Проблема-1991: дело совсем не в войне

О любом человеке, который на очередном историческом этапе служит воплощением мирового зла, можно сделать симпатичную подборочку старых фотографий из тех времен, когда он почему-то не считался злом, хотя, как теперь понятно, был им и тогда. Вот улыбающийся Саддам во время визита, например, в Париж. Вот Каддафи на трибуне ООН. Вот Милошевич с Клинтоном. Вот бен Ладен в старой американской газете в роли героического моджахеда, противостоящего коммунистической агрессии в Афганистане. У нас любят такие фотографии – по ним легко убедиться в лицемерии и моральном релятивизме западных лидеров и обществ, которые вспоминают о том, что зло – это зло, только в те моменты, когда это начинает быть им выгодно. Для российского общественного мнения такое отношение к западным лидерам давно уже общее место, и тем неожиданнее наблюдать теперь, как в роль то ли Саддама, то ли Милошевича уверенно входит российский президент. Скорее, конечно, Милошевича. Путин сейчас – Милошевич Дейтона, то есть Милошевич, который все подписал (в нашем случае, видимо, вот-вот подпишет) и продержался после этого у власти еще пять лет ценой отказа от поддержки сербских сепаратистов в соседних странах. Милошевич Дейтона – это еще не мировое зло, мировым злом он станет позже, после косовского кризиса, и, может быть, если бы с албанцами тогда все обошлось, правил бы еще много лет и жил бы еще дольше.

Даже сегодня странно сравнивать Россию и Сербию. Развитие наших стран после 1991 года шло в четкой противофазе. Наши союзные государства распадались синхронно, но Москва и Белград вели себя так, как будто на школьной контрольной им выпало два противоположно разных варианта задания. Москва безропотно признала механическое разделение СССР по фиктивным административным границам, принципиально отказываясь даже от символической ответственности за регионы с русским большинством вне Российской Федерации. Белград, напротив, боролся за, говоря по-нашему, «сербский мир» в его естественных, а не нарисованных коммунистами границах, не останавливаясь перед угрозой полномасштабной войны и даже с каким-то удовольствием в этой войне участвуя. Пример Югославии, которая заигралась в собирание земель и осталась у разбитого корыта (отделилось не только Косово, но даже Черногория, а Милошевич умер в Гааге), всегда был главным доказательством правоты Москвы, которая, распуская СССР, безропотно признала советские границы, тем самым избежав югославской судьбы. И сейчас, когда Путин становится похож на Милошевича, начинает казаться, что от судьбы не уйдешь. Почему так вышло?