5 декабря год спустя: чего добилась оппозиция?

5 декабря 2011 года, после выборов в Госдуму, на которых наблюдатели зафиксировали большое количество фальсификаций и в результате которых «Единая Россия» вновь получила большинство в парламенте, состоялся первый относительно массовый митинг за честные выборы. Из него, как принято считать, выросло новое протестное движение – актив Болотной, рассерженные горожане, или хомячки и бандерлоги, как обозвали их политические оппоненты. Спустя год Slon спрашивает у лидеров оппозиции, чего удалось добиться за год, какие ошибки были допущены и кто виноват.

	Юрий Сапрыкин Если вкратце, жизнь стала жестче, и многие вещи, которые в конце 2000-х пребывали в таком полусонном состоянии, вылезли наружу. Теперь у нас есть настоящие, вполне ощутимые и сидящие в парламенте силы реакции, вполне отчетливые репрессии и механизм для их осуществления. И ушедшее внутрь, немножко затихшее, но не потерявшее своей остроты требование от власти честности, прозрачности и соблюдения правил игры. Государство за последний год развернулось от выполнения своих функций к борьбе с политическими противниками. Это плохо для политических противников, но еще хуже для самого государства. Я бы не сказал, что ситуация хуже, чем год назад: пока государственная машина занимается добыванием компромата на лидеров оппозиции, одновременно зреют зерна какого-то нового недовольства, связанного с тем, что происходит сейчас в социальной сфере, в образовании, в здравоохранении, связанного с реальной жизнью обычных людей. Я совершенно не уверен, что новые недовольные будут слушать, что говорят Удальцов или Навальный, – это недовольство проявит себя совсем в других формах и с другими лидерами. Это будет сюрпризом и для властей, и для нас с вами. Что касается популярных разговоров о слитом протесте, с грустью признаю, что винить в этом некого, кроме самих участников протеста. Да, так получилось, что количество людей, не готовых к серьезным конфронтациям, которые хотели после каждого митинга возвращаться домой, в разы превышало количество бойцов, которые сейчас негодуют по поводу слива протеста. Очень печально, что некоторым из мирных участников в какой-то момент не удалось вернуться домой и они сейчас сидят в СИЗО. Это самый печальный итог, что среди мирных протестующих появились реальные политзаключенные, которые стали жертвами этой протестной кампании.
	Дмитрий Гудков 5 декабря не так отчетливо, а вот 10-го уже было понятно, что мы живем в другой стране, где есть гражданское общество, люди, готовые бороться. Что удалось за год? Во-первых, сформировать серьезную команду, которая сегодня объединяет сотни тысяч людей по всей стране. Если говорить о потенциале, то самая массовая партия – партия уличного протеста. Те, кто участвовал в выборах КС, – это не просто избиратели, это актив. Они готовы выходить на митинги, быть наблюдателями на выборах, волонтерами, агитаторами, переводить какие-то небольшие деньги на протестную деятельность. Протест в любом случае растет, независимо от того, сколько человек выходит на улицы. Судов у нас по-прежнему нет, правоохранительные органы работают отвратительно, цены повышаются. Рейтинг Путина, «Единой России» и всей политической системы падает, и процесс этот имеет необратимый характер. Нам удалось провести выборы без Чурова – создать параллельную политическую реальность. Второе, произошла технологическая революция: ресурс зомбоящика сокращается, количество людей, пользующихся интернетом, растет – сегодня их уже около 45 миллионов. Скоро появится параллельное медиапространство (я тоже в этом участвую, но пока не буду об этом говорить, все станет известно с января). Какими бы власть не отвечала репрессиями, на самом деле мы выигрываем в долгосрочной перспективе, поскольку меняется сознание людей. Люди хотят сами участвовать в политическом процессе, контролировать чиновников, хотят, чтобы парламент был независимым, чтобы была нормальная конкуренция в политике. В любом случае это рано или поздно к переменам приведет – в течение 2–3 лет. Каких-то серьезных ошибок я не вижу. 15 сентября все считали, что вышло мало людей, но я стоял на сцене, и мне так не казалось: не меньше, чем в мае и июне. Хотелось бы мне вернуться в ноябрь 2011 года и рассказать, что 50 тысяч – это провал, все бы посмеялись. Количество людей на улицах будет зависеть от разных политических событий. Я помню, как в марте все стонали, что протест сошел на нет, а в мае неожиданно вышло много людей. Процесс будет волнообразным, никто не сможет предсказать его.
	Дмитрий Быков Помимо людей, готовых выходить на улицы, мы получили костяк людей, готовых к организационной, системной работе, которые готовы договариваться, спорить, заниматься черновой работой – нанимать адвокатов и так далее, а не только выпускать декларации. Что не хорошо – еще нет достаточно эффективного механизма защиты, который одними адвокатами ограничиваться не может. Но тут виноват не только актив, тут виновато общество, которое очень легко сдает своих, думая, что у нас зря не берут, что уж эти точно виноваты. Конечно, механизма защиты для попавших в жернова у нас нет – это тем обиднее, что система не утруждает себя поиском аргументации, и защищаться можно было бы вполне эффективно.
	Сергей Удальцов В целом, безусловно, я запишу этот год в актив гражданскому движению России. Россия кардинальным образом изменилась – доказала, что движение есть, что оно массовое и готово влиять на власть. Я считаю, что в прежнее состояние страна уже не вернется по определению. Самым ярким событием мне показался майский марш, возможно, так как я сидел месяц под арестом и пропустил декабрьские митинги – наверно, они были мощные и энергичные. В мае был новый виток энергии: многим в марте казалось, что, раз выборы прошли, надо смириться, а общество показало, что готово бороться дальше. Мы готовим акцию 15 декабря и думаем, что она тоже будет массовой. Все акции были сверхмассовыми, а по сравнению с тем, что было годом ранее, это небо и земля. Если говорить о неудачах, то начало протестов было несколько наивным. Было много иллюзий: вот мы наденем белые ленты и выйдем на улицы – и все. Надо было с самого начала применять более эффективные методы: забастовки, стояния на площадях. Тогда удалось бы большего добиться в начале года, когда перед властями маячили мартовские выборы и власть была податлива. Некоторые из проведенных реформ были декоративными, но без нашей активности их вообще бы не было. Надо было изначально быть жестче, но не в плане кровопролития, а в плане последовательности. А так власти почувствовали нашу нерешительность и начали в мае ответную атаку – репрессии, аресты. Когда нас обвиняют, что мы слили протест, не выдвинули конструктивной повестки, все это голословная критика. Мы. как могли, формулировали повестку, ведь в протестное движение входят самые разные люди – у левых один подход, у правых другой, у националистов третий. А свободные честные выборы – мы на этом стоим и с этого не отходим. Мы сохранили единство, несмотря на все попытки Кремля нас рассорить.
	Илья Яшин Есть три главных итога прошедшего года. Первое, та высокая планка, которая была взята в декабре прошлого года, остается примерно на том же уровне. Люди как выходили, так и продолжают выходить, и я уверен, что будут выходить и дальше. Это не какая-то мода – для протеста есть внятные и объективные причины. Второе, произошла институционализация протеста. Если первые акции носили стихийный характер, то нынешние понятно, кем и как организованы. В результате прозрачной и понятной процедуры сформирован КС оппозиции. И третье, власть, к сожалению, не сделала выводов. Вместо того чтобы наладить диалог с оппозицией и вместе решать проблемы, она решила бороться с самим протестом. Что, конечно, чревато, так как усугубляет конфликт.
	Владимир Рыжков События декабря прошлого года, несомненно, имеют огромное историческое значение. Впервые за 20 лет десятки людей вновь вышли на улицы, предъявив очень ясные требования политических перемен. Последний раз это было в 1991 году, потом все затихло, и страна 20 лет находилась в летаргическом сне. Спустя год ясно, что своей цели это движение не достигло. Напоминаю, было три главных требования. Во-первых, обеспечить честные выборы – это не было выполнено, как показало 14 октября. Во-вторых, комплексная политическая реформа – это тоже не было выполнено, были приняты только косметические меры. Те же выборы губернаторов не были свободными и честными, а открывали огромный простор для манипуляций. И в-третьих, прекращение репрессий и давления на гражданское общество – давление после возвращения Путина только выросло. Движение добилось отдельных реформ, изменения общественного мнения, но по большому счету целей своих не достигло. Какие были сделаны ошибки? Можно долго копаться, ковыряться, говорить о мелких ошибках, но я думаю, целей не удалось достичь не в силу ошибок, а в силу того, что движение пока недостаточно сильное. После 24 декабря, когда 120 тысяч вышли на проспект Сахарова, количество участников митингов только снижалось. Если бы вышел миллион, результаты были бы другими. Движение оказалось слишком слабым, чтобы обеспечить перемены, а власть слишком сильной, чтобы не поддаться этому давлению. Баланс изменился, но не сильно. Власть выиграла, устояла, не стала проводить реформы. Но стратегически она проиграла: общественное мнение меняется не в пользу Путина, запрос на перемены растет, движение все равно добьется победы в краткосрочной или долгосрочной перспективе.
	Евгения Чирикова Главное, что с нами произошло, это как с Нео в «Матрице»: мы поняли, что можем сопротивляться, и не обязательно смиряться со всякими безобразиями. И что еще немаловажно, мы поняли, что умеем договариваться, несмотря на то что у всех разные взгляды, разное положение. Мы много раз садились за стол переговоров и находили общий язык. Все идет абсолютно правильно, просто время протеста сменяется временем поиска смысла. Невозможно долгое время жить с лозунгом «Долой!», надо говорить, к чему ты стремишься. Если убрать Путина и посадить приятного человека, это не решит проблему. Надо менять экономическую систему – сейчас у нас ресурсная экономика, а при такой системе не бывает ни свобод, ни демократии, ни хорошего образования, ничего. Бывает элита, которая не хочет прощаться со своими ресурсами, бывает сильнейший силовой аппарат, направленный против умников, которые понимают, что творится в стране. По меркам России, это еще не самые страшные репрессии, но нам надо объединяться, чтобы не начались страшные. А дальше вопрос, кто будет у руля, уже не так важен. Если хорошо выстроена система, от личности мало что зависит, а если нет, то какой бы волшебник ни правил, у него ничего не получится. Нам надо объяснять, чем мы отличаемся от власти, для этого нужна это позиция.
	Алена Попова Я считаю этот год огромной победой с точки зрения не только гражданского общества, но и каждого конкретного человека, причем победой, выраженной в конкретных делах. Большое количество людей с Болотной стали волонтерами, поехали в Дербент, в Крымск. Это уже борьба за жизнь других людей, а все потому, что мы осознали: мы сами несем ответственность за наше будущее и настоящее. Главная ошибка – у протеста нет результата. Мы не выдвинули единого оппозиционного кандидата на выборы президента. Да, он бы не победил, но это бы консолидировало значительную часть протестного электората. Протест начал леветь, появились социальные требования, и власти стали пытаться дискредитировать левое крыло оппозиции. Наша слабая сторона – это раскол. Пока мы не являемся монолитной конструкцией, пусть даже со своими спорами внутри, как силу нас никто не воспринимает. Рейтинг власти снижается по объективным причинам, протест все равно растет. Людей, которые выступают за что-то другое, много, и мы должны предлагать им программу не «против» а «за». Она должна быть понятной и реализуемой. Важно правильно выстроить организационную структуру. Для властей становится важным взаимодействие с внутренним оппонентом, который был бы конструктивным.

Slon продолжит опрос.