Миф о венчуре | Отчетность вместо портфолио | Неприкосновенный запас | Как государство спасло Compaq | Инвестиции в команды
Несмотря на кризис, российское государство обещает вкладывать в инновации все больше и больше средств. Госкорпорация «Роснано», как в среду сообщил ее глава Анатолий Чубайс, вышла на «проектную мощность» и одобряет по 15 проектов в квартал; пока утверждено финансирование на 91 млрд руб. До конца года глава «Российской венчурной компании» Игорь Агамирзян надеется утвердить новую стратегию организации: теперь РВК будет вести «посевные» инвестиции и вкладывать деньги в инфраструктуру для инноваций.
Российские венчурные капиталисты, которые к государственным вложениям относятся осторожно, жалуются на бюрократию
В стране мало бизнеса, основанного на инновациях. Инноваторы говорят, нет денег, венчуристы – нет проектов. И правы оба. Есть историческое явление. Мы и в советское время производили товары, которые не требуются на рынке. Если мы шьем пальто, то оно будет носиться тремя поколениями и не будет рваться, но побежим мы покупать югославское. Это фундаментальная проблема, когда мы обсуждаем спрос и его отсутствие в стране. Государство придумает, зачем ему нужны сверла с нанонапылением. Но можно увидеть примеры стран, которые строили свои компании без внутреннего спроса – Корея, Сингапур. Почему мы не идем? Не умеем. Мы по факту находимся в невыгодной конкурентной позиции. Мы не общаемся с потребителем. Мы не понимаем, что же ему нужно, чтобы встроиться в цепочку.
Любые формы международного сотрудничества ради грантов, ради денег [нужно стимулировать]. Все, что мешает высокотехнологичному экспорту, надо убрать. Образцы месяцами лежат на таможне и там протухают. Месяцы уходят на поставку. Бизнес, если он нашел свою нишу – он преступает.
Главное, о чем мы забываем, мотивация физического лица – изобретателя. Вся интеллектуальная собственность принадлежит государству. Мы пренебрегаем мотивацией людей, у которых мозги крутятся. Мы считаем, что коммерциализация важнее для главы университета. В американских институтах профессор – он сам себе профессор, и уходит куда захочет.
Мы сталкиваемся с историями, когда изобретатель изобретает, а это изобретение запрещено ГОСТом. К примеру, светодиоды, которые запрещены, потому что прописаны люминесцентные лампы. Понятно, что их запретили не специально. Просто никто не думал, что это будет изобретено и будет использоваться. Если мы не создадим систему, чтобы новая продукция могла выходить, не оглядываясь... Давайте попробуем провести границу: группы опасные и неопасные.
Надо позволить людям инвестировать без двойного налогообложения. Эта тема обсуждается, и в ней прорыв, скорее всего, произойдет.
, на отсутствие среды и инфраструктуры
Чем больше мы работаем вместе с венчурными компаниями, тем меньше мы говорим про инновации. Мы говорим про бизнес, прибыль, убытки. Национальная инновационная система, с нашей точки зрения, представляет субъекты, объекты и то, что между ними. У нас на создание такой системы нет 30 лет, как было в США, нет 20, как было в Израиле. У нас 10 – 15 лет – тот период, за который надо это сделать. Надо привлечь рабочую силу. Сейчас пригласить иностранного менеджера высокого класса представляет много труда. Обеспечить формирование инновационной системы, формирование венчурного рынка в РФ.
Раньше компания собой представляла образование, похожее на департамент министерства: забюрократизированный механизм, были внесены инвестиционные средства, можно было их инвестировать или хранить на банковском счете. И тот, и другой путь были неправильными.
В этом году планируется создать «посевной» фонд и начать создание фондов технологических кластеров, узкоспециализированных, где все силы будут направлены на высокотехнологичный прорыв. Мы приступим к формированию международных фондов. Семь фондов РВК есть, присутствие иностранного капитала там практически не видно. Мы видим, как приглашаются опытные специалисты на уровне компаний, но на уровне фондов этого не происходит.
Инфраструктура венчурного рынка практически нетрудоспособна. [Предприниматель] может рассчитывать только на себя и будущего партнера. Они не информированы о программе поддержки государства, а если информации нет, то нет уверенности, как все пойдет. Необходима поддержка проектов инфраструктурных, создания разного рода компаний сервисных. На малые компании сил обычно не хватает. Малые компании платить много не могут. Это сектор, где требуется дополнительное госучастие. Мы планируем создание сервисного фонда, который бы вкладывал в развитие инфраструктуры.
Схема «посевного» фонда – есть много вопросов. Как венчурный фонд может работать с большим количеством малых предприятий? Мы в течение полутора месяцев завершим работу [по подготовке], и он начнет работать. Надеемся, что уже в этом году будут первые сделки.
0 . И они не одиноки: и на Западе, где инфраструктура вроде бы на месте и бюджет выделяет много денег, госинвестиции в инновации тоже могут застопориться.
Автор известного исследования «Цикл венчурного капитала» и профессор Гарвардского университета Джош Лернер написал новую книгу – «Бульвар разбитых надежд». В ней он въедливо критикует все попытки американского правительства стимулировать венчур и пишет, что за последние 10 лет они если и не заканчивались полным провалом, то заметного результата уж точно не принесли. Впрочем, Лернер вовсе не отвергает саму идею вмешательства государства в экономику и даже глубоко убежден: венчурный капитализм не выживет без властей. В интервью Slon.ru он рассказал, почему американское правительство помогло создать Compaq и Apple, но не в состоянии поддержать небольшие инновационные компании, для чего венчурным компаниям стабилизационный бюджет и зачем венчурный фонд MIT инвестирует не в проекты, а в мозги. МИФ О ВЕНЧУРЕ
Во время кризиса государственные инвестиции в экономику активизировались. Что еще дал кризисный период венчуру?
– Я бы сказал, что главным итогом как раз стало общее понимание, что государственный механизм поддержки венчурных инвестиций не работает. Точнее, он работает, но не так, как нужно. Государство и раньше участвовало в этом процессе, но кризис подтолкнул его к более активным действиям, которые, в свою очередь, привели к тем ошибкам, которые я описываю в своей книге. То есть раньше мы работали в облегченном режиме и казалось, что все не так плохо. А заработали в полную силу – получили сломанный двигатель.
Должны ли различаться подходы к поддержке венчура в развитых и развивающихся странах? Вы согласны с тем, что в странах с развивающейся экономикой господдержка – обязательный фактор успеха этого сектора?
Я не верю, что на этом поле может вырасти хоть что-то заметное без участия государства. Я верю, что можно специальным образом не стимулировать малый бизнес. Я верю, что можно отказаться от помощи крупным компаниям в период кризиса, и многие из них выберутся сами. Но я не верю, что развитая система венчурных фондов способна самовоспроизводиться. И дело не только в законодательстве. Есть распространенный миф, что венчур – это прекрасная среда свободного предпринимательства, рискованных и романтичных инвесторов, которые своими деньгами двигают вперед науку и технологии. Это все давно миф. Здесь не появятся деньги без госгарантий. В основе венчурной экономики – довольно хрупкая система взаимодействия государства и бизнеса. Государство должно гарантировать прочность фундамента и то, что риски в крайнем случае будут минимизированы. То есть, по сути, несмотря на все кредиты и прямые вложения, государство, в первую очередь, инвестирует ответственность. А венчурный предприниматель помогает государству развивать жизненно важные отрасли, инвестируя большую часть денег. В фонде под названием «Венчурный бизнес» государству принадлежит точно не меньше половины голосов. Так что любые государственные инициативы в этой области можно только приветствовать. Ну, и пусть учатся на наших ошибках. ОТЧЕТНОСТЬ ВМЕСТО ПОРТФОЛИО
Вы пишете, что большинство попыток государства инвестировать в небольшие венчурные компании или стимулировать их заканчивались провально, в том числе из-за небрежного анализа объектов инвестиций и формального подхода к выбору компаний. Но есть мнение, что и сами фирмы просто не справляются с этапом роста, не выдерживают инвестиционной нагрузки, а не неготовы к прорыву.
Конечно, мы всегда учитываем фактор управленческой неэффективности. Но тут важно то, что мы имеем с цепочкой инвестирования или стимулирования. Государство в лице своих институтов поддерживает венчурные компании, а венчурные компании, в свою очередь, поддерживают интересные проекты, которые в большинстве своем могут представлять собой небольшой бизнес. Итак, во главе цепочки – государственная институция. Вопрос: где у нее пространство для правильных решений? Ответ: государство должно поддерживать то, что работает, то, что потенциально эффективно. А значит, главная задача – оценка управленческого потенциала венчурных компаний. В этом смысл. Если государство будет – а оно так и делает – оценивать исключительно проекты венчурной компании, то не исключено, что оно рано или поздно попадет в капкан. Мы же имеем дело с рисками. Если есть два успешных проекта, это не означает, что третий тоже будет таким. Ведь в венчурных рисках есть большой фактор везения. Таким образом, вопрос не в том, как справится с инвестициями венчурная фирма. У нее такой бизнес – рисковать. Вопрос в том, как первичный инвестор способен на основе качественного анализа выбрать грамотного посредника, который будет рисковать эффективно.
Как государство может оценить объект поддержки? Все равно ведь нужно смотреть на «портфолио», то есть оценивать качество нынешних и прошлых проектов?
В этом вопросе и есть главное недопонимание, главная системная ошибка. Если вы частный инвестор, который решил вложиться в венчурный фонд, – это одна история. Ее оставим в стороне. Там свои нюансы. Если же есть первичный инвестор или кредитор в виде государства, правила игры меняются. Тут другие интересы и другие точки отсчета. Портфолио важно, но куда важнее смотреть на финансовую отчетность венчурной компании. И не на ее cash flow, а на состояние и динамику стабилизационного бюджета. Более того – на наличие этого стабилизационного бюджета. НЕПРИКОСНОВЕННЫЙ ЗАПАС
Что такое в данном случае стабилизационный бюджет?
Это то, что, к сожалению, нигде не формализовано, а формализовать это надо. На мой взгляд, наличие стабилизационного бюджета – одно из обязательных условий государственной поддержки. У государства нет цели заработать на риске. У государства есть цель с помощью налаженной модели венчура стимулировать венчурные компании и их проекты. И как конечное следствие – стимулировать инновационную экономику. Плюс социальные задачи. Государство должно забыть о том, что это риск, предельно минимизировать его. Стабилизационный бюджет – один из инструментов. Это альтернативный бюджет фонда, который формируется за счет регулярного пополнения по соглашению с инвесторами. Это некий неприкосновенный запас, позволяющий гарантировать результат государственных усилий.
Это как? Если один из проектов венчурной компании оказывается неработающим, провальным, все равно поддерживать его на плаву за счет дополнительного финансирования?
Конечно, нет. Скажем, есть венчурный фонд Vencon Management. Они получили стимулирующие кредиты на несколько десятков миллионов долларов по программе инвестиций в малый бизнес (SBIC) для поддержки компании-разработчика лазерных медицинских технологий. Понадобились определенные вливания для ускорения разработок. Деньги выделены, но через пять лет становится понятно, что до конкретных результатов (рыночной презентации) нужно еще как минимум два года, что противоречит изначальному плану. Причем время понадобилось не из-за халатности авторов идеи, а по объективным обстоятельствам: появились новые данные, необходимо изучение новых материалов, предоставленных партнерским исследовательским центром. Что делает частный инвестор? Он видит явный риск и имеет полное право, признав неудачу, от дополнительных инвестиций отказаться. И таких примеров много: по нашим подсчетам, до 35% подобных проектов не доводится до конца по причине отказа от дофинансирования. Но это нормально для венчурного бизнеса. А что делать SBIC? Дофинансировать в фонд она уже не может: такие вложения обычно проектные, у агентства просто нет свободных денег за пределами утвержденного бюджета. В результате, оно отказывается от проекта. А поскольку окончательное решение об инвестициях принимает комитет, представляющий интересы всех инвесторов, проект, по сути, замораживается. Вот это
провал. Государство не выполнило свою задачу. А наличие стабилизационного бюджета позволило бы преодолеть естественные бюрократические ограничения по мерам дополнительного инвестирования. И таких примеров, как с Vencon Management, я могу приводить десятки.
Почему правило со стабилизационными бюджетами, как вы говорите, до сих пор не стало обязательным?
Потому что это бюрократическая инертная система. Она не готова к переменам. Но пока какие-то вещи не будут установлены как норма, разбитые надежды останутся разбитыми надеждами. КАК ГОСУДАРСТВО СПАСЛО COMPAQ
Государство активно поддерживало Apple, Compaq и Intel и немало помогло их успеху. В чем выражалась поддержка? Почему бюрократические препоны не стали препятствием?
Не только этой тройке, но и другим компаниям. Например, известно, что первым инвестором Intel выступил венчурный капиталист Артур Рок. Менее известно, что венчурный фонд, который им был организован, был наполовину профинансирован в рамках государственных программ. Та же история – с Apple и Compaq.
То есть тогда государство могло добиваться результата, раз плодами его усилий стали такие гиганты.
В этих случаях интересен не сам факт взаимодействия, а некоторые детали его развития. Не будь государственных денег, с большой вероятностью не было и этих компаний. Например, будущий Compaq был на грани закрытия. Венчурный инвестор Бен Розен не дождался результатов от основателей компании, и они, по воспоминаниям, уже даже были готовы продавать оборудование. Но Розену за неделю до этого пришло письмо с предложением от аналога SBIC получить дополнительные инвестиции в венчурный капитал. В результате, у государства оказалась основная доля фонда. И хотя основатели Compaq потом еще несколько раз срывали сроки анонса своего первого продукта Compaq Portable, государственный инвестор оказался последовательным и тянул свою лямку до конца. О чем потом не пожалел. Сегодня та история не смогла бы повториться хотя бы потому, что теперь SBIC не имеет права рисковать, выходя за рамки сроков, утвержденных в бизнес-планах. Тогда эта система была не так формализована. Но это история учит тому, что у государственных инвестиций должно быть одно важное качество – выдержка. Что может позволить себе частный венчурный инвестор, того не может позволить себе государственный институт. ИНВЕСТИЦИИ В КОМАНДЫ
Вы пишете, что феноменальный успех венчурных компаний привел к тому, что сейчас эту модель пытаются применить и в других сферах: в финансовых институтах, университетах, правительствах. Схема работы венчура похожа во всех областях?
Коллеги говорят про меня: «Будь его воля, он бы внедрил венчур везде». Но это шутка. Я считаю, что венчурная модель работает в сферах, где риск инвестиций не разорителен, а при правильной организации дела способен обеспечить как минимум трехкратный возврат вложенных средств. Понятно, что под эти критерии сразу же подпадают высокие технологии. Именно с хай-теком и связаны наиболее известные успехи венчура. Говоря об университетах, вы, скорее всего, имеете в виду эксперимент Массачусетского технологического института. Они организовали собственный венчурный фонд, он работает по классическим правилам венчурного инвестирования. Там необычен только объект инвестиций. Они предлагают инвестировать в команды студентов, которые, предположительно, после выпуска станут ядром технологических стартапов. Инвестиция происходит не в проект, а в мозги, которые потом уже должны стать основой проекта. При этом фонд получает условные доли в будущих стартапах и оплачивает обучение студентов, которые вошли в экспериментальные команды. А те, по договору, обязуются после выпуска в течение как минимум трех лет инвестировать свой интеллект только в новые технологические проекты и не уходить по найму в крупные корпорации.
Очень сложная конструкция. Неужели это будет работать? Зачем инвестировать на стадии подготовки команд, когда можно инвестировать в уже организованные стартапы?
Повторюсь, это эксперимент. Хотя там вполне реальные инвесторы и реальный венчурный фонд. В этой сложной конструкции есть один плюс: планка инвестиций в подготовку студентов ниже, чем, например, в инфраструктурное развитие молодой компании. Вы рискуете, но инвестируете сейчас немного, зато потом, даже не продолжая, получаете долю в компании с мотивированной командой. Минус – долгий путь к результату и очень сложная оценка рисков. Но посмотрим: через три года, когда студенты MIT начнут открывать свои фирмы, многое станет понятно.
http://www.slon.ru/articles/153027/