Борис Джонсон
Пока во Франции готовятся избрать президентом безумца, обещающего поднять верхнюю планку подоходного налога до 75%, англичане опять доказали, что в некоторых уголках Европы еще остались здравомыслящие люди. Несмотря на кризис, рост безработицы и повышение цен на общественный транспорт, лондонцы переизбрали на пост мэра консерватора Бориса Джонсона. Правда, пока еще неясно, как велик будет его отрыв от ближайшего конкурента, бывшего лондонского мэра и левака Кена Ливингстона.
Хотя Борис Джонсон сам по себе настолько прекрасен, что голосовать за него можно было бы независимо от идеологических симпатий. Неуклюжий, угловатый и вечно всклокоченный он басит с бешеной скоростью что-то невнятное и часто неприличное. В начале его биографии, как и положено видным консерваторам, были Итон и Оксфорд, но потом вместо британско-аристократической ностальгии по мужской раздевалке у Джонсона появилось четверо детей, две жены и постоянные скандалы из-за супружеских измен. Респектабельная карьера финансиста не задалась, и пришлось идти в журналисты.
Полномочия у мэра Лондона в области экономики минимальные, поэтому свои консерватизм и правизну Борису (такое имя встречается в британской политике гораздо реже, чем фамилия Джонсон) приходится доказывать неполиткорректными высказываниями. Он позволяет себе критиковать празднование Дня Святого Патрика как слишком проирландское, скептически отзывается об однополых браках и может в интервью назвать «грошами» (chickenfeed) 20 000 фунтов, которые он ежемесячно получает от Daily Telegraph за свои колонки.
А самое страшное – Джонсон публично употребляет выражения типа piccaninnies (негритята) и big white chief (большой белый вождь). Ничего такого оскорбительного в этих словах нет, тем более, что Борис употребил их в ироническом контексте. Но для современного мэра западноевропейского мегаполиса они считаются недопустимыми, потому что воскрешают уродливые расовые стереотипы эпохи колониализма.
Ну и, конечно, совсем никуда не годится утверждение Бориса, что «голосование за консерваторов увеличивает вашей жене грудь и повышает ваши шансы стать обладателем BMW».
Но статус мэра европейской столицы все равно загонит в определенные рамки даже самого отъявленного консерватора. Поэтому Борис Джонсон ездит на работу в мэрию на велосипеде и с рюкзаком за спиной (вот как это выглядит), а его главным достижением за четыре года мэрства стало введение в Лондоне глубоко ненавистной мне, но почему-то популярной в Европе, системы уличной аренды казенных велосипедов.
Наверное, эта система была бы замечательной, если бы не две проблемы. Сначала приходится как следует побегать по городу пешком, чтобы найти нормально функционирующий велосипед, потому что казенные велосипеды, естественно, никто из пользователей беречь не станет. А потом прочесать десяток кварталов вокруг цели поездки, чтобы найти свободную парковку, на которой этот казенный велосипед можно будет, наконец, сдать обратно. Если вас трое или больше, задача становится практически невыполнимой.
Тем не менее, лондонцам казенные велосипеды понравились. Так же, как и введенный Борисом запрет на употребление алкоголя в общественном транспорте и увеличение числа полицейских, патрулирующих лондонские улицы. Хотя еще больше победе консерваторов помогла полная беспомощность лейбористов, которые не смогли выдвинуть ни одного яркого кандидата на второй по значимости пост в британской политике. Из четырех кандидатов, участвовавших в праймериз за партийную номинацию от левых, трое были малоизвестными чернокожими активистами, а четвертый – скрипучий дедушка Кен Ливингстон, который уже был мэром Лондона два срока подряд в 2000–2008 гг. Мэром довольно успешным, но без чудес – раз проиграл выборы Борису Джонсону в 2008 г.
Ливингстон, в противоположность Борису, шокирует лондонцев своей левизной. То обнимется с Чавесом, то разрыдается, извиняясь за историческую роль Лондона в развитии работорговли, то вообще заявит, что нынешняя международная финансовая система ежегодно убивает больше людей, чем все фронты Второй мировой войны вместе взятые.
Критика Бориса Джонсона у Ливингстона соответствующая: совмещает мэрскую работу с журналистской и получает за последнюю незаслуженно большие деньги (250 000 фунтов в год). Правда, потом выяснилось, что Борис свои 250 000 честно декларирует и платит с них подоходный налог. А вот сам Ливингстон налоги оптимизирует, заменив более высокий подоходный налог налогом на прибыль – получает часть доходов через полуфиктивную контору, где главный работник – его собственная жена.
К счастью для лондонцев, идеологические пристрастия мэров – и бывшего, и нынешнего, переизбранного – на реальную жизнь города почти не влияют: слишком мало полномочий. По большому счету, ничем, кроме борьбы с уличной преступностью и регулирования тарифов на общественный транспорт, лондонский мэр не занимается. А в этих областях и Борис, и Ливингстон примерно одинаково эффективны.
Борис хвалится, что за четыре года его мэрства количество преступлений в Лондоне снизилось примерно на 7%. Но при Ливингстоне преступность тоже упала, почти на 20% после пика в 2003 г. Ливингстон критикует Бориса за рост цен на билеты в автобус и метро, но при Ливингстоне они тоже дорожали – итоговая разница в темпах роста составит всего пару процентов.
Ливингстону управлять Лондом было сподручнее, потому что его мэрство пришлось на самые сытые для Европы 2000-е гг. Но и для Бориса мировой экономический кризис оказался во многом компенсирован миллиардными инвестициями, которые британское правительство закачало в Лондон для подготовки к Олимпиаде.
Поэтому единственным, но непреодолимым преимуществом Бориса остается его личное обаяние. Как можно не проголосовать за мэра, который спас журналистку (причем левую) от грабителей, проезжая мимо на велосипеде? Разве может вечно корректный дедушка Ливингстон добродушно и естественно матюгнуться в телеэфире всего за пару дней до голосования? А вот Борис не только может, он это делает, и явно не в последний раз.
