«Доверять можно сколько угодно – и при этом не договориться»

Недоговоропригодность – это врожденный дефект или пробел воспитания? Как собрать клуб? Почему «справедливо» не означает «поровну»? Куда приведет политкорректность? Как сделать чистоту и благоустройство экономически рентабельными? Новая книга Александра Долгина «Как нам стать договоропригодными, или Практическое руководство по коллективным действиям», пытающаяся ответить на эти вопросы, недавно вышла в издательстве «О.Г.И.». Александр Долгин – экономист, исследователь и аналитик, управляющий рекомендательным сервисом «Имхонет», глава Фонда научных исследований «Прагматика культуры», автор переведенных на многие языки книг «Экономика символического обмена» и «Манифест новой экономики». В новой книге анализируются причины неудач самоорганизации; Долгин предлагает правила для создания дееспособного общества. Slon уже отчитывался о круглом столе, посвященном нашей договороспособности, а теперь публикует фрагменты книги.

Для соотечественников не секрет, что у нас неважно обстоят дела с гражданской активностью. Даже при наличии острой необходимости предпринять что-либо дельное сообща – видимых успехов почти не наблюдается, да и попыток мало. Среди пишущих об этих настроениях стало нормой поминать недоговоропригодность, выводя из нее неспособность к общему делу. Мне не симпатична идея врожденного «порока гражданина». Я думаю, во многом этот недуг «благоприобретенный», он есть результат длительной порочной традиции. Но традиции ведь могут и прекращать действие, и при каком-нибудь внешнем толчке это может происходить довольно быстро. Поразительно, но большинство казусов и настроений общего дела укладываются в несколько типичных формул, и все они не сказать чтоб были так уж изощрены и таинственны. Напротив, их механика ни для кого не секрет. Это: отказ участников от принятых на себя обязательств (отлынивание), популистские идеи, пожирающие время встреч, заспамливание/зашумление повестки дня, безбилетничество (пользование на халяву), раскол групп под несущественным предлогом, провокация ссор (троллизм), манипулирование голосованием и повесткой, следование скрытым интересам и т.п. <…> А мы все списываем на сакральные свойства души, вместо того чтобы хладнокровно проанализировать анатомию поведения. Все всегда упирается в сбор команды. Это первейший вопрос любого коллективного дела, и это же отправной пункт экономической теории клубов, которая лежит в основе излагаемого подхода. Ее базовая логика состоит в том, что существует некая пороговая численность участников, при наборе которой искомый результат (или процесс) достигается с приемлемыми (в расчете на одного) издержками. В этом весь смысл образования клуба – поделить издержки, не потеряв при этом в качестве. К примеру, некто мечтает передвигаться на велосипеде, но город для этого не приспособлен. Логично начать с того, что узнать, сколько еще людей хочет того же. Потому что в случае, если их хотя бы в потенциале много, есть шанс, объединившись, нужным образом повлиять на власти. А если нет, придется подождать со своей надобностью, потому что с точки зрения общественной справедливости неразумно выделять полосы для угождения непропорционально малой группе пользователей. Или, к примеру, кому-то нужно сколотить команду для футбола во дворе или выбить у муниципалитета преференции, собрать подписи под какой-нибудь петицией, переизбрать правление ТСЖ, изгнать джанкфуд из школы, решить проблемы трафика – все всегда упирается в сбор команды. Начнем с того, что в России у всех на слуху в силу известных обстоятельств, – с честного голосования. В простейшей постановке вопрос звучит так: нужно, чтобы в результате голосования люди получили то, чего они действительно хотят. (Как ни странно, так бывает далеко не всегда.) Если формулировать четче, итоги голосования должны приводить к максимизации блага, к которому устремлены члены клуба. Казалось бы, чего проще – собери предложения и подсчитай голоса. Однако тут таятся тупики и опасности. То, что люди могут не понимать себя или желать разного, что им трудно смириться с победой конкурентного предложения, – с этим ничего не поделаешь, и это полбеды. Настоящая угроза проистекает со стороны групп участников со скрытыми интересами. Обычно у них в арсенале есть манипулятивные приемы, позволяющие достичь желаемого (для них, но не для большинства) при соблюдении видимой законности Тут мы позволим себе одно утешительное соображение. Сколь ни богаты возможности для манипулирования голосованием, загвоздка не только в этом. Иногда оптимальный выбор недостижим в принципе даже при идеальных условиях – при адекватных правилах и при отсутствии вмешательств. Когда мы видим хай-тек или высокие достижения в спорте, кино или в чем-нибудь еще, понимаем, как там все должно быть сложно устроено внутри. Там творится волшебство. А к совместной деятельности подходим запанибратски – это ж обычные дела и понятные люди. Мы вроде как не отдаем себе отчета в том, что нужны какие-то технологии и чертежи. В действительности то, что предметом озабоченности группы жильцов может выступать, к примеру, примитивная мусорка, вовсе не означает, что формула договоренности тоже примитивная. Поскольку коллективные блага ценны для участников в разной степени, а предоставляются всем им в равной мере (это важное свойство называется «неисключаемостью»), то и плата должна дифференцироваться. Иными словами, бремя финансирования должно быть разложено неравномерно: кому больше надо, тот больше платит. Эта простая формула фундирует мораль во множестве неочевидных ситуаций. К слову, если для кого-то полезность блага и вовсе отрицательная, то выход состоит в компенсации ему неудобств. Как уже говорилось, производству коллективных благ сильно мешают «безбилетники». Вызванное ими природное чувство справедливости у добропорядочных участников настолько сильно, что они готовы скорей отказаться от блага, чем сносить то, что кому-то оно достанется задарма. Тем более что безбилетники съедают часть блага или ухудшают его, и в предвидении этого никто не спешит утруждаться. В случаях, когда наличие безбилетников критично, применяют селективные стимулы, проще говоря, наказывают «уклонистов» и поощряют «активистов». Отрицательные стимулы прекрасно известны – они включают социальное порицание, отлучение от благ, изгнание из клуба и т.п.; положительные тоже – это доступ к благам, закрытым для посторонних, общественное восхищение. Представим, что введены правила, согласно которым репутация в сети служит понижающей или повышающей поправкой к голосу данного человека. Десять раз подумаешь, прежде чем сказать или сделать что-то вредящее репутации, потому что не хочется, чтобы при решении какого-то вопроса твой голос весил одну десятую, в то время как чей-то – три номинала. Доверие жестко завязано на залог. Это может быть денежный залог, репутация бренда, личная репутация. Доверяют тому, кому есть что терять. Человек с репутацией сто раз подумает, прежде чем обманывать ожидания, иначе все заработанное может пойти насмарку. Эта логика сейчас переносится в интернет-сети, где запечатленные в профилях поступки и суждения людей становятся такими же носителями репутации, как и поведение в офлайне. В любых спорах и тяжбах стороны должны договариваться путем обмена. Это значит, что кто бы ни победил, не должно оставаться системно дискриминированных групп, т.е. проигравших вчистую и оставшихся без сатисфакции. Надлежащая система торгов может строиться в духе известной теоремы Коуза: выигравшие компенсируют проигравшим издержки, вызванные их победой. К примеру, если перед зданиями, расположенными на первой береговой линии у моря, собираются построить другие дома (допустим, насыпав часть суши), то домовладельцам полагается компенсация за утрату вида из окна. Риэлтерский рынок с высокой точностью измеряет, сколько стоит (вернее, стоил) этот вид, поэтому определить размер отступных не составляет большого труда. Если представить набор предпочтений в виде эквалайзера, того, что используется в музыкальных установках для настройки звука, то наш человек норовит передвинуть все рычажки на максимум, нимало не смущаясь тем, что в жизни так не бывает. Мощная социальная поддержка – и низкие налоги, прогрессивная шкала обложения – и расцвет предпринимательства, рост зарплат – и нулевая инфляция – эти и подобные пары целей противоречат друг другу. В правильном эквалайзере соответствующие рычажки были бы связаны через бюджет и двигались во встречных направлениях. Отрезвляющим приемом было бы оцифровывать риторику кандидатов и совместить на эквалайзере фантазерскую и реалистичную картинки, чтобы люди с одного взгляда на рычажки улавливали разницу. Такую же компьютерную программку можно написать и для клубных задач. Договоропригодность не сводится к доверию, поскольку включает в себя ряд компетенций помимо него. Доверять можно сколько угодно – и при этом не договориться, не сумев согласовать бюджет, или приоритеты, или взносы, или попав в какую-то другую из описанных выше ловушек. Доверие жестко завязано на залог. Это может быть денежный залог, репутация бренда, личная репутация. Доверяют тому, кому есть что терять. Человек с репутацией сто раз подумает, прежде чем обманывать ожидания, иначе все заработанное может пойти насмарку. <…> Таким образом, мы имеем дело с иерархией понятий, где наиболее синтетичной является способность к коллективным действиям. Ее предпосылкой – важнейшей, но не единственной – выступает договоропригодность, а она сама, среди прочего, опирается на доверие. Данные понятия не только не синонимы, но и не матрешки, вложенные одна в одну. Дееспособное общество начинается с договороспособности – и это ровно то, воспитание чего я считаю первым и главным шагом для России и ради объяснения чего я сел за эту книгу. Договороспособность – не заклинание и не счастливый лотерейный билет. Это результат кропотливой работы людей с людьми, работы практической, методически оснащенной и убеждающей достигнутыми результатами.