Государство и олигархия: 10 лет спустя

«Государство и олигархия»: история вопроса

26 мая 2003 года был опубликован доклад Совета по национальной стратегии (СНС) «Государство и олигархия». По мнению ряда близоруких (или, скажем скромнее, недальнозорких) наблюдателей, этот доклад положил начало так называемому «делу ЮКОСа» и стал его (дела) идеологической основой. Я считаю, что это не так, но обо всем по порядку.

Идея доклада «Государство и олигархия» принадлежала доктору экономических наук, профессору, старшему научному сотруднику Института народонаселения РАН И. Е. Дискину (ныне подвизающемуся в Общественной палате РФ). В феврале 2003-го он предложил описать состав и структуру олигархии в современной России, а также проанализировать соотношение субъектности государства и олигархических структур, в том числе при принятии важнейших политико-экономических решений в стране. В основном, текст доклада был написан в апреле 2003 года автором этого меморандума. Впоследствии он был доработан с учетом идей и предложений (как концептуальных, так и текстуальных) 10 членов СНС, в результате чего приобрел несколько эклектичный характер. 

Основные идеи доклада «Государство и олигархия» (я исхожу из того, что про доклад многие из разных источников знают, но реальный и подлинный текст его читали немногие) таковы:

в период с 1993 (расстрел Верховного Совета России и принятие ельцинской Конституции РФ) по 2003 гг. в нашей стране сложилась достаточно устойчивая олигархическая форма правления, в рамках которой основные решения представляют собою результат компромисса и согласования интересов ведущих финансово-промышленных групп (ФПГ), а роль демократически избранных легальных органов власти, в первую очередь президента РФ – модерировать взаимоотношения между реальными субъектами олигархии; правящая элита отчетливо делает ставку на олигархическую модернизацию России; этот вариант стратегически стране не выгоден, так как парализует и демократические институты с процедурами, и вертикальную мобильность во всех сферах, де-факто обессмысливая сам конституционный порядок; необходимо сойти с траектории олигархической модернизации.

В качестве образца олигархической государственности в докладе приводилась Венецианская республика в том виде, в каком она существовала на протяжении примерно 600 лет перед своим крушением (1797).

Отдельно в «Государстве и олигархии» упоминались планы кругов, близких к ЮКОСу, внедрить концепцию президентско-парламентской республики (вместо президентской «ельцинского» образца), в которой правительство формировал бы, в основном, парламент, а премьер-министром на определенном этапе стал бы Михаил Ходорковский. То был не «бином Ньютона»: в начале 2003 года экспертная и околоэкспертная Москва негромко, но азартно и активно обсуждала подобный вариант. Сразу несколько политологических институций, в судьбе которых принимал то или иное участие ЮКОС (в частности, т. наз. «Центр развития парламентаризма в России»), слишком плохо скрывали гордость от того, что причастны к разработке подобной программы – столь же амбициозной, сколь, по мнению разработчиков, перспективной. Иногда к закрытой полемике присоединялись даже и некоторые топ-менеджеры ЮКОСа (примечательно, что именно эти представители формального и неформального руководства корпорации как раз и избежали тюрьмы, своевременно оказавшись за пределами России). Не воспользоваться такой «подачей» для авторов нашего доклада было бы не только непростительно (с конъюнктурных позиций), но и некорректно (с профессиональной точки зрения).

Впоследствии я пришел к выводу, что амбиции М. Ходорковского в плане конвертации экономического статуса в политический и обретения роли крупного реформатора достаточно умело подогревались тогдашним руководством администрации президента РФ (А. Волошин) и «семьей» (в расширительном, т.е. политико-лоббистском смысле слова) Б. Ельцина. Которые сами отнюдь не возражали против подобного варианта трансформации политической системы страны, но не хотели брать рискованную инициативу на себя, предпочтя «запустить Берлагу». Но сути происходившего это не меняло тогда и не меняет сейчас.

Публикация «Государства и олигархии» (полный текст появился 26.05.2003 в издании Утро.Ру, подконтрольном информационному агентству РБК) привлекла большой читательский интерес – только за вторую половину дня публикации текст доклада прочитали около 40 тысяч человек – по тем временам, с учетом значительного объема текста, весьма существенная величина. Сама публикация, с целью привлечения дополнительного внимания аудитории, была названа редакцией «В России готовится олигархический переворот» – в силу чего этот идентификатор был впоследствии искусственно привязан и к самому докладу, хотя такого прямого утверждения в тексте документа не было.

Одновременно публикация вызвала скандал собственно в Совете. Несколько членов СНС заявили, что не видели окончательного текста доклада, в которых упоминалось в определенном ключе имя М. Ходорковского. Политолог Л. Шевцова немедленно заявила о выходе из Совета. А глава фонда «Экспертиза» М. Урнов (считающийся экспертом, традиционно духовно близким к бывшим акционерам ЮКОСа) устроил бурю на следующем заседании СНС, формально посвященном вопросам культурной легитимации политической системы России. В итоге обсуждения культурной тематики, увы, не получилось, а заседание было сорвано не только г-ном Урновым, но и одним из гостей мероприятия, владельцем издательства Ad Marginem Александром Ивановым. Последний в силу неполного понимания скандальной сути происходящего сверх меры злоупотребил коньяком Hennessy и начал активно перебивать политологов, вырывая из экспертных рук обалдевший от таких перипетий микрофон. В результате СНС не принял никаких решений и назначил внеочередное заседание, на котором 11 членов Совета из 20 проголосовали за то, чтобы доклад «Государство и олигархия» распространялся от имени и под флагом Совета в целом. После чего М. Урнов заявил о выходе из организации.

Начало «дела ЮКОСа»

Насколько мы можем сегодня судить, топ-менеджеры ЮКОСа, отвечавшие в 2003 году за корпоративные связи с общественностью (PR) и взаимодействие с государственными органами (GR), немедленно расценили доклад «Государство и олигархия» как начало полномасштабной и всесторонней атаки на компанию. У них были для такой реакции некоторые основания, т.к. атака силовых структур на ЮКОС ожидалась. Но не в связи с докладом – вес экспертного сообщества в России в минувшие 15 лет никогда не был слишком велик – а из-за недовольства, которое президент страны Владимир Путин выказывал поведением Михаила Ходорковского в некоторых вопросах, в частности:

полемике о справедливости цены ($400 млн.), по которой государственная нефтяная компания «Роснефть» приобрела у аффилированных структур сенатора, бывшего первого замминистра финансов РФ Андрея Вавилова «Северную нефть»; как известно, публичная стычка между Путиным и Ходорковским по этому вопросу произошла на встрече главы государства с представителями российского крупного бизнеса в Кремле 19 февраля 2003 года; нездоровой суеты вокруг казначейских акций корпорации «Сургутнефтегаз», которая уже тогда перешла в сферу влияния структур и людей, близких непосредственно к В. Путину; возникла реальная опасность, что погашение казначейского пакета на основании судебного решения (а решать вопросы в арбитражных судах олигархи тех времен умели ничуть не хуже, чем сегодня) приведет к установлению контроля (хотя бы временного) над «Сургутнефтегазом» со стороны миноритариев, среди которых могли оказаться и компании, связанные с владельцами ЮКОСа.

Недовольство г-на Путина, видимо, вполне реально существовало и было продиктовано двумя принципиальными презумпциями, которыми он, насколько можно судить исходя из многолетнего анализа, традиционно руководствуется при формировании оценок и принятии решений:

если элитная конвенция, предполагающая правило «не переходить границы интересов друг друга», существует, то она должна быть двусторонней и обоюдной: власть не вторгается в бизнес корпораций (ведь никто же до 2003 года не ставил вопрос о законности приватизации ЮКОСа, а к 10-летию компании президент вполне спокойно направил ей поздравительный адрес), но и владельцы корпораций не должны ставить вопрос о тайнах бизнеса, по распределению обязанностей отданного личной («питерской» или «ленинградской», в различных терминах) команде Путина; легитимно ставить вопрос о коррупции и хищениях может лишь тот, кто сам безгрешен и в сомнительных экономических операциях никак и никогда не замешан – а таких людей в российской правящей элите вовсе или почти нет («после смерти Махатмы Ганди и поговорить не с кем» ©).

Операторами этого недовольства неизбежно должны были стать те, кто у Путина под рукой: доверенное лицо президента, заместитель руководителя его администрации Игорь Сечин (ныне – глава ОАО «Роснефть»); занимавший зависимое по отношению к г-ну Сечину положение, но выполнявший важную функцию организационного и кадрового взаимодействия с судебной системой другой замруководителя администрации Виктор Иванов (теперь – директор Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков); а также тесно связавшийся к тому моменту с г-ном Сечиным (в том числе родственными узами, через брак детей) генеральный прокурор РФ Владимир Устинов. Других ответственных исполнителей, готовых и способных иметь дело с «проблемой Ходорковского», в обойме Путина в ту историческую минуту просто не было.

Именно в этот волнующий момент и появился обсуждаемый доклад СНС.

Практически сразу после заседания (см. п. 1), на котором Совет отказался дезавуировать доклад, а заодно освободить от занимаемых должностей своё руководство в лице сопредседателей и гендиректора, была развернутая мощная PR-кампания. Практически каждый день в различных СМИ появлялись публикации с жесткими нападками на доклад и его авторов. Нападки сводились, в основном, к следующим соображениям:

«Государство и олигархия» – первая ласточка заговора силовиков, которые хотят уничтожить либералов, закрыть Россию от / для Запада и перейти (сразу или постепенно) к диктатуре неосоветского образца; для показательной расправы избран ЮКОС, так как в случае возникновения проблем у этой «самой прозрачной» российской корпорации иностранные инвестиции прекратятся, что создаст максимально благоприятные предпосылки для перехода к чекистской диктатуре, экономической автаркии и, как следствие, конфискации частного бизнеса вообще, а затем и к фактическому упразднению института частной собственности как такового (на полном серьезе утверждалось, что озверевшие чекисты со временем пересмотрят итоги приватизации жилья и отнимут у россиян квартиры); если президент РФ не уволит зарвавшихся силовиков, они сначала уничтожат российскую демократию, а потом – и его самого, т.к. после установления полноценной корпоративной диктатуры он станет им уже не нужен; в ситуацию должен немедленно вмешаться Запад и разогнать чекистский шабаш, строго указав Путину на необходимость пойти путем исправления [ситуации].

Отдельным коллективным объектом атаки стали авторы доклада СНС. И если сначала на передовой (в пассивном режиме) оказались сопредседатели Совета, то на втором этапе PR-кампании орудия были наведены на инфернальную фигуру Белковского, который, по версии архитекторов кампании, придумал провокационный доклад, а потом методом кнута и пряника заставил членов СНС к нему присоединиться. Среди прочего утверждалось, что:

Белковский получил за исполнение своих услуг $12 млн (каковые скрыл от членов СНС, «разведенных в темную»); гендиректор СНС – друг Бориса Березовского (что было правдой, хотя Березовский решительно не одобрил доклад «Государство и олигархия», что привело тогда к нашей с ним более чем годичной размолвке), а доклад выгоден опальному олигарху, который хочет таким образом внести разброд и шатания в российские элиты (ложь – может, БАБ и хотел что-то такое куда-то внести, но ни к докладу, ни к СНС вообще ни малейшего отношения не имел).

Одновременно руководители PR и GR ЮКОСа, истово желая уклониться от осмысления наличной реальности, искали мифологическую причину назревавшего конфликта с Кремлем. Основные варианты были такие:

А) Акционеры ЮКОСа решили финансировать оппозицию в лице партий КПРФ, СПС и «Яблоко».

Б) ЮКОС решил продать значительную часть своих акций американской нефтяной компании ExxonMobil.

Насколько можно судить, общей координацией кампании ЮКОСа в июне (начало скандала вокруг «Государства и олигархии») – октябре (арест М. Б. Ходорковского) занимался младший акционер корпорации Л. Невзлин. В целом, впрочем, кампания была не полностью самостоятельным произведением PR-искусства, а римейком истории лета 1996 года, когда аналогичным образом либеральные (в данном случае этот термин, естественно, весьма условен и употребляется едва ли не в переносном смысле) руководители предвыборного штаба Бориса Ельцина (Анатолий Чубайс, Игорь Малашенко и др.) при поддержке дочери президента Татьяны Дьяченко убедили главу государства избавиться от команды шефа Службы безопасности президента РФ генерала А. Коржакова. По сути, такая же точно интрига планировалась и на этот раз. Только авторы кампании не вполне учли, что историко-политические обстоятельства несколько изменились: 2003 год – не 1996-й, Путин – не Ельцин, Сечин – не Коржаков. Да и вообще, снаряд два раза в одну воронку не попадает. Или, говоря более философично, в одну реку нельзя войти дважды.

При разработке идеологии и планировании PR-кампании команда ЮКОСа (Л. Невзлин и его соратники) допустили ключевую ошибку: неправильную оценку состава и уровня информированности целевой аудитории.

Простой пример, который способен понять любой студент. Если вы рекламируете прогрессивные новшества McDonald’s, скажем, экологически чистые гамбургеры, снижающие, как доказано учеными, уровень холестерина в крови, то есть смысл разбрасывать соответствующие листовки в вузовских аудиториях и раздавать учащимся старших классов средних школ. Но неполезно и даже контрпродуктивно распространять такие листовки в парижских ресторанах haute cuisine. Посетители этих ресторанов не только не поверят содержанию рекламы, но и будут весьма раздражены Вашим стремлением их откровенно обмануть за счет их же свободного времени.

Нечто подобное произошло и с ЮКОСом-2003. Команда Невзлина апеллировала, преимущественно, к страте статусных российских либералов, а также элитам Запада. На самом же деле, объективно, правильная целевая аудитория (target group) PR-кампании состояла из одного лица: Владимира Путина. Который, по своим базовым тактико-техническим характеристикам, человек:

хорошо информированный, в том числе о тайных рычагах и пружинах различных внутриполитических действий и явлений; склонный, в целом, доверять «своим» (людям, с которыми у него есть пролонгированный позитивный опыт дружбы и/или сотрудничества); склонный, в целом, априори не доверять «чужим» (людям, с которыми у него нет пролонгированного позитивного опыта дружбы и/или сотрудничества); мнительный.

Потому, я полагаю, кампания ЮКОСа образца-2003 года вызвала у г-на Путина ту же раздраженную реакцию, что рекламная продукция супергамбургеров от McDonald's – у постоянного клиента правильного дорогого ресторана. «Не делайте из меня дурака!» Причем раздражение нарастало во времени, укрепляясь от желания противоположной стороны решать проблемы с помощью абстрактного западного давления, – ВВП предпочитает урегулировать деликатные вопросы в комнатах отдыха или на далекой охоте, без вмешательства третьих внешних лиц, не имеющих прямого отношения собственно к предмету разбирательства. 

Так что можно, с некоторыми небольшими оговорками, утверждать, что собственная информационная кампания, формальным поводом для которой стало появление «Государства и олигархии», нанесла ЮКОСу большой урон в отношениях с Кремлем и приблизила драматические события 2 июля и 25 октября 2003 года.

Впрочем, не следует недооценивать и степени заинтересованности руководства кремлевской администрации того периода (А. Волошин) именно в таком сценарии информационной атаки ЮКОСа и вообще достаточно радикальной модели поведения владельцев корпорации в российской политике (как аппаратной, так и публичной).

К началу 2003 года людям, приведшим Путина к власти (Александр Волошин, «семья» Бориса Ельцина и т.п.), стало ясно, что некоторые «питерские чекисты», входившие в сугубо личный ближний круг второго президента РФ, начали опасно усиливаться. Изначально этих людей не слишком принимали всерьез. У власти в 2000–2002 гг. де-факто находилась «семейная» команда. Путин больше играл роль представительской фигуры и ходячего / летающего / плывущего логотипа режима. И даже путинский кадровый прорыв марта 2001-го, когда Борис Грызлов возглавил МВД, а Сергей Иванов – Министерство обороны, существенно аппаратно-политическую картину не изменил.

Первая серьезная вспышка бизнес-лоббизма новопутинцев зафиксирована весной 2002-го, когда владелец «Межпромбанка» (ныне обанкротившегося) Сергей Пугачев в союзе с президентом нефтяной компании «Славнефть» Михаилом Гуцериевым захотел вдруг забрать эту компанию себе. Хотя, согласно системе предварительных договоренностей, она должна была отойти под контроль Романа Абрамовича. Порядок навели быстро и жестко: Пугачеву было отказано, Гуцериева освободили от должности, а «Славнефть» оказалась там, где и должна была быть – у Абрамовича.

Тем не менее, Волошина и Ко не мог не беспокоить аппаратный рост некоторых фигур, для «семейной» группы совершенно избыточных и потому неприемлемых. Например, И. Сечина, который в качестве главы президентской канцелярии и давнего конфидента Путина стал приобретать всё больше влияния на первое лицо. А также Юрия Заостровцева, заместителя директора ФСБ по экономической безопасности, который в те времена всерьез нацелился на пост председателя Государственного таможенного комитета (ГТК) РФ и был близок к тому, чтобы заменить на этой должности «семейного» ставленника Михаила Ванина (кадровая рокировка сорвалась, в начале 2004 года Заостровцев был уволен из ФСБ и отправлен на второстепенную позицию в ВЭБ).

Так, вероятно, и возникла идея разыграть комбинацию, по итогам которой Владимир Путин вынужден был бы убрать своих не в меру ретивых силовиков из большой игры. Как я уже упоминал выше, фактически по сценарию (с небольшими непринципиальными отклонениями) 1996 года: сначала ситуация доводится до точки кипения, возникает опасная угроза дискредитации лично президента и власти в целом, после чего глава государства принимает единственно правильные (возможные) кадровые решения.

Для розыгрыша комбинации нужен был таран. Мощный игрок, который привлек бы внимание Путина и мира к недопустимости неосиловиков и вызвал бы тем самым огонь на себя. На роль тарана и был избран Михаил Ходорковский. 

«Семейная» команда, опираясь на собственные политические возможности и понимание ситуации, предоставили МБХ гарантии безопасности (от ареста). В силу чего Ходорковский не покинул Россию даже тогда, когда не благоприятное для него развитие событий становилось все более вероятным. 

Бесспорно, я не считаю, что команда Волошина–Абрамовича, в конечном счете, сознательно отправила МБХ в тюрьму. (Скорее, такой точки зрения придерживался Л. Невзлин в середине прошлого десятилетия.) Просто эти люди были искренне уверены, что Ходорковский не сядет, ибо по существовавшим правилам игры это было невозможно. Во всяком случае, не сядет без согласования с Волошиным, причастным ко всем важнейшим решениям подобного уровня. Владельца ЮКОСа собирались использовать как тяжёлую гирю, которая призвана была снести И. Сечина, В. Иванова, В. Устинова и некоторых других функционеров. А вышло несколько наоборот: коллективный Сечин успел пригнуться, гиря пронеслась над его головой, с грохотом ударилась о стену и на противоходе больно ударила по самому Волошину.

Ходорковский на роль тарана подходил почти идеально. Молодой, красивый, богатый, с явно зреющими, но еще не оформившимися политическими амбициями. В политике не разбирается, но уже рвется в бой. Таким человеком можно было в сложившейся ситуации хорошо управлять по мотивации.

Нельзя ли было обойтись без привлеченного тарана? Нет, нельзя. Это было бы не технично. Есть вопросы, которые не обсуждаются и не решаются в прямом диалоге, один на один. Волошин и Абрамович не могли рисковать своей дружбой с Путиным. Они должны были выскочить из засады на пике конфликта, не раньше.

Однако комбинация провалилась. Как в силу недооценки ее конструкторами определенных личных свойств Владимира Путина. Так и в силу того, что рычага, который был у «либералов» в 1996 году – дочери президента, способной им эффективно / эксклюзивно манипулировать – у команды Волошина в 2003 году не было. Путин черпал информацию из разных источников и уже научился принимать решения «назло», вопреки позиции тех людей, что пытались его «разводить».

Ранним утром субботы, 25 октября 2003 года Михаил Ходорковский был арестован в Новосибирске. Арест не случайно был организован именно так. Брать МБХ надо было тогда, когда в Москве – глубокая ночь выходного дня. То есть, когда возможности с кем-то связаться и что-то резко изменить были минимальными.

В тот же день А. Волошин подал в отставку – в противном случае ему пришлось бы признать, что гарантии безопасности, предоставленные главе ЮКОСа, были заведомо фиктивными, и тем самым подорвать свою репутацию ответственного политического менеджера. Путин отставку принял и, в соответствии с пожеланием самого Волошина, назначил новым шефом своей администрации Дмитрия Медведева (ныне известного широкой публике как «Димон»).

Следует с глубоким сожалением признать, что определенную роль в катастрофе ЮКОСа сыграла и часть экспертного сообщества, замыкавшаяся (прямо или опосредованно) на А. Волошина. Вскоре после появления «Государства и олигархии» валом повалили круглые столы и конференции, на которых авторов доклада СНС обвиняли в соучастии в некоей «ментовской провокации» ((с) Г. О. Павловский). Впрочем, бескомпромиссная активность жестких критиков СНС и «заговора силовиков» резко сошла на нет после отставки А. Волошина. Уже к началу 2004 года многие прежние апологеты Ходорковского превратились в его критиков – умеренных или даже яростных.

Миф о «кровавых силовиках» и его разоблачение

В 2003 году, на фоне «дела ЮКОСа», начал оформляться миф о том, что в российской правящей элите борются две монолитные группировки – «либералы» и «силовики». Согласно этому мифу, первые склоняются к европейскому выбору для России, являются поборниками демократии, открытости и свободы ведения бизнеса. Вторые – изоляционисты неосоветского толка, проводники идей авторитаризма и милитаризации. Эта мифология с тех пор неоднократно использовалась – и до сих пор активно используется – для объяснения различных процессов и ситуаций в российской политике / экономике. Подобная дихотомическая доктрина стала доминирующей в оценках положения дел в России на Западе. В последние годы влияние ее уменьшается, но не стремительно.

Тогда же, в 2003 году, была инициирована разработка концепции «милитократии» (militocracy), согласно которой Владимир Путин привел к власти целую касту бывших и нынешних людей в погонах. Автор этой концепции, а также и самого термина – социолог Ольга Крыштановская, руководитель Центра изучения элиты Российской академии наук и директор Института прикладной политики 

Теория милитократии начала разрабатываться г-жой Крыштановской в 2003-м и приняла относительно завершенные формы в 2006-2007 годах, когда обострилась борьба за кандидатуру преемника Владимира Путина. Влиятельные международные СМИ некоторый период времени находились под впечатлением «милитократического» дискурса. Вот лишь некоторые заголовки газет 2006–07 гг.: 

«Военные и офицеры безопасности «колонизуют» российскую элиту» (Le Monde), «Спецслужбы против «семьи» (Berliner Zeitung), «Как соратники Путина по КГБ берут власть в свои руки» (Der Spiegel), «Работа для мальчиков: новая «милитократия» Путина» (The Wall Street Journal).

Работа г-жи Крыштановской строилась на двух исходных численных параметрах – цифрах, которые она же и предложила общественному вниманию:

а) к 2006 году 70% (!) бюрократических должностей в путинской России заняли люди в погонах, объединяемые и связанные единым «военным» корпоративным духом, которые и определяет их психологию / менталитет;

б) к 2001 году – вследствие драматического финансового кризиса 1998 года, оказавшего существенное влияние на состояние российской экономики – лишь 15% крупных бизнесменов (олигархов) ельцинской эпохи сохранили свое влияние; 85% командных высот перешли к людям путинского призыва, преимущественно – генетически принадлежащих к военизированным структурам.

При том никаких доказательств достоверности этих цифр, равно как хотя бы краткого убедительного механизма их получения / вычисления приведено не было. Единственное, чего удалось приблизительно добиться автору этих строк от г-жи Крыштановской в ответ на прямо поставленный вопрос о фактических источниках теории милитократии: все чиновники с пробелами в биографии, т.е. с выпадением любых минимальных данных в их официальных CV, – закоренелые спецслужбисты. Sic! 

Во-первых, определять принадлежность государственного функционера к военной касте только на основании недостаточности данных о его биографии – довольно сомнительный подход. Зачастую такие «белые пятна» в CV присущи, например, людям с криминальным послужным списком, а вовсе не с гигантским опытом военной службы. К тому же мы не видим, чтобы в современной России выходцы из системы КГБ СССР сильно стыдились своего прошлого и принуждены были скрывать значимые элементы своей биографии.

Во-вторых, в отличие от ататюркистской Турции, франкистской Испании, некоторых стран Латинской Америки и т.п. в советской и постсоветской России люди в погонах никогда не образовывали единой корпорации с общими интересами и унифицированным этическим кодексом. Спецслужбы всегда враждовали с министерством внутренних дел, а каждая из этих структур – взаимно и обоюдно ненавидела собственно военных, т.е. систему министерства обороны России. И коммунистическое, и посткоммунистическое политическое руководство традиционно и сознательно стравливало между собою различные ветви и отряды силовиков, чтобы не допустить их совместных и солидарных претензий на реальную власть, равно как и проявления нелояльности в критической ситуации. Можно вспомнить, как в октябре 1993 года, во время разгона Борисом Ельциным Верховного Совета России, тогдашнее Министерство безопасности (миниатюрный правопреемник КГБ) осторожно и вежливо уклонилось от выполнения приказа о штурме здания парламента, окруженного тысячами людей. Зато приказ был безукоризненно и кроваво – с применением танкового обстрела – выполнен военными, которых возглавлял министр обороны генерал Павел Грачев. Потому образовать какое-либо единое лобби, подчиненное общей цели, эти люди в принципе не в состоянии. В такой ситуации говорить о «милитократии» как сквозной системе принятия решений, по меньшей мере, забавно.

Точно так же нет никакого единства между бывшими / нынешними силовиками во власти и сегодня. Напротив, между ними идет ожесточенная борьба за различные ресурсы – от экономических до собственно возможностей влияния на первое лицо государства. Лишь несколько примеров с участием влиятельных фигур, которых принято на уровне экспертных оценок и общественного мнения относить к силовикам. В 2005–2006 гг. Госнаркоконтроль во главе с бывшим главой УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленобласти генералом Виктором Черкесовым собрал обширный компромат на генерального прокурора Владимира Устинова, результатом чего явилась отставка последнего. В ответ партнер-покровитель Устинова И. Сечин организовал кампанию по дискредитации команды Черкесова, ярким эпизодом которой был арест генерала ФСКН А. Бульбова (2007), а также добился выделения из генеральной прокуратуры Следственного комитета, возглавил который лояльный в то время г-ну Сечину староста университетской группы В. Путина Александр Бастрыкин. Не секрет, что в 2007 году группа И. Сечина боролась против назначения преемником президента Путина другого статусного силовика – Сергея Иванова (в то время – первого вице-премьера), продвигая на заветную позицию тогдашнего главу правительства Михаила Фрадкова. (Как мы знаем, Иванов и Фрадков скушали друг друга, а преемником в результате стал Дмитрий Медведев.) Неслучайно в администрации президента образца-2012, которую возглавил г-н Иванов, г-на Сечина не оказалось, хотя многие этого ожидали. А г-н Бастрыкин переориентировался на новое руководство администрации. Несмотря на заслуги перед Путиным, г-н Черкесов был в результате уволен из органов исполнительной власти и стал депутатом Государственной думы от номинально оппозиционной КПРФ. Много лет идет упорная борьба за влияние и контроль над определенными финансовыми потоками между системой ФСБ РФ (ранее Н. Патрушев, ныне А. Бортников) и Службой безопасности президента (В. Золотов). Таких примеров можно привести еще великое множество.

В-третьих, количество военных в государственном аппарате нельзя высчитывать методом определения «средней температуры по больнице». Например, если в министерстве обороны люди в погонах составляют 90% кадрового состава (что вполне естественно), а министерстве сельского хозяйства – 10%, то значит ли это, что половина аграрного сектора находится под пятой выходцев из армии и спецслужб?

В-четвертых, при Владимире Путине наблюдался не только приток представителей военной среды на государственные должности, но и отток. Причем как раз, зачастую, на верхних этажах управленческого механизма. Например, при министре обороны Анатолии Сердюкове (2007–2011) в руководство военного ведомства пришло немало сугубо гражданских людей (включая самого министра), центральной задачей которых было не отнюдь не выковывание самурайского духа среди деморализованной армии и демилитаризованного народа, а взятие под контроль финансовых потоков безразмерного и бездонного оборонного заказа. С чем они условно и справлялись, пока не нарвались на обоснованные обвинения в масштабной коррупции (доверенное лицо и дама сердца Анатолия Сердюкова, Евгения Васильева, до сих пор находится под домашним арестом, а некоторые другие влиятельные «сердюковцы» – так и просто в банальной тюрьме).

В-пятых, нет никаких оснований утверждать, что олигархия 1990-х годов куда-то исчезла или утратила влияние в стране. К числу самых влиятельных российских бизнесменов нашей эпохи относятся: Роман Абрамович, Олег Дерипаска, Михаил Фридман, Виктор Вексельберг, Вагит Алекперов, Владимир Потанин, Михаил Прохоров, Владимир Лисин, Алексей Мордашов, Сулейман Керимов, наконец, самый богатый человек РФ по версии журнала Forbes Алишер Усманов. Всё это – генетические «ельцинцы», выходцы из той поры, периода первичной приватизации крупнейших объектов советской «социалистической собственности». Да, конечно, они разбавлены заметными представителями уже путинского призыва: Геннадием Тимченко (бенефициар четвертого по величине в мире энергетического трейдера Gunvor), братьями Аркадием и Борисом Ротенбергами, все тем же Игорем Сечиным. Иначе и быть не могло: смена главы государства всегда влечет за собой определенную ротацию экономической элиты. Особенно в России, где власть и собственность сращены очень тесно (Институтом национальной стратегии был в 2005 году предложен термин «властесобственность», подчеркивающий органическое единство и нераздельность этих понятий в условиях современной РФ). Но: «старые олигархи» по-прежнему превалируют над «новыми» и по численности, и по совокупному ресурсу политико-административного влияния. А в 2001 году, который г-жа Крыштановская называет рубежной вехой в судьбе постсоветского крупного капитала на российской территории, еще был в силе и сам Михаил Ходорковский, между прочим – самый формально богатый человек тогдашней России, чье состояние Forbes оценивал в $7 млрд. Так что ни о каком падении доли ельцинского мегабизнеса до жалких 15% говорить и близко не приходится.

Отдельно следует отметить персону Анатолия Чубайса. В 2000 году и многочисленные противники, и даже некоторые соратники / сторонники Чубайса считали, что Путин принесет бывшего главного приватизатора в жертву – чтобы умилостивить народ и продемонстрировать борьбу с самыми черными страницами идейно-политического наследия «проклятых девяностых годов». Однако в действительности все получилось наоборот. Под прикрытием второго президента А. Чубайс завершил реформу электроэнергетики, оставаясь до 2008 года главой РАО «ЕЭС России». Затем получил из рук Путина госкомпанию «Роснано» (изначально «Роснанотех») – фактически, венчурный фонд, уполномоченный вкладывать государственные деньги в проекты в сфере «нанотехнологий» (насколько мы можем судить, однозначная и прозрачная трактовка этого термина в международном научном сообществе до сих пор отсутствует). В начале 2013 года вскрылись масштабные финансовые нарушения в работе «Роснано»: Счетная палата России обнаружила, что исчезли около $800 млн. На пресс-конференции в апреле 2013-го некий провинциальный журналист задал президенту России вопрос: а как быть с Чубайсом и не пора ли отправить его в тюрьму за огромный вклад в новейшую русскую историю? И получил недвусмысленный путинский ответ: в «Роснано» ничего не украли, $800 млн. – это не хищения, а просто «неудачные инвестиции», за которые в тюрьму не сажают, а команда Чубайса весьма положительно повлияла на судьбу РФ, во многом определив тренд (вектор) развития страны после распада СССР. Аудитор Счетной палаты, копавший под шефа «Роснано», сразу же вынужден был признать, что глава государства, скорее всего, прав, ибо не прав он не бывает.

Видимо, по мнению доктора Крыштановской, в том и состоит «чекистский погром» развитого либерализма и ельцинизма в России.

Отдельно необходимо отметить, что не представляют собою никакой однородной группы и так называемые «либералы». 

Но самое главное: между базовыми целями, ценностями и методами условных «силовиков» и условных «либералов», моделями их поведения в современной российской политико-экономической системе нет никакой разницы. Перед лицом всепоглощающей коррупции они равны и едины. Теория и практика их бытия в путинской России – одна.

Другое дело, что, в силу устойчивости мифологии о либерально-силовом разделении, восприятие одних и тех же явлений экспертным сообществом и СМИ различается. Например, недавнее явление народу огромной виллы главы ОАО РЖД Владимира Якунина (относим к «силовикам», так как является выходцем из внешней разведки – Первого главного управления КГБ СССР) в деревне Акулинино под Москвой было воспринято адекватно – в контексте гигантской коррупции, охватившей руководство крупных компаний с государственным участием. Но, когда зимой 2012/13 гг. бывший адвокат ЮКОСа Павел Ивлев, живущий ныне в США, обнародовал подлинные документы о сомнительных многомиллионных доходах / офшорных активах первого вице-премьера Игоря Шувалова, формально относимого к «либералам», раздался хор возмущенных голосов: Ивлев работает на Сечина! При том, что г-н Ивлев объявлен в международный розыск по «делу ЮКОСа» и уже потому едва ли может считаться агентом влияния г-на Сечина – архитектора операции по разгрому корпорации.

Мифология «силовиков» – и ее сестра-близнец, мифология «либералов» – будут существовать еще долго, по крайней мере, несколько лет. На Западе она будет умирать медленнее и мучительнее, чем в самой России. Но мы должны понимать и исходить из того, что это – лишь PR-метод, используемый в аппаратно-информационных войнах. Ни «силовиков», ни «либералов» как системообразующих политических групп не существует. Есть правящая элита, многочисленные субъекты которой воюют между собою за различные ресурсы – по правилам и без правил. И все эти субъекты прибегают к помощи коррумпированных сотрудников силовых структур, а также судей.

Продолжение «дела ЮКОСа»: судьба и перспективы Ходорковского

Вернемся к делу ЮКОСа.

На протяжении ряда лет наблюдатели задавались вопросом: мог ли Михаил Ходорковский после 25 октября 2003 года договориться с Кремлем и быстро выйти на свободу?

Нанеся самый главный удар, Сечин и Ко просто обязаны были довести дело до логического конца, то есть до полного разгрома ЮКОСа, а значит, изоляции его контролирующего акционера. Они действовали строго по не читанному ими Никколо Макиавелли: «Людей следует либо ласкать, либо изничтожать, ибо за малое зло человек может отомстить, а за большое – не может; … наносимую обиду надо рассчитать так, чтобы не бояться мести».

Кроме того, путь Ходорковскому невольно перекрыл другой олигарх с политическими амбициями – Владимир Гусинский. В 2000 году он подписал в Бутырском СИЗО Москвы тайный «протокол №6» о передаче государству (формально, ОАО «Газпром») всех своих медиа-активов в обмен на свободу и немалую (по тем временам) сумму в $300 млн. После чего, выйдя из тюрьмы, договоренности тут же дезавуировал, предал тайный протокол огласке и фактически обвинил государство РФ в рэкете. А потом и выиграл суд против России в Европейском суде по правам человека (ЕСПЧ). Наступать на «грабли Гусинского» в деле ЮКОСа путинские люди явно не собирались.

Конечно, вскоре после ареста МБХ появилась куча посредников: некоторые искренне хотели помочь, другие были заведомыми мошенниками – которые предлагали разные варианты, как урегулировать («разрулить», на сленге современной российской элиты), ситуацию. Среди таких посредников были не только мелкие жулики, но и люди весьма влиятельные или, по крайней мере, знаменитые. Например, тогдашний кремлевский куратор внутренней политики Владислав Сурков, который еще в конце 2003 года всерьез считал, что сможет убедить Путина смилостивиться – гонораром за эту услугу должны были стать, по достоверным данным, 30% акций спасаемого от полного уничтожения ЮКОСа. И Владимир Гусинский, который, по некоторым сведениям, уже в 2005–2006 гг. убеждал МБХ замолчать, ничего не писать и не говорить публично, не делать из себя политика, и тогда можно будет якобы выстроить секретную интригу с последующим освобождением.

Но эти лоббистские усилия завершились ничем. В силу вышеозначенных причин.

«Разруливанием» пытались заниматься и люди добросовестные. Например, бывший председатель ЦБ РФ Виктор Геращенко, ставший в 2004-м председателем совета директоров умирающей в стальных объятиях Кремля корпорации. На эту должность он пошел не просто так: банкира благословил один его старый кремлевский друг, дав понять, что освобождение Ходорковского и спасение компании в обмен на что-нибудь возможно. Но и эти усилия не увенчались успехом. 

Конечно, Сечин и Ко не ожидали от МБХ большой жизненной и интеллектуальной стойкости. Они полагали, что вскоре после отъезда в колонию, город Краснокаменск Читинской области, экс-олигарх сгинет где-то в снегах бесконечной Сибири и будет окончательно забыт. Во всяком случае, кремлевская PR-кампания призвана была донести русскому народу и миру именно такое послание. PR-кампанию координировал все тот же г-н Сурков, которому Путин уже объяснил, что способствовать облегчению участи МБХ не следует. (Параллельно В. Сурков в интервью Der Spiegel в 2005 году назвал Ходорковского учителем и вообще всячески страховался на случай непредвиденного изменения ситуации вокруг самого известного заключенного современной РФ.)

В тюремном заключении Михаил Ходорковский стал одним из самых влиятельных общественно-политических мыслителей современной России. Первый его заметный труд – статья «Кризис либерализма в России» – появилась в газете «Ведомости» 29 марта 2004 года. В ней заключенный призвал статусные либеральные круги к признанию своей ответственности за неоднозначную ситуацию в стране и покаянию за ошибки 1990-х годов, в том числе – при проведении ключевых рыночных реформ. Статья произвела фурор и вызвала крупный скандал одновременно. Ведущие либералы подвергли «Кризис либерализма в России» достаточно жесткой критике, несмотря на их декларировано лояльное отношение к самому автору. Икона официального либерализма Егор Гайдар дал программное интервью журналу «Итоги», заголовок которого был вынесен на обложку: «Каяться не намерен!». Основной пафос интервью был столь же традиционен, сколь и ожидаем для людей этого круга: да, ошибки были, достаточно серьезные и болезненные, но они явились естественной платой за переход от советской системы к постсоветской, а заслуги официальных либералов перед страной – гораздо значительнее и ценнее ошибок. 

Но самым печальным для Ходорковского могло стать то, что против «Кризиса либерализма в России» и самой новой роли узника-публициста выступили некоторые его партнеры по ЮКОСу, в частности, Л. Невзлин. Последний, очевидно, заранее знал о публикации и ее содержании. В результате была организована провокация с целью дискредитировать статью, а авторство МБХ поставить под сомнение. В организации провокации участвовал упоминавшийся выше политолог М. Урнов, а в качестве «сырья» для этой более чем сомнительной акции использовалось имя «инфернального» Белковского, т.е. автора этого меморандума.

Хочу привести полностью текст статьи издания Newsru.Com от 30 марта 2004 года, где достаточно детально изложена фабула дела.

Автором статьи, подписанной Ходорковским, мог быть не он 

Однако успеха эта атака на «Кризис либерализма» не имела. Здесь вновь возникла путаница с целевой аудиторией PR-кампании, чем команда Л. Невзлина, как мы помним, грешила и прежде: убедить в том, что статья написана не ее автором, можно кого угодно, кроме самого автора. Между партнерами по ЮКОСу возникла моральная трещина. Сам же Ходорковский впоследствии опубликовал и трилогию «Левый поворот», и переписку с известными писателями Людмилой Улицкой и Борисом Акуниным, и цикл очерков «Тюремные люди», подтвердив тем самым свои новые роль и статус в российском обществе.

Однако «Кризис либерализма в России» особо ценен матери-истории тем, что в той статье впервые была сформулирована идея покаяния элит как залога преодоления морального кризиса в стране. С тех пор элиты не смогли не принять эту идею, ни опровергнуть ее. Ее главным носителем остается Ходорковский. А русская история ждет ее воплощения – как предварительного условия кардинального переустройства России на новых началах. И в политической, и в экономической областях.

Последняя попытка спасти ЮКОС как единое юридическое лицо и, таким образом, бизнес ЮКОСа была предпринята в 2006 году. Инициатором ее был член семьи Бориса Ельцина Олег Дерипаска, который считал, что его лоббистский ресурс, сопоставимый на тот с возможностями И. Сечина, позволит решить задачу. «Мостом» между г-ном Дерипаской и акционерами ЮКОСа стал главный юрист корпорации Василий Алексанян. Будучи человеком талантливым и амбициозным, он согласился стать исполнительным вице-президентом ЮКОСа с полномочиями президента, чтобы реализовать план Дерипаски. Однако эти надежды оказались несбыточными. И. Сечин переиграл оппонентов. Уже в апреле 2006 года г-н Алексанян был арестован. В тюрьме у него обнаружили букет серьезных заболеваний, и вскоре после выхода из заключения он умер.

В те же времена известный бизнесмен Михаил Гуцериев пытался приобрести некоторые активы ЮКОСа. Но и это не удалось. После неудачной попытки вторгнуться в сферу интересов группы И. Сечина г-ну Гуцериеву пришлось несколько лет провести за пределами России.

К концу 2006 года ЮКОС был ликвидирован, а его основные активы достались «Роснефти».

На сегодня можно констатировать, что взаимовыгодной договоренности между МБХ и Кремлем быть не может. Даже несмотря на то, что И. Сечин утратил значительную часть своего былого влияния, лишившись формальной позиции рядом с В. Путиным. То главное, что у Ходорковского было – ЮКОС – уже отобрали. Больше у Ходорковского нет почти ничего, что Кремль существенно интересовало бы. Разумеется, есть значительное влияние на умы активной части российского общества, а также немалый международный авторитет. Но для президента Путина эти категории отнюдь не являются определяющими, а в определенном контексте вызывают отчетливое раздражение.

Теперь решение может быть только односторонним – кремлевским. Если российская власть будет считать это достаточно выгодным для себя политически.

Боится ли власть выхода Ходорковского на свободу? На уровне Сечина – возможно. На уровне Кремля в целом – нет. Неслучайно Верховный суд РФ сократил срок заключения для МБХ и Платона Лебедева на два года – до октября и июля 2014 г. соответственно.

Правда, с 2010 года ходят слухи о некоем «третьем деле ЮКОСа», в рамках которого Ходорковскому и Лебедеву может быть предъявлено обвинение в создании организованного преступного сообщества (ОПС). Чтобы продлить их пребывание в заключении на неопределенный срок. Но пока эти слухи не нашли материального подтверждения. Хотя следственная бригада не распущена, работа с материалами и свидетелями в Следственном комитете РФ пусть вяло, но продолжается.

В определенных кругах принято считать, что Кремль опасается политических амбиций и перспектив Михаила Ходорковского, которые могут реализоваться в случае скорого выхода экс-олигарха на свободу.

МБХ стал политиком – и крупной, самостоятельной политической фигурой – в тюрьме. До 25.10.2003 он, возможно, думал о себе как о политике, но был, скорее, инструментом чужих манипуляций.

В то же время политика Ходорковского почти за 10 лет заключения показала: он остается, как и прежде, системным игроком. Которому присущ ресурсный подход. Не стоит воображать из МБХ антисистемного революционера, способного вести народ на штурм Зимнего. Язык сегодняшних элит для него по-прежнему более приемлем, чем радикальная риторика любого свойства.

В этом смысле Ходорковский не Нельсон Мандела, который готов сидеть вечно, коль скоро дело его всё равно победит. И не Юлия Тимошенко, для которой тюрьма – просто лишнее доказательство тому, что она гений, а все остальные – люди другого сорта. Бывший владелец ЮКОСа, как мне представляется, скорее, хочет выйти из тюрьмы и продолжить жить, чем взять власть. По менталитету он все-таки более менеджер, чем политический лидер. От него можно ожидать развернутой общественной деятельности, но не радикальной оппозиционной политики. Я полагаю, что МБХ не отказался бы войти и на достойную позицию в российской власти, но не через кровь, а посредством некоей совокупности вполне системных решений.

И если Путин позволит ему выйти на свободу, общественная деятельность Ходорковского едва ли будет походить на откровенно антипутинскую. 

Результаты «дела ЮКОСа» для России: плюсы и минусы

Оглядываясь на 10 лет назад, мы можем привести описать основные стратегические последствия «дела ЮКОСа». (О многочисленных последствиях более низкого уровня здесь речь не идет).

Негативные:

пострадали люди, оказавшиеся в тюрьме; был нанесен мощный удар по легитимности самого института собственности в современной РФ; стало окончательно ясно, что «уволить» из собственников в нашей стране не намного сложнее, чем из наемных менеджеров – лояльных (коррумпированных) силовиков и суда для этого вполне достаточно; потому текущий контроль над менеджментом и финансовыми потоками при таком положении вещей куда важнее формального права собственности.

Позитивные:

страна приобрела крупного общественного деятеля в лице М. Ходорковского – одну из самых серьезных фигур современного российского политического пейзажа; «дело ЮКОСа» положило начало долгосрочному внутриэлитному расколу, разрушению консенсуса-2000 вокруг В. Путина и самой идеи бесконечной преемственности власти; в асфальте этого консенсуса возникли трещины, которые со временем серьезно углубились – и сквозь эти трещины могут, при благоприятных исторических обстоятельствах, пробиться ростки новых элит и вообще новой жизни.

Сегодняшнее состояние России: сетевая олигархия и экономика РОЗ

Через 10 лет после публикации доклада СНС «Государство и олигархия», где был поставлен вопрос о соотношении актуальной субъектности этих двух величин, мы можем констатировать: олигархия победила. Субъектность государства последовательно уменьшается.

«Огосударствление», о котором так широко принято говорить в России и на Западе, – такой же пропагандистский миф, как вечная схватка «силовиков» и «либералов». Да, государственные и окологосударственные компании пока что относительно увеличивают свое присутствие в различных секторах / отраслях экономики. Но во всех этих случаях собственно государство выступает не самостоятельным субъектом, а инструментом – в каждом конкретном случае, на уровне отдельных звеньев своей бюрократии – обслуживания сугубо частных интересов.

Например.

Можно ли считать интеграцию активов сначала ЮКОСа, а затем THK-BP в «Роснефть» огосударствлением? Разве что только формально, но не фактически. Для государства эти активы не стали более прозрачными. А высший коллегиальный орган исполнительной власти страны – правительство РФ, в лице его председателя Дмитрия Медведева (ака «Димон») и вице-премьера по топливно-энергетическому комплексу Аркадия Дворковича – не имеет никаких реальных рычагов влияния на компанию, контрольный пакет акций которой принадлежит государству. «Роснефть» контролирует группа физических лиц во главе с И. Сечиным, и только она.

Насколько выгодной была для государства покупка полугосударственным банком ВТБ находившегося в предбанкротном состоянии Банка Москвы (2011)? Или дополнительная эмиссия ВТБ (2013), в ходе которой акции банка продавались по заниженным ценам? Есть основания полагать, что обе эти операции фактически осуществлялись в интересах крупного бизнесмена С. Керимова, тесно связанного с топ-менеджментом ВТБ.

С середины первого десятилетия XXI века получили популярность операции, для которых автор этого меморандума предложил термин «путинг»: приобретение госкомпаниями негосударственных активов на условиях, выгодных скорее продавцам, а не покупателю. Первым классическим примером путинговой операции стала покупка «Роснефтью» «Северной нефти» (2003 год, что, как мы помним. положило начало системному конфликту президента с Ходорковским). А самой яркой путинговой сделкой тех лет – приобретение «Газпромом» у структур Р. Абрамовича компании «Сибнефть» за $13,1 млрд (2005). Причем операция была осуществлена стремительно, без due diligence, сразу после выплаты «Сибнефтью» ее акционерам рекордных дивидендов (около $2,5 млрд), и всю сумму «Газпром» заплатил наличными. Беспрецедентно выгодные для продавца условия! Разумеется, в пропагандистском поле это было преподнесено как «огосударствление» и «усиление влияния государства в нефтяном комплексе». Причем эти оценки солидарно звучали из уст как прокремлевских экспертов, так и критиков власти. А на самом деле? К прецедентам путинга может быть отнесена и операция по приобретению «Роснефтью» TНK-BP – достаточно бегло оценить базовые параметры сделки.

Хотя, разумеется, сегодняшняя олигархия несколько отличается от прежней, позднеельцинского и раннепутинского периодов. Ее членение стало более мелким, а структура – ближе к сетевой. Если 10 лет назад можно было утверждать, что страной де-факто правят 15–17 ФПГ, то сегодня точное количество субъектов власти не подлежит точному подсчету. Потому что достаточно контролировать диалектическую триаду «начальник управления МВД – прокурор – председатель суда» на определенной территории, чтобы уже стать олигархом. Если же к этому добавляется и криминальный ресурс, то почетный знак олигарха уже можно смело вешать себе на грудь. В этом смысле арестованный 3 июня 2013 года многолетний мэр Махачкалы (Дагестан) Саид Амиров по подозрению в очередном заказном убийстве вполне мог считать себя представителем правящей олигархии. И не случайно его после ареста срочно доставили в Москву – удержать г-на Амирова в тюрьме на территории Дагестана было бы невозможно. Сам же факт ареста вовсе не опровергает сказанного: и олигархи могут проигрывать свои войны, а не только выигрывать. Ведь война – естественное динамическое состояние олигархического сообщества.

Реальная власть размазана по стране тонким слоем. Она возникает в любой точке российского национального пространства, где крупные деньги сочетаются с силовым ресурсом, причем зачастую сугубо локального (регионального и даже муниципального) значения. Эти сгустки власти находятся в броуновском движении перманентной борьбы. И не интегрированы ни в какую «вертикаль власти», которая есть такой же пропагандистский фантом, как «огосударствление» и «силовики».

Примечательно, что в тиражировании мифов о «вертикали», «огосударствлении», «системном противостоянии силовиков и либералов» равно заинтересованы и Кремль, и его формальные оппоненты. Потому эти мифы так живучи. Искоренить их непросто.

Органичным спутником подобной системы власти является доминирующий в России тип экономики, которую я еще в 2009 году назвал Экономикой РОЗ – Распила, Отката и Заноса. В этой экономической системе основной мотив принятия решений любого уровня и важности – масштаб коррупционного налога, которым облагается та или иная сделка. Коррупционный налог рассчитывает по так называемой малой формуле Белковского:

T (налог) = I (размер заноса, т.е. предварительная взятка за само право участвовать в реализации некоего проекта, обслуживании контракта, получении подряда еще до заключения сделки с заказчиком) + K (откат, т.е. часть бюджета проекта, контракта и/или подряда, которую подрядчик возвращает заказчику после получения очередной контрактной выплаты, она же транш) + С (распил, т.е. часть прибыли от контракта, проекта или подряда, которая распределяется уже после завершения, подлинного или мнимого, всех работ).

Важными являются несколько нечисловых принципов экономики РОЗ, например:

получение коррупционного налога в этой системе значительно, поистине неизмеримо важнее результата: можно и не строить, скажем, дорогу, а деньги, выделяемые на ее сооружение, списать как «неудачные инвестиции» (Путин официально ввtл в обращение этот термин как эвфемизм воровства на президентской пресс-конференции в Москве в апреле 2013 года, отвечая на вопрос о проверке Счетной палатой ОАО «Роснано»); но если «неудачные инвестиции» невозможны или не планируются, дорогу лучше не строить вообще; схема T = I + K + C работает во всех отраслях без исключения – от поставок нефти до рекламы и public relations; при распределении заказов негосударственных корпораций распил, откат и занос также процветают, как и в государственном секторе; рассуждение «топ-менеджер или акционер частной компании не станет воровать у самого себя» в современной России не работает, так как интересы людей, распределяющих контракты и заказы в таких корпорациях, не совпадают с ее интересами как юридически автономного субъекта гражданского права, а также сообщества совладельцев в целом; проще говоря, управляющему партнеру компании легче положить определенную сумму к себе в карман в качестве коррупционной ренты, чем ждать бонусов от максимизации прибыли всей вверенной его управлению корпорации.

В 2003 году, когда появился доклад СНС «Государство и олигархия», средний коррупционный налог (в зависимости от отрасли экономики, целевого назначения и типа распределяемых денег) колебался в диапазоне 10-20%. А бывший премьер-министр Михаил Касьянов (2000-2004) получил от своих недоброжелателей обидное прозвище «Миша 2%» – столько он якобы брал с каждой курируемой им сделки с российскими внешними долгами. (Сейчас сакраментальные 2% звучат просто смехотворно).

На такой стадии развития коррупция была своего рода мотором и катализатором экономики. Поскольку заставляла выделять государственные и негосударственные деньги на всевозможные проекты, иногда весьма полезные, которые в противном случае никогда не были бы реализованы – без воровства финансировать проект смысла никакого нет.

10 лет спустя коррупционный налог достиг уже 50%, а в некоторых случаях – и больше того. Здесь уже коррупция стала тормозом экономики, потому при таком объеме РОЗ можно реализовать любой проект, либо радикально, выше всяких разумных параметров завысив его стоимость, либо столь же радикально сэкономив на качестве исполнения. Именно в последние годы российская коррупция стала из частично позитивного явления – полностью отрицательным.

Собственно, коррупционный налог и есть центральная проблема современной экономики, о чем крупнейшие экономисты страны, околовластные и нет, почему-то предпочитают не говорить. Нет и не может быть эффективной бюджетной политики в стране, где от 30% бюджетов всех уровней заведомо закладываются под расхищение. Почему крупнейшие специалисты по бюджетным вопросам РФ во главе с экс-министром финансов, председателем Комитета гражданских инициатив А. Кудриным систематически избегают обсуждения этой темы / проблемы, мне ясно не вполне. 

Вот к такому состоянию Россия пришла за минувшие 10 лет.

Но если быть полностью точными и правдивыми, – скорее за минувшие 20 лет. За период существования Конституции суперпрезидентской республики, под сенью которой и сформировалась нынешняя олигархия. 

Узловые точки современных политико-экономических конфликтов

Как я уже говорил выше, «дело ЮКОСа» положило начало долгосрочному расколу элит, который сегодня если и не близок к апогею, то быстро стремится к нему.

В центре противоречий сегодня (июнь 2013 года) находится федеральное правительство, возглавляемое Д. Медведевым. 

Медведев как премьер-министр Путина-президента, скорее, устраивает. И не потому, что он дееспособен. А именно потому, что он недееспособен. Нынешний президент РФ традиционно тяготел к слабым премьерам, лишенным самостоятельного политического веса. Уволив в феврале 2004 года М. Касьянова, который с высоты (или, возможно. из глубины) наших дней видится политическим тяжеловесом, Путин назначил главой правительства Михаила Фрадкова, вытащив последнего из почетной ссылки – представительства России при ЕС в Брюсселе. А в октябре 2008-го и вовсе сделал главой правительства уходившего главу Росфинмониторинга, без пяти минут пенсионера 66-летнего Виктора Зубкова. Но преемником все же стал Медведев (а не Сергей Иванов и не тот же Фрадков, кандидатуру которого продвигал могущественный тогда И. Сечин), и по одной причине: на фоне Медведева даже Фрадков казался излишне сильной, самостоятельной (на уровне мышления) фигурой.

Однако действующий премьер не устраивает многих других заметных игроков, у каждого из которых есть свои основания для атаки главу кабинета.

Например. 

Шеф кремлевской администрации Сергей Иванов. Он не может простить премьеру, что тот в 2007 году перешел Иванову дорогу к трону. Который, возможно, Иванов в 2012-м году Путину обратно бы и не отдал. К тому же большую часть президентства Медведева (2008–2011) С. Иванов провел на малопрестижной, не сопряженной с реальными властными полномочиями должностью вице-премьера по оборонно-промышленному комплексу.

Бывший министр финансов Алексей Кудрин. Несмотря на несколько крикливую, сопровождавшуюся невежливыми инвективами в адрес Медведева отставку осенью 2011 года и последующий отказ возглавить финансовый мегарегулятор, образуемый путем поглощения Центробанком РФ Федеральной службы по финансовым рынкам (ФСФР), этот человек остается доверенным лицом Путина в вопросах финансов и, отчасти, экономической политики. Г-н Кудрин, похоже, склонен полагать, что только такой мощный специалист, как он, может возглавлять правительство в условиях кризиса бюджетной дисциплины, за которым неизбежно грядет и общеэкономический кризис. Потому он не упускает случая, чтобы покритиковать премьера и его «правительство полуреформ». Как от своего имени, так и от лица неформального Комитета гражданских инициатив (КГИ), куда, кстати, входят многие бывшие представители медведевского экспертного пула. 

Глава «Роснефти» Игорь Сечин. Он исторически недолюбливает «Димона». А в данный момент особенно хочет, чтобы премьер и его профильный заместитель А. Дворкович прекратили робкие, но назойливые попытки вмешательства в судьбу «Роснефти», газовой компании «Итера» и других фактически подконтрольных Сечину структур. А также – дали «зеленый свет» Совету при президенте по развитию топливно-энергетического комплекса (ТЭК), ответственным секретарем которого является Сечин.

Владелец группы «ОНЭКСИМ», основатель партии «Гражданская платформа» Михаил Прохоров. Конфликт между ним и Медведевым возник в 2011 году, когда тогдашний президент отобрал у олигарха игрушку в виде партии «Правое дело» и лишил Прохорова возможности получить свою фракцию в Госдуме. Сейчас глава «Гражданской платформы» метит на пост мэра Москвы (компромиссный вариант – позиция спикера Московской городской Думы, выборы в которую состоятся осенью 2014 года). И понимает, что с таким федеральным премьером сработаться ему будет непросто.

Все эти влиятельные люди – как мы видим, представители всех кланов и направлений, а не абстрактные «силовики» и «либералы» – хотели бы скорейшей отставки кабинета. Но сугубо личное доверие Путина к Медведеву и груз моральных обязательств президента перед преемником-предшественником – пока перевешивают совокупные лоббистские усилия, направленные против правительства.

Проблема усугубляется еще тем, что в бытность главой государства Д. Медведев решил не упустить момент и прикоснуться к большому бизнесу. Среди его фаворитов оказались почему-то в основном бизнесмены, так или иначе связанные с Республикой Дагестан. Упоминавшийся С. Керимов, братья Магомед и Зиявудин Магомедовы, Ахмед и Магомед Билаловы, экс-министр энергетики Игорь Юсуфов и сын последнего Виталий. Медведев инициировал и/или курировал некоторые амбициозные программы с серьезным финансовым наполнением:

перевооружение армии с бюджетом 23 трлн. руб. (около $700 млрд.) – здесь контрагентом экс-президента выступал министр обороны Анатолий Сердюков, отправленный в отставку из-за череды коррупционных скандалов минувшей осенью; создание компанией, подконтрольной семье Юсуфовых, сетей связи 4G на базе частот все того же Минобороны; приобретение банком ВТБ коммерческого Банка Москвы – как считается, в интересах С. Керимова и семьи Юсуфовых; развитие курортов Северного Кавказа, чем занялись братья Билаловы (компания «Курорты Северного Кавказа»); ныне Ахмед Билалов уволен с поста главы этой компании и готовится к получению политического убежища в Великобритании, для чего в немецкой клинике объявил об отравлении себя ртутью; реконструкция Государственного академического Большого театра, чем занималась группа «Сумма» братьев Магомедовых; результаты реконструкции подвергаются жесткой критике, наиболее известным рупором которой выступает солист всемирно признанного балета, нар. арт. РФ Николай Цискаридзе; ходят слухи, что может возникнуть уголовное дело по факту хищений до $1 млрд.

Разумеется, всей этой спорадической активностью по поддержке близкого к нему капитала Медведев наступил на мозоли ряду других влиятельных бизнесменов, которые теперь, когда он уже не великий президент, а скромный премьер, хотели бы лишить его рычагов влияния на какие бы то ни было существенные бизнес-вопросы.

Но пока кабинет Медведева несет локальные потери на уровнях ниже премьерского. Самой знаковой жертвой стал вице-премьер, руководитель аппарата правительства РФ Владислав Сурков, отправленный в отставку в начале мая 2013 г. (По некоторым сведениям, заявление об уходе он написал еще в апреле).

Отставке Суркова предшествовала атака Следственного комитета РФ на фонд развития иннограда «Сколково» – одно из любимых детищ Медведева, которое до отставки непосредственно курировал бывший вице-премьер. Там были обнаружены разнообразные нарушения, но самое страшное из них: выделение $750 тыс. оппозиционному депутату Госдумы Илье Пономареву, который (теоретически) мог использовать эти деньги для финансирования массовых протестных акций 2011–2012 г. на Болотной площади и проспекте Сахарова. Сразу возникла доктрина, что Сурков был тайным спонсором внесистемной оппозиции, чего Путин принять, естественно, не может. После такой индоктринации Сурков и ушел из правительства.

По имеющимся данным, президент фонда «Сколково» Виктор Вексельберг уже дал следствию показания, согласно которым пресловутые $750 тыс. были выделены под жестким давлением со стороны г-на Суркова, причем от самого Вексельберга требовали не спрашивать, на какие цели идут средства. Судя по линии поведения следствия, бывшему вице-премьеру, а до того – кремлевскому куратору внутренней политики действительно грозит уголовное преследование.

За 12 лет (1999-2011) работы заместителем (в 2008-2011 – первым заместителем) руководителя кремлевской администрации, в чью компетенцию входили вопросы внутренней политики, г-н Сурков:

непосредственно участвовал в разгроме всех партий, которые были разгромлены – от «Родины» (С. Глазьев, Д. Рогозин, С. Бабурин) до «Правого дела» (М. Прохоров); будучи, как человек кавказского (чеченского) происхождения, иногда излишне склонен к проявлениям бурного темперамента, систематически унижал большинство системных политических лидеров, включая, собственно, и руководство «партии власти» «Единая Россия»; а ведь один из бывших членов этого руководства, Вячеслав Володин, сегодня занял место Суркова в Кремле, пользуется доверием Владимира Путина и, по некоторым данным, поддерживает хорошие ровные отношения с руководством Следственного комитета; неоднократно менял свои аппаратные приоритеты; например, в 2007 году однозначно делал ставку на преемника С. Иванова, а примерно в 2010-м уверовал во второй срок Д. Медведева и стал последовательно работать на решение этой задачи; был причастен с созданию ряда сомнительных организаций типа молодежного движения «Наши», участники которого подозреваются в криминальных деяниях вроде жестокого избиения арматурой известного журналиста Олега Кашина (2009 год); вел плохо скрываемые информационные войны и с членами команды самого Медведева: в первую очередь, с доверенным лицом «Димона» пресс-секретарем Натальей Тимаковой, во-вторую – с не менее доверенным А. Дворковичем; последние, в свою очередь, стремились лишить оппонента его административных и финансовых рычагов, включая контроль над «Сколково» (после отставки Суркова куратором фонда стал Дворкович).

Все эти факторы могли и еще могут сыграть в судьбе В. Суркова вполне определенную роль.

Тем более что он, будучи человеком избыточно ярким для этой властной машины, не скрывал, что сугубо бюрократические рамки для него излишне тесны.

Опыт г-на Суркова в очередной раз учит нас: если ты во власти, особенно в путинской власти, постарайся вести себя осторожно. Ведь может наступить момент, когда ты останешься без власти. И тогда…

Это относится и к Д. Медведеву, и к другим членом его кабинета. Часть которых – от министра связи и массовых коммуникаций Н. Никифорова до главы Министерства образования и науки Д. Ливанова – также считаются кандидатами на отставку.

Но, как бы ни развивались события вокруг медведевского правительства, можно не сомневаться в соблюдении одного концептуального правила. В условиях монетократии (всевластия денег) и описанной выше экономики РОЗ ключевые конфликты всегда будут происходить из-за больших денег. Политика, личная неприязнь и т.п. – всё это может оказаться важно, но вторично. 

Что такое Владимир Путин?

Несмотря на торжество олигархии, принимающей все более сетевой характер, главной фигурой современной России все равно остается Владимир Путин. Как ключевой символ страны, системы и эпохи.

В 2003-м, когда вышел известный доклад СНС, мне было 32 года. Я, как и многие представители моего поколения, зная еще слишком немного, рассчитывали на иного Путина, на трансформацию его в лидера, который выведет Россию на качественно новую историческую орбиту. И сам сможет возглавить процесс кардинального обновления элит. За счет людей с другими мозгами – не теми, что воцарились в 1990е.

Теперь, 10 лет спустя, пора окончательно признать: наивные, мы тогда ошибались. Путин оказался не созидателем, но стражем той системы, которой он получил в наследство от Ельцина. Система эта видоизменилась сильно, но технически, а не качественно, и в полном соответствии с логикой ее развития, заложенной еще при Ельцине.

Для такой системы конкретный Путин, возможно, не столь важен, как это принято считать и внутри России, и за ее пределами. Склонять слово «Путин» по любому поводу смысла нет, так как очень многое определяется вовсе не им или без его решающего участия. Но всё же – никакой анализ современной России не может быть полной без оценки фигуры и личности сегодняшнего президента.

Итак, тщательный анализ деятельности (именно действий, а не голых высказываний или пропагандистских демаршей) Владимира Путина за последнее десятилетие объективно говорит нам о следующем.

Путин – настоящий, подлинный, неподдельный и верный преемник Бориса Ельцина. Он не сломал ельцинский стратегический курс, как склонна полагать российская (и мировая) либеральная общественность, а, напротив, довёл его до однажды заданного логического предела. На том свете Ельцин должен быть своему преемнику премного благодарен, как, впрочем, был благодарен и на этом. Но и у Путина были / есть все основания для особой благодарности первому президенту. Ельцин подобрал его летом 1996-го – после драматического поражения Собчака на выборах мэра Санкт-Петербурга. Тогда новоизбранный глава северной столицы Владимир Яковлев указал на дверь всем основным членам команды Собчака, и первому из них – Путину. И пребывавшего буквально в панике, в страдательном ожидании полного краха только-только разгоревшейся карьеры Путина ельцинские люди перевели в Москву. В управление делами президента, на должность маленькую – но стартовую для нового карьерного рывка. Ельцин-96 стал для Путина тем же, что Собчак-90. Путин – бизнесмен и друг крупного бизнеса. Психология крупного бизнеса ему органична. ВВП не ликвидировал ельцинскую олигархию и не лишил влияния крупнейших бизнесменов призыва 1990-х годов. Наоборот – та самая ельцинская олигархия при Путине стала лишь сильнее и богаче. Путин никогда не строил вертикаль власти. При нем возникла горизонталь власти, состоящая из бесчисленного, несчетного множества центров силы. В каждом из этих центров силы, где большие деньги сливаются воедино с бюрократическим ресурсом, гражданским и силовым, рождается, живёт и время от времени умирает русская власть. О многих решениях, принимаемых узлами этой горизонтали, Путин ВВП узнает последним или не узнает никогда вообще. Философы-постмодернисты назвали бы такую модель власти «ризоматической» («ризома» – корневище). Системные администраторы – сетевой. Но это ни при каких обстоятельствах не жесткая иерархия, замыкающаяся лично на Путина. Путин никогда не был империалистом и не является им. Он бюргер, которого страшат имперские масштабы, – идет ли речь о мыслях, замыслах, действиях, противодействиях или прочих долгих размерах. Никто из российских правителей не сделал столько для завершения / оформления распада Российской Империи и приготовления страны к участи национального государства европейского образца. В том числе – путём вольной и невольной дискредитации имперских символов, засевших у русского человека уже в печенках. Вот ведь парадокс: консервируя имперские символы, он расконсервировал гремучую энергию имперского распада. Путин – антисоветчик. Всё пыльное и страшное, что напоминает о Советском Союзе, ему претит. Хотя бы уже потому, что в трагедийном СССР он был неудачником, а в водевильной Российской Федерации – эталонным носителем успеха. Потому говорить, что путинская РФ движется в направлении лукашенковской Белоруссии, где действительно, в условиях жесткого харизматического режима воплощается (с очень переменным успехом) неосоветский проект – по меньшей мере, неосмотрительно. Наличие отдельных схожих черт не означает схожести по сути. Уподоблять РФ и РБ – все равно, что утверждать: тигр и ящерица принадлежат к одному биологическому виду, поскольку у обоих есть хвост. Путин – русофоб. Причем классический, liar excellence. Словно прямо сошедший в реальность из брошюр академика Игоря Шафаревича. Он очень критически оценивает русский народ и считает его не пригодным к последовательному созидательному труду. Русские, по Путину, мечтатели, но не делатели. Он, наверное, согласился бы с тем, что русский человек может быть святым, но не честным ((с) Константин Леонтьев). А без самой банальной, скучной, буржуазной честности какой же современной капитализм построишь? Согласно Путину, власть в России, как и философия, должна быть немецкой, вот только как этого добиться? Путин никогда не начинал ни одной чеченской войны. (Обе начал Ельцин). Он не убивал Анну Политковскую и Александра Литвиненко. Он вообще не убийца. Ни по интенциям, ни по складу ума. Если ему и приходилось отдавать убийственные приказы или знать, что они кем-то из его друзей отданы, то лишь с сильно зажмуренными глазами / заткнутыми ушами. Путин – идеалист. Он искренне считает, что оказался хорошим правителем для России в заданном историческом времени, в таких вот сложившихся обстоятельствах. Не великим, блестящим, а именно что хорошим, добротным. Не подвёл ни страну, ни тех, кто его на должность возвёл. Возможно, он не так уж неправ или, по крайней мере, неправ не до конца. От Путина можно ожидать всего чего угодно, только не радикальных реформ. Доминирующая идея его правления – «не расплескать», сделать так, чтобы при нем Россия по некоему набору формальных показателей / признаков выглядела не хуже, чем прежде. Напутственные слова Бориса Ельцина, сказанные 31 декабря 1999 г. – «Берегите Россию!» – В. В. воспринял совершенно буквально, без грана иронии или цинизма. Потому не надо слушать сто двадцать седьмые заклинания / заверения российского президента о «смене модели российской экономики» или «грядущих массовых арестах коррупционеров». Путин – властелин инерции. Он никогда не променяет старое на новое, если старое всё ещё работает, пусть даже и с перебоями – как нефтяная труба и нефтяная цена, приносит удачу. Путин – Сторож, или, если угодно, Страж. Нельзя требовать от такого человека, чтобы он двигал историю вперёд. Всю жизнь Путин ищет себе отца и сына. Не в библейском, а в самом простом человеческом смысле. Он нашел себе двух отцов и пока что – одного полусына. Никогда еще на русском троне не находился человек столь удобный и более выгодный для Запада, чем Путин. Прагматичная часть Запада этим воспользовалась, непрагматичная – просто проглядела.

Спасибо за внимание.