, как санкции снять, а о том, как с ними жить с наименьшими убытками.

Выживание режима – главное, людские и экономические потери второстепенны. Такой подход Ирана ставил Запад в тупик. И европейские экономисты говорили о том, что здесь, как в любой холодной войне, страдают обе стороны. Западный бизнес фактически отдал иранский рынок на откуп Китаю, наводнившему страну своей продукцией и закупающему нефть на самых выгодных для себя условиях. «Нефтезамещение» для Европы и Америки, обещанное Саудовской Аравией, пока все равно недостаточно, так что ЕС и США также несут определенные экономические потери.

И все же суровая действительность доказывает: хотя санкции так и не заставили Иран выполнить все требования Запада, последний, самый жесткий их раунд, вынудил иранский режим сесть за стол переговоров, сменить президента и риторику. Неизвестно, к чему именно приведет длинный и сложный разговор, начатый в Женеве, но еще несколько лет назад о каких-либо разговорах с Западом в правительственных кругах Ирана нельзя было и помыслить.

В конечном счете пострадали обе стороны. Однако Иран, по сути, вернулся к началу процесса – и получается, что годы лишений (не для элиты, для простых иранцев) и текущие экономические неурядицы принесли ему не так уж много. Стоило ли начинать? Хотя российское противостояние с Западом нынче вызывает у иранцев всяческое уважение. Единственное, что им непонятно, это наше собственное продуктовое «противозападное» эмбарго. Они-то просто встречали новые санкции криками «Смерть Америке», а наказывать самих себя в ответ им в голову не приходило.