Фото ИТАР-ТАСС/ Максим Шеметов

Пока мы обсуждаем, как реформированная и переименованная полиция поздравила своего уходящего реформатора бутылкой шампанского, в Америке свои похожие проблемы. У них, как известно, вешают негров. Вернее – на этот раз стреляют. Не всё же страсбургский пирог шампанской обливать бутылкой. Америка страдает: белый взрослый мужчина Джордж Циммерманзастрелил в г. Сэнфорд, штат Флорида, 17-летнего чернокожего Трэйвона Мартина. Обама в субботу сказал, что если б у него был сын, он бы выглядел, как Трейвон. (Уж точно не как Циммерман). Некоторые заподозрят, что убийство белым мужчиной негритянского подростка было неуклюжей самообороной добропорядочного обывателя от молодого хищника с городского дна, и что в новость номер один его превратило чернокожее лобби и белые американские либералы. На этот раз, однако, это совсем другая история. Циммерман – не тихий часовщик, к которому в сумерках подошли с вопросом, не найдется ли у него чисто случайно и прямо сейчас лишних часов. Циммерман – добровольный народный дружинник. И в холодную февральскую ночь он вышел из дома, завел машину и добровольно поехал на борьбу со злом.

В полицейском участке есть запись его звонка: «Тут один подозрительный тип, кажется, собирается натворить дел, и, похоже, он под кайфом». Особенно подозрительным дружиннику показалась толстовка с капюшоном, в которую сейчас, кажется, одеваются все дети бедных окраин развитых стран. «Я его преследую», – запыхаясь, с гордостью сообщает Циммерман. «Вас понял, но продолжать не нужно», – ответил участок. Циммерман отключился и через минуту догнал и убил своего Кенни. Разумеется, сволочь.
Сначала полиция просто отпустила Циммермана. Он заявил, что стрелял для самообороны, и, как объяснил начальник полиции Сэнфорда, у них не было свидетельств, которые противоречили бы этой версии. Что совершенно понятно: один стрелял, другой по этой самой причине не может свидетельствовать. Закон же штата Флорида в случае самообороны разрешает стрелять первым. Расследование начали месяц спустя, после того как под письмом с соответствующим требованием подписалось 480 000 человек, и ряд деятелей культуры высказались в том духе, что полиция Флориды (тут мы все зажимаем уши) просто покрывала своего добровольного помощника.
Американская общественная мысль съехала в привычную колею. Виноваты глубоко засевший расизм и свободная продажа оружия. Белый мужчина, как картошку, покупает пистолеты и одновременно на подсознательном уровне определяет негра, одиноко бредущего по улице в курточке с капюшоном, как вероятное зло. А на самом деле это ему гены подсказывают, что это беглый или восставший раб. Не может преодолеть в себе вековой инстинкт белого угнетателя. И конечно, виноват закон о первом выстреле.
Но мне кажется, что Циммерман, прежде чем дошло дело до белого мужского шовинизма, пал жертвой инстинкта дружинника, защитника добра на общественных началах. Циммерман не был ни полицейским, ни бандитом, ни подвергшимся нападению обывателем, ни даже добропорядочным домовладельцем, на чью лужайку для барбекю вступил незваный гость. Циммерман убил, потому что был дружинником.
Вот он, не усидел дома, выехал на борьбу со злом, сознательный гражданин своей страны, уверенный в том, что он-то сам хорош, и что может, как иной милого, узнать злодея – по походке, по типу одежды, по цвету кожи, по капюшону.
Хорошая, наверное, вещь гражданское ополчение – когда супостат напал на родину, и эллинские, римские, русские крестьяне и горожане достают из чулана меч, щит, вилы, винтовку, а горожанки идут щипать корпию, гасить зажигательные бомбы и следить за затемнением, и все дружно гонят Отрепьева Гришку вон.
Но в мирное время это выглядит несколько иначе. Что заставляет человека, вместо того чтобы посидеть с друзьями в ресторане, пойти в театр, провести время с детьми, навестить родителей, пригласить домой девушку на кофе и секс, послушать Стравинского или группу «Фабрика», посмотреть «Доктора Хауса», почитать Хемингуэя, что заставляет человека в ночь глухую (не спится) взять пистолет, сесть в машину и поехать в одиночку кататься по окраинам?
Конечно, это заманчивость силы и власти, которая притягивает определенный тип личности. Это тяга к насилию, жажда превосходства и комплекс собственной недооцененности, обратной стороной которого является ощущение себя как борца со злом в этом равнодушном мире. Вот вы там сидите по ресторанам, блудите с подружками, полицейские – тупые лентяи и ни хрена не делают, а я тут один, в темноте против «подозрительного типа». Эсхил. Прометей прикованный. Действующие лица. Власть и Сила, слуги Зевса.
И они-то глумятся над Прометеем гораздо больше, чем Гефест, чьи ноу-хау Прометей, собственно, и выложил в общий доступ. Гефест-то думает: нехорошо приковывать равного мне, такого же бога, как я. А слуги думают: так ему и надо.
У инстинкта дружинника много проявлений: можно запустить кирпичом в окно сектантам, что, как заметил отец Дмитрий Смирнов в недавней беседе с Познером, не каждый может. Верно, не каждый. Может Циммерман. Такой вот беспокойный доброволец, которому не спится, пока он не поохотился на зло – такое, каким он себе его представляет: в виде негра в капюшоне, юноши с серьгой в ухе, девушки в мини-юбке, девушки в хиджабе, парня с длинными волосами или с иностранной надписью на майке, школьника с крестом, школьника без креста, мужчины в галстуке (см. Иран), мужчины без галстука, целующейся пары, бабы с возу, женщины с сигаретой – капля никотина, и вот умирает вся лошадь.
Такой человек не может спать, пока не утвердится в роли представителя всепобеждающего добра: народного дружинника, комсомольского патруля, терминатора, Брюса Уиллиса, Жан-Клод Ван Дамма, любера, комиссара «Наших», борца за расовую чистоту, борца с белым мужским шовинизмом, оберштурмбанфюрера, секретаря комитета комсомола, стража исламской революции. Таким борцом со злом чувствовал себя и Брейвик, и убитый на прошлой неделе тулузский террорист Мохаммед Мера.

Это те общественные помощники добра, которые сейчас пойдут на пикеты в гей-клубы, а когда-то шли в патруль у церквей в Пасху – отлавливать комсомольцев и молодежь. Раньше смотрели, чтобы черные сидели в своей части автобуса, а сейчас бойкотируют преподавателя, который не вычеркнул из «Отелло» слово негр. И, конечно, смотрят, чтобы в Рамадан на улице никто не продал ближнему своему бутылку щербета.
Эти люди редко живут полноценной частной жизнью – она им в тягость, им с собой скучно. Они выдвигают свой радар и совершают вращательные движения в поисках того, чем бы возмутиться, по поводу чего зайтись праведным гневом, с чем бы начать непримиримую борьбу.
Только на очень поверхностный взгляд добровольные дружинники могут показаться солью гражданского общества. Если такую соль не сыпать, пища вовсе не станет пресной, ровно наоборот. Гражданское общество – это прежде всего те, кто живет насыщенной и богатой частной жизнью и уже потом защищает ее независимость и разнообразие от властных и коммерческих попыток навести в ней порядок.
Конечно, очарование власти и силы притягивает людей и в полицию. Уважали дядю Степу за такую высоту. А дружинника не уважают. Проблема именно в том, что Циммерман был дружинник, то есть недополицейский. В том, что на пути к власти и силе он продвинулся недостаточно далеко, и от этого страдал.
Убийство Трейвона Мартина произошло без свидетелей, но я могу предположить, как все было. Циммерман продолжил преследовать своего подозрительного негра («Эти менты будут спать и халтурить, пока нас тут всех не обуют») и попытался его остановить. «Стоять», – сказал Циммерман. «Кто ты, вообще, такой?» – спросил Кенни. «Я добровольный дружинник города Сэнфорд, штат Флорида». – «Ты даже не полицейский, так что пошел на хер, дружинник». – «Ах так? Стой, стрелять буду». – «Ну попробуй». – «Ну и попробую», – закончил Циммерман и выстрелил.
Трэйвон Мартин не стал бы так вести себя с Циммерманом, если бы тот был настоящим полицейским. Но, главное, Циммерман, если бы он был настоящим полицейским, не переживал бы так остро свое бесправие и униженность в качестве носителя силы и борца со злом. Он чувствовал себя оскорбленным представителем власти, которым на самом деле не являлся. И конечно, он выстрели от злости, досады, униженности и переживания дефицита собственной важности.
Время от времени у нас обсуждают: а не выпустить ли нам на наши улицы ради торжества добра и справедливости каких-нибудь народных дружинников да ополченцев. Но если вдруг выпустим, имейте в виду, что по улицам, кроме наших полицейских, будут ходить и спрашивать документы люди, которых власть и сила притягивает так же, как полицейских, но вдобавок к этому страдающие от своего низкого статуса и недостаточного права эти власть и силу применять, и доказывающие по каждому поводу себе и окружающим, что такое право у них есть.