Две тысячи разгневанных мужчин, десятки раненых, летящие камни, ОМОН, выстрелы в воздух, перекрытая трасса – так 21 августа 2013 года жители нескольких дагестанских сел попытались поставить точку в затянувшемся земельном конфликте. Объект спора – Караман: 200 гектаров земли (то есть 2 кв. км – раз в 5 меньше Химкинского леса) на побережье Каспийского моря к северу от Махачкалы. Цена вопроса – 3 млрд рублей. Воюют два дагестанских народа: кумыки и лакцы. И воюют до сих пор. Хотя по документам Караман – федеральная собственность, земли лесного хозяйства, уже почти два года добровольцы со стороны кумыков круглосуточно дежурят на этой земле, добиваясь ее признания своей – регулярно отбиваясь от ОМОНа и посягательств соседей.

Этот земельный спор вскрывает одну из ключевых социальных проблем современного Северного Кавказа – уверен директор Центра исследований миграции и этничности РАНХиГС социолог Евгений Варшавер – общественной изоляции отдельных этнических групп. Чтобы разобраться в глубинных причинах конфликта в Карамане, он отправился на место событий и записал 28 подробных интервью с их участниками и свидетелями. Из-за остроты многих высказываний все они приводятся здесь анонимно.

«Получается, нацией не вышли, что ли?»

Инициаторы захвата земли – кумыки из трех неблагополучных районов Махачкалы. В беседах с Евгением Варшавером они объясняют свои действия исторической справедливостью: «Равнина – это все наши земли». «До того как Советский Союз пришел, кумыкский народ был у власти – сам себе был хозяин. Сами себе устанавливали законы». До коллективизации 30-х годов XX века Караман, как и все окрестности нынешней Махачкалы (русской крепости), относился к кумыкским землям. В 1944-м кумыков депортировали в Чечню на место выселенных в Среднюю Азию чеченцев. А на исторические земли кумыков советская власть активно переселяла горные народы Дагестана – в основном лакцев и аварцев. В 1957 году кумыки вернулись – и обнаружили, что их села стали частью города, а их древнее шамхальское кладбище разрушено. Его камнями выложили водопровод на центральном проспекте Ленина. Те, кому удалось вернуть свои дома или получить новые, вынужденно стали городскими жителями.
«Получается, люди, чье основное занятие до того состояло в обработке земли, потеряли возможность заниматься сельским хозяйством», – поясняет Варшавер. Адаптироваться к новым условиям им так и не удалось. До сих пор кумыкские районы Махачкалы – синоним бедности, безработицы и криминального заработка; они изолированы от основной части города. Молодые кумыки, как правило, даже не пытаются поступить в вузы и не надеются заработать на квартиру – живут в тесноте с родителями и братьями, работают в автосервисе, занимаются ремонтом или бомбят на улицах. Но недовольство таким положением крепнет. Оказавшись на обочине жизни вслед за своими отцами и дедами, поколение 20–30-летних впитывает их воспоминания о «краже» земли и готово за нее бороться.
«Аллахом было суждено, что мы живем здесь на низменности, а они живут в горах. И такую политику сделали, чтобы их всех спустить сюда», «Аварцы, даргинцы, лакцы, лезгины, все другие национальности спустились оттуда сюда, кумыков выталкивают, сами заселяются», «Аварцы во главе республики, и они всегда подтягивают своих. <…> А нам, получается, у нас землю забрали, нам ничего не дают. Получается, нацией не вышли, что ли?» Многие собеседники Варшавера, если и не называют себя националистами, подчеркивают историческое величие кумыков: «Я не хвастаюсь своей нацией, но у нас самая культурная нация считается. От нас культура пошла. Даже русские взяли от нас культуру. Потому что русская баня – она не русская баня, как считается, а тоже кумыкская. От нас это пошло. Историю хорошо почитайте».

«Целые сутки тама охраняем»

В Караман – лакомый кусок курортной зоны – кумыкам вернуться не дали. В 90-е территорию контролировала нефтяная компания «Дагсиб» – в 1998-м ее объявили банкротом. К этому времени фирма распродала свои объекты местным бизнесменам – вдоль берега выросли особняки с заборами. Кумыки утверждают, что сделано это было в обход закона при покровительстве муниципальных чиновников, которые в свою очередь прочно связаны с аварской и лакской элитой. 
«Понимаете, они нашу землю захватили и хотят – продают, хотят – не продают. <…> Я хочу построиться, и я не имею права. А как так? Оказывается, что это федеральная земля. Но ** твою мать, ***, на той стороне она не федеральная для аварцев ваших, а как до меня доходит, для кумыка, она федеральная земля. И видишь, какие особняки там построились? По закону 125 метров от моря никто не имеет права строиться, правильно же, а чего там для них, для прокуроров, опять же, аварской нации, национальности».
12 апреля 2012 года – в годовщину депортации своего народа – отряд из сотен городских кумыков приехал в Караман, чтобы остаться там до победы. Мужчины разбились на группы и составили график дежурств: «Целые сутки тама охраняем… Каждый день». Другого способа добиться земли они не видят: «Почему я должен покупать свою же землю?» Захватчики разделили территорию на 2000 участков, за год построили в Карамане мечеть и перекрыли дорогу на пляж шлагбаумом – якобы чтобы оградить священное место своих предков от «некультурных» горских соседей с их непристойными развлечениями.
Сами кумыки подчеркивают свою религиозную строгость. «Молодежь, как практически везде по Дагестану, пятикратно молится, держит уразу и совсем не пьет», – рассказывает Евгений Варшавер. Но даже в сильно исламизированной Махачкале кумыки и в религии стоят особняком – не ходят в городские мечети, а перенимают каноны и обеты у старшего поколения: «Скажу так – люди есть, допустим, оставили бороду, постригли усы, под салафитов косят, под нетрадиционных исламистов. Но по селам у них свои понятия». В некоторых интервью законы адата и шариата кумыки ставят выше федеральных: «Эти люди, которые охраняют там землю, они имеют право, если основываться на религии нашей. Эта земля принадлежала их предкам».

«Без головы можно остаться из-за этой земли»

21 августа 2013 года сотни мужчин из Новолакского района, недовольные тем, что кумыки перекрыли доступ к пляжу, решили изгнать их силой. После двухдневных столкновений (общее число участников от 1 до 2 тысяч человек, есть раненые камнями, в т.ч. четверо полицейских) обе стороны добились от властей обещания выделить землю и тем и другим. Но кумыки из Карамана так и не ушли. «Периодически приезжает ОМОН, спецы, так сказать, пытается разогнать, но не получается». «Там жизнью своей рискуешь, без головы можно остаться из-за этой земли».
1 декабря кумыкам объявили о решении президентской комиссии Дагестана выделить им 300 гектаров другой территории. Народный сход в Карамане это предложение отверг – кумыки требуют вернуть им историческую землю в сельскохозяйственное пользование. «Сейчас будет кипеш там, драка, стрельба. Если правительство просто не отдаст им эту землю, то они там будут стоять до конца». Народ со славным прошлым так и не видит для себя другого будущего – травма депортации и унижение национальной гордости в СССР даже через полвека тянут их назад к земледелию и исламу.