Действующие лица:
| Мария Алехина, подсудимая; 24 года, хрупкая девушка с кудрявыми волосами и детским лицом. |
| Виолетта Волкова, адвокат подсудимых; боевая женщина в светло-зеленом платье. |
| Екатерина Самуцевич, подсудимая; 29 лет, невысокая широкоплечая девушка со спутанными волосами. |
| Николай Полозов, адвокат подсудимых; молодой улыбчивый мужчина в очках и в костюме. |
| Надежда Толоконникова, подсудимая; 22 года, высокая худая смуглая девушка с большими глазами и пухлыми губами. |
| Марк Фейгин, адвокат подсудимых; коротко стриженый сорокалетний мужчина со щетиной. |
| Марина Сырова, судья Хамовнического суда; женщина лет шестидесяти, похожа на школьную учительницу, пахнет советскими духами, носит массивные серьги. |
| Александр Никифоров, прокурор; мужчина лет тридцати с тихим голосом, толстоват, бубнит и краснеет, когда зачитывает документы. |
| Лев Лялин, адвокат потерпевших; мужчина лет пятидесяти, носит очки и голубой пиджак. |
| Любовь Сокологорская, свечница храма Христа Спасителя, потерпевшая; женщина лет пятидесяти с жалобным лицом. |
| Лариса Павлова, адвокат потерпевших; набожная женщина, рисует в блокноте карикатуры на оппонентов. |
| Денис Истомин, активист «Народного собора», потерпевший; высокий накачанный мужчина с цепочкой на шее. |
| Алексей Таратухин, адвокат потерпевших; мужчина лет пятидесяти, похожий на слесаря, поддакивает Павловой и Лялину. |
| Василий Цыганюк, алтарник храма Христа Спасителя; высокий мужчина в футболке «Дольче Габбана». |
Действие первое
30 июля, понедельник 
Слушания проходят в большом зале Хамовнического суда – именно здесь судили Ходорковского.Теснота, духота, давка, журналисты задевают друг друга камерами, приставы ворчат и отталкивают журналистов от «аквариума», где сидят Алехина, Самуцевич и Толоконникова. Кто-то лезет на подоконник, чтобы открыть окно. «Аквариум» охраняют спецназовец с автоматом и ротвейлер. Судья готовится допрашивать потерпевших.
Эпизод первый
16:35
– Подойдите, пожалуйста, к трибуне. Назовите вашу фамилию, имя, отчество.
– Сокологорская Любовь Александровна.
– Год рождения, место работы.
–Год рождения – 1960, место работы – обслуживание подсвечников, икон и святых мощей в храме Христа Спасителя.
–Ваше отношение к подсудимым? Вы ранее знали подсудимых?
–Нет, я ранее с ними не была знакома.
–Основание для оговора, личную неприязнь к ним имеете?
–Нет, не имею.
–Вы обязаны дать суду правдивые показания. Предупреждаетесь об ответственности по статьям 307 и 308 УК РФ Вам понятна ваша ответственность?
–Да.
–Распишитесь, пожалуйста.
– Любовь Александровна, правильно ли я понимаю, что вы осуществляете свою трудовую деятельность в храме Христа Спасителя?
–Да.
–Скажите, пожалуйста, вы являетесь православной верующей и православной христианкой?
–Да, я являюсь православной верующей и православной христианкой.
–Скажите, пожалуйста, соблюдаете ли вы все каноны православной христианской веры, соблюдаете ли вы посты?
– Да. Я стремлюсь соблюдать все каноны, соблюдаю посты уже не первый год.
–Скажите, пожалуйста, что в вашем понимании, в понимании вашей веры, означает Бог?
–В понимании моей веры Бог – это вся суть, все мы по образу и подобию божьему. К этим заключениям я пришла не просто так, изучая вообще себя и то, как может измениться человек при стремлении в лучшую сторону. Мое глубокое убеждение, что источник всех изменений – Господь Бог.
–В зале присутствует дама, которая постоянно говорит. Не мешайте, пожалуйста, вести процесс! Так, источник всех изменений – это?
–Господь Бог. Могу пояснить. (Откашлялась) Что касательно нашей православной веры, милость Божья в таинстве раскаяния от тех грехов, которые мы совершаем. Это полная противоположность самолюбви. Таинство раскаяния – по-другому говоря, освобождение от всех страстей, которыми мы заражены.
– Скажите, пожалуйста, что значит для вас – я в данном случае имею в виду не только храм Христа Спасителя – то место, где происходит таинство?
–Мы не слышим, что говорит прокурор, вообще! Тут пуленепробиваемое стекло.
–Скажите, пожалуйста, что для вас означает храм, его стены, как для православного верующего?
–Начать даже хочу с того, что, в первую очередь, церковь, по нашей православной вере, и есть то самое объединение, во главе которого Иисус Христос, пришедший на Землю, Бог, воплотившийся в образе человеческом. Вот, собственно, суть нашей пра-во-слав-ной веры.
–Скажите, пожалуйста, вам известен рабочий распорядок храма Христа Спасителя? Опишите его.
– Он мне более чем известен. Вот, в частности, начало моего дня 21 февраля 2012 года. В 9 часов мои обязанности, соответственно, – зажечь соответствующие лампады, если необходимо, протереть стекло на образах и мощевиках – у нас очень много мощей святых. И привести в порядок подсвечники, в частности, смазать их маслом, потому что множественные приходы прихожан, а они для себя определяют обязательным постановление свечи, ее оплавление, собственно, они дают прилипание.
–Скажите, пожалуйста, как проходил день 21 февраля 2012 года? Были ли вы на работе, во сколько вы пришли на работу, и что произошло в этот день в храме?
– 21 февраля 2012 года в районе 8:50 я пришла в храм, в свое отведенное место, назовем его подсобным, где можно переодеться, надеть соответствующую форму и взять необходимые для работы вещи, назовем их инструменты. В 9 часов начала исполнение своих обязанностей по части подготовки храма к посещению, и в 10 часов храм был открыт. Открывается храм, и мы фактически сразу видим первых посетителей, причем это посетители не безразличные, они приходят со своей какой-то очень важной потребностью. Что было
–А что у вас за спиной было?
–У меня за спиной был алтарь. Мы поговорили, при этом Толоконникова подозрительно поглядывала за мою спину. Я повернулась к одному из подсвечников, которые невдалеке стояли, и услышала шум со стороны, где расположена наша всеобщая православная святыня – часть ризы Господней. Я резко обернулась и увидела как раз тот самый момент – практически открыт замок и начинают открывать калитку. Там были Толоконникова, Самуцевич и неопознанное лицо. Я хочу особенно отметить, что для того, чтобы открыть эту калитку, надо было своим телом – я сейчас на трибуне покажу – вот так пинать тот самый ковчег, в который помещена часть ризы Господней. Это, наверное, самая первая боль, которая возникла. Это не так давно было выставлено, и все люди туда подходили благоговейно, по одному, выстаивались в большую очередь, они поклонялись этому. Это было пренебрежение по крайней мере к русскоязычным людям, и каждое воспоминание вызывает горечь.
–Скажите, пожалуйста, я правильно понимаю, что была группа девушек, которые пытались таким образом туда проникнуть?
–Да, это была группа. Трое проскочили, я чувствую, куда они бегут – дальше, на амвон. Они резко открывают вторую калитку и вбегают на амвон. Я пытаюсь все-таки устремиться и как-то их задержать. Тут меня, не могу сказать кто, но оттолкнули. Я пребываю совершенно в шоковом состоянии: как такое вообще возможно?! Наконец, подхожу к ограде и поднимаюсь на первые две ступенечки – и не имею никакой возможности даже подняться на солею. Может, для кого-то это ничего не значит, но меня как столбом поставило на этих двух ступеньках.
– Господь не пустил!
–В это время я все слышу и вижу – Алехина и второе неустановленное лицо совершают еще большую дерзость: они просто по центральному подъему на сам амвон взбегают.
–Скажите, пожалуйста, вы пытались как-то словами им объяснить, что нельзя там находиться прихожанам, лицам женского пола?
–Говорила, упрашивала, можно сказать, молила.
–Послушали они вас или проигнорировали?
– Нет, они абсолютно проигнорировали. Более того, те действия, которые они дальше там совершали, это уже было полное игнорирование.
–Физически вы пытались их как-то остановить? Руками, телом закрывать алтарь?
–У первой калитки я как раз пыталась, но они перекрыли мне ход этой калиткой. Я пыталась ухватить, пыталась не пустить, но одна из них выскользнула, отмахнулась, такую вот уловочку сделала.
–Скажите, пожалуйста, после того как вот эта группа девушек проникла на солею, на амвон, как развивались события, как реагировали другие лица, которые находились в храме?
–В самый первый момент моя внутренняя реакция была: «А что они собираются делать дальше?» Все, что с себя снималось, – рюкзаки, верхняя одежда – просто швырялось под сами Царские врата. Самое страшное и неприятное в этой конкретной ситуации было ощущать, что да, меня держит Господь, я не могу поднять ногу и шагнуть даже на одну ступеньку. Ведь не было никакого предупреждения, что это будет за действие – как сейчас принято говорить, провокация была несанкционированной. Самое страшное, не дай Бог, они попытаются ворваться в алтарь – вот тогда уже я точно стоять не буду!.. Объясню такой момент: Царские врата, врата в Царство небесное – они есть врата в алтарь. Когда храм готов, первым освящается алтарь и все, что там находится. Это, фактически, место присутствия Христа. А для нас, православных христиан, Христос воскрес. Скоро будет праздник Преображения Христа, а есть среди двунадесятых праздников еще великий праздник Вознесения Господня. Оно как раз в православии подчеркивает тот момент, что Христос жив. И если той самой благодатной энергией Святого духа освящено место, то для нас это место Христово. Более того, на тот момент в алтаре находился гвоздь, которым был прибит Христос при распятии на кресте. Людям, приходящим в храм, я об этом говорю сама с особым трепетом, что это есть след Божий на земле. Вот этим самым гвоздем был прибит тот богочеловек, который для нас, православных, все и вся. То есть еще одна святыня. А ризу-то Господню нам передал мусульманин по вере. Когда-то он в своих сражениях ее приобрел, а нам передал в XVII веке, когда Романовы взошли на престол, когда крепло государство. Сейчас даже другие люди пересказывают это событие, жмет, болит сердце, что это возможно в нашей стране. Если мы еще чуть-чуть обратимся к истории, Кутузов никогда без службы, без моления перед святынями не вел своих подопечных в бой. У нас есть удивительный образ новомученикам российским. Там изображены те, кто мог легко сказать: я отрекаюсь от веры, я отрекаюсь от Христа – это было в советские времена, от них больше ничего не требовалось. Там и почти младенчики, и юные, и старые, и священники, и приходские, там и царская семья пострадавшая, а над всем этим изображением – наш храм Христа Спасителя...
–Вы, пожалуйста, расскажите о событиях, какие дальше происходили.
–Вы остановились на том, что начали швырять рюкзаки. Был вопрос, как реагировали люди, находящиеся в храме. И чем сопровождалось швыряние рюкзаков, одежды – кстати, какая одежда на них была, допустимая для ношения в храмах?
–Трое из них, Толоконникова, Самуцевич и неопределенное лицо, начали. Было видно, что действие спланированное, организованное и времени у них в обрез. Тут же подскочили две другие, среди которых Алехина и вторая неопознанная, и стали делать то же самое. При этом я хочу особо отметить, что звучали слова: «Быстро, быстро, не отвлекаться!» И, по всей вероятности, у этой группы был свой диспетчер. Я не могу сказать точно, но мне показалось, что это была Толоконникова.
–Та одежда, в которой они остались, – как бы вы ее описали: скромная, вульгарная, допустимая для нахождения в храме?
–Одежда, которая на них была, была недопустима для нахождения в какой-либо церкви, она была вульгарная. У одной неопознанной вообще было открыто плечо. Промелькнула мысль: боже мой, только бы не оголились!
– Скажите, пожалуйста, что они дальше стали делать?
–Облачаться в маски с прорезями для глаз и для рта. Дополнительное тревожное состояние вызвало то, что расчехлялась гитара.
–Обычная гитара?
–Нет-нет-нет, гитара необычная. Это была электрогитара.
–Они просто стояли или начали какие-то действия?
–Они тут же начали телодвижения и вот эти выкрикивания.
–Какие телодвижения, сразу опишите, пожалуйста.
–Я не буду сейчас искать определения. В моем представлении это бесовские дрыгания.
–Прыжки-скачки?
–Прыжки, скачки, со сжатыми кулаками движения рук. Они задирали ноги так высоко, что фактически все, что от пояса, было видно. У алтаря, пред Царскими вратами, на амвоне такие подпрыгивания – как можно говорить, что это малое нарушение этических норм? И такое ощущение, что они друг перед другом куражились, кто задерет эту самую ногу повыше.
–Скажите, пожалуйста, данные действия сопровождались какими-нибудь выкриками, которые носили оскорбительный, богохульный характер по отношению к символам православной веры, по отношению к Христу, Богородице, к РПЦ, к русским святым?
–Они только такой характер носили, только оскорбительный, другого не было.
–Скажите, пожалуйста, действия воспринимались как разрозненные или спланированные?
–Четкие, спланированные, синхронизированные, дополняющие друг друга. Более того, могу с полной уверенностью сказать: у каждой была заранее своя определенная функция.
–Скажите, пожалуйста, как вот эти действия, которые совершали девушки, вы восприняли для себя?
Во-первых, оскорбительно. Все, что для меня как православной верующей свято, они осквернили. Это осквернение моих чувств, осквернение моей веры, осквернение моих идеалов, меня как личности и моего выбора жизненного пути.
–Скажите, пожалуйста, впоследствии вы видели в СМИ, в интернете видеоролики, посвященные этому действу?
–Когда это святотатство завершилось, было даже физически жутко больно, и хотелось все это как страшный сон по возможности забыть. Люди в этот день и на следующий день приходили с вопросом: «Ты смотрела? А мы тебя видели». Первую весть принесли наши оскорбленные православные верующие. Сама я в какой-то момент сказала себе: ну, давай тогда, смотри. И посмотрела этот видеоролик – наверно, это было уже через неделю.
–Скажите, пожалуйста, данный видеоролик является для вас оскорбительным, неприятным как для православного человека?
–Более чем.
–Скажите, пожалуйста, действия подсудимых и неустановленных лиц причинили вам моральный вред?
–Моральный вред огромный. Я повторюсь: даже когда сейчас вспоминаю об этом, боль не проходит.
–По-вашему, этот ролик вызвал оскорбительный резонанс в чувствах и душах верующих? Спровоцировал ли он верующих на соответствующие ответные действия, а равно спровоцировали ли они лиц, не разделяющих православную веру, негативно относиться к православным?
–И то, и другое. С еще одним нюансом: это была вторая неделя подготовки к великому посту. А здесь стремление взорвать все и вся и вызвать то, от чего православный христианин стремиться уйти – страстные чувства, раздражение, гнев. Наверное, как всегда при осквернении святынь, трудно удержаться тем, кто еще некрепок в вере, от желания отомстить.
–Скажите, пожалуйста, если абстрагироваться от того, что это произошло в храме, такое поведение, на ваш взгляд, в любом другом общественном месте является допустимым с точки зрения морали, нравственности, либо же поступком хулиганским, безнравственным?
–Естественно и однозначно ни в каком месте такое поведение недопустимо. С моей точки зрения, оно просто аморально. Я хочу еще вот что сказать: если, человек, ты хочешь свободы, то помни, что и другие ее хотят, иначе свобода сталкивается со свободой. С моей точки зрения, такие безнравственные действия, нарушающие общественный порядок, это преступление.
–Ответьте, пожалуйста, кто и в чем был!
–У Алехиной была голубая маска, платье цвета между красным и розовым, зеленые колготы. Если хотите подробностей, выпавшие из-под платья плечики бюстгальтера. У Толоконниковой платье зеленое было, а колготы, соответственно, розовые. Самуцевич – это вот удлиненное платье, белое с какими-то полосами здесь, не открытое.
–Вы сказали, что слышали то, что говорили участницы, но не можете об этом рассказать в суде из религиозных соображений. Это так?
–Да.
–Тогда я зачитаю несколько высказываний, а вы скажете, слышали их или нет. Вы слышали, как девушки пели «Богородица, Путина прогони»?
–Нет, при мне – нет.
–Хорошо, произносили ли они «Богородица, стань феминисткой»?
–Смешано все этим клипом. Вы знаете, я не помню.
–Упоминали ли они фамилию патриарха Кирилла?
–Я стояла и усиленно молилась, чтобы услышать как можно меньше этих слов. Слово «патриарх» точно звучало. А у нас патриарх один.
–Вы сказали, что молились. Когда вы молитесь, вы слышите все, что вам говорят другие люди? Вы воспринимаете информацию полностью или частично?
–Я такого не говорила и не скажу. Я хочу уточнить, что молиться в нормальной обстановке и в такой, какая сложилась, – разные вещи. Мне достаточно было услышать «патриарх», я не буду говорить, в каком падеже оно произносилось.
–То есть вы не можете сказать, что именно слышали?
–Нет.
–Значит, вы ничего не слышали!
–Ну, конечно!
–Вы задаете потерпевшей один и тот же вопрос. Она уже ответила. Вопрос снят!
–То есть суду не нужно знать, какие слова слышала потерпевшая?
–Я настаиваю на том, что мы должны узнать, насколько полной информацией располагает потерпевшая.
–Все, вопрос снят, я сказала!
–Нанесла ли моя подзащитная Надежда Толоконникова кому-нибудь какие-либо удары? Разрушены ли были какие-то предметы в храме?
–Я не говорила про удары, я говорила про сопротивление.
–Снят вопрос. Вашу подзащитную не обвиняют в нанесении ударов потерпевшей! Задавайте вопросы по существу!
–Меня все-таки интересует, что именно говорила, с ваших слов, моя подзащитная.
–Снят вопрос!
–Хорошо, скажите, какие именно моральные страдания вы испытывали, когда слушали их выступление?
–Снят вопрос! Потерпевшая уже на него отвечала. Нужно быть внимательными в ходе дела!
–Я не получил ответа!
–Зато все остальные получили!
–Хорошо. Кто вам сказал, что те девушки, которых вы видели в ХХС, были теми же лицами, что и на видео, которое вы смотрели? Они же были в балаклавах.
Адвокат подзащитной пытается ответить за нее, но судья просит соблюдать порядок.
–Я хочу сказать, что к началу дачи моих показаний ко мне подошел и сказал, что вот они там одевались, зашли... Я была свидетелем этого события, и мне было несложно сопоставить факты, я не самый глупый для этого человек.
–Вы говорили, что наши подзащитные совершали телодвижения, которые вы назвали «бесовским дрыганием». Можете объяснить, что это такое – «бесовское дрыгание»?
–Я снимаю это вопрос!
–Почему?! Суд нас ограничивает?
–Никто вас не ограничивает!
–Эта ее фраза внесена в протокол. Мы хотим узнать, что значит «бесовское дрыгание». Откуда потерпевшая знает, как дрыгаются бесы. Она видела бесов?!
–Я требую уважения к потерпевшей и делаю вам замечание.
–Мы хотим узнать, на каком основании суд снимает наши вопросы. На каком основании?
–Задавайте вопросы по существу дальше!
– Где-нибудь висят указатели к памятке правил поведения в храме Христа Спасителя?
–Да, висят.
– А мы проверим потом, висят они или нет.
– Нас обвиняют в публичном выражении ненависти и вражды к православным верующим. Я хочу знать, в чем разница для вас между личным нанесенным оскорблением и публичным выражением ненависти к верующим.
–Я сказала, что происходящее тогда в храме Христа Сапасителя было личным оскорблением для каждого приходящего туда с глубокой скорбью. Ваше поведение показывало, что вы хотите публичности, вот и все.
–Является ли, по вашему мнению, личное оскорбление такого порядка уголовно наказуемым?
–Вопрос снят.
–Была ли моя одежда оскорбительной и неприемлемой для нахождения в храме?
– Я уже сказала, что у вас было самое длинное платье и закрытые плечи. Но у вас были яркие полосы и маска.
–Я знаю, что правила внутреннего распорядка в храме предусматривают для женщин ношение головного убора, но я не знаю, где прописано, что в нем нельзя находиться в маске. Где это прописано?
–Вопрос снят. Прекратите это глумление!
–Какое глумление? Я настаиваю на том, что если это входит в обвинения, то нам должны показать правила, где написано, что это запрещено!
–Задавайте вопросы по существу дальше!
–Я бы хотела знать, что именно вы слышали из произнесенного мной, если я что-то произносила.
–Ваше счастье, что вас сразу задержали охранники, и вы ничего не успели!
– О боже!
–Произносила ли что-то Самуцевич, да или нет?
–Сначала все произносили, а потом я не помню.
Почему в нарушении правил внутреннего распорядка церкви вы увидели мотивы ненависти и вражды к верующим? Что позволяет вам так думать?
–Снят вопрос!
–Я бы все-таки хотела выяснить, какие слова я произносила, если вы трактуете их как ненависть к верующим?
– Вы опять вынуждаете меня произносить грязные и бранные слова. Я не буду этого делать!
–По закону в зале суда они и не могут произноситься.
–Послушайте, но мат и «бранные слова» – это разные вещи. Без указания слов мы не может понять, справедливо ли обвинение потерпевшей!
–Потерпевшая уже ответила вам, что исходя из религиозных соображений, она не будет этого говорить, на что имеет право. Вопрос снят! Задавайте дальше.
–У меня нет вопросов, пока не ответят на предыдущие.
–Скажите, пожалуйста, только нашим подзащитным нельзя в таком виде появляться в Храме? При том, что все части тела, которые обычно скрывают женщины, у них были прикрыты, а платья ниже колен.
–Мне кажется, что желание участниц задрать повыше ноги было обусловлено именно тем, что их платья были недостаточно коротки. Плюс, я хочу заметить, что не только длина платья является признаком недопустимости наряда.
–Недостаточно коротки? Простите, уважаемый суд, я изучала логику в университете, и ответы, получаемые нами сегодня, кажутся мне абсолютно не связанными с вопросами. Я хочу услышать все признаки недопустимости наряда в церкви, а также понять, можно ли другим женщинам (не нашим подзащитным) приходить в ХХС в ярком платье, например? Вот у меня такое платье сейчас, и цветочки на нем. Я могу в нем зайти в церковь?
–Кстати, у вас платье похожего цвета.
–Вас спрашивают о критериях неподобающего наряда.
–Я хочу услышать о длине платья каждой из участниц. Вы не отвечаете на наши вопросы.
–То, допустим ли определенный наряд в храме, определяется совокупностью признаков – длиной, степенью оголенности. Я замечала, что у Алехиной тоже платье было длинновато, и именно поэтому она, видимо, так старалась задрать ноги.
–Есть ли еще вопросы?
– Нет вопросов, потому что нашим подзащитным нужен перерыв.
–Вы не кормили и не поили их с пяти утра.
–Согласно Международной конвенции, это – пытки.
Журналисты, оживившись, записывают последнюю фразу.
Эпизод второй
19:07
Входит следующий потерпевший – активист «Народного собора» Денис Истомин.
–Я пришел в храм к 11:20 и увидел, как служащая храма подбежала к охранникам за помощью. Я зашел и увидел, как при входе во Врата четыре девушки в масках и яркой одежде совершали хаотичные движения, имитирующие удары. В момент, когда я вошел, охранник пытался выпроводить одну из девушек. По-моему, это была Толоконникова.
–Подсудимые говорили какие-либо слова в адрес православной церкви и патриарха?
–Да, я слышал бранные слова, хулу на патриарха и нашего Господа Бога. Это была такая публичная оферта. Не могу персонифицировать, кто это был, потому что было очень много блогеров и журналистов.
–Оскорбило ли выступление девушек ваши религиозные чувства?
–Да, я не отношу себя к сентиментальным людям, но это событие очень задело мои чувства, до слез.
–Соответствовало ли их поведение нравственным нормам?
–Конечно, нет. Тем более, насколько мы знаем, это не первая их такая выходка. Если такое искусство и может существовать, то только в каком-то очень закрытом виде, я считаю. Такое происходит потому, что мы не имеем никакой идеологии в стране, поколение молодых людей вырастает воинственными атеистами.
–Вы считаете подсудимых воинствующими атеистками?
–Да, безусловно, все их действия носили очень агрессивный характер.
–Можете ли вы конкретизировать, какие слова произносились именно в храме?
–Нет, не могу, но я не слышал слова про власть, только хулу на Господа и Церковь.
–Вы даете показание, что вы видели, как меня уводили? Скажите, я сопротивлялась? Сколько понадобилось времени, чтобы довести меня от солеи до ворот?
– Я уже точно не помню. Я не злопамятный – мы, православные, все такие. Секунд тридцать сорок.
– А я что-нибудь выкрикивала, когда меня задерживали?
–Помню, что что-то вы говорили. У меня там это записано в показаниях. Сейчас я уже не помню...
–Да? Там ничего не записано. Я это могу с уверенностью утверждать.
–Ну, там было шумно, много прихожан и журналистов, я не помню.
–А то, что записано, помните, да?
Истомин молчит.
–Вот вы сказали, что наше выступление повергло вас в шок. Скажите, пожалуйста, что вы стали делать после того, как передали меня в руки полицейских?
–Я пошел обратно в храм. Я хотел уйти. Ну как же, сделал хорошее дело – помог очистить храм, можно и уходить, но какая-то сила меня остановила. Я пошел обратно, зашел в церковную лавку.
–Зашли в состоянии шока в церковную лавку? Хорошо, спасибо. У меня последний вопрос. Вы слышали, что сегодня после обеда я приносила извинения за этическую провинность?
–Да, я слышал (вздыхая). Но ложка, как известно, дорога к обеду. Как говорил Станиславский, «не верю». Не верю я вашему раскаянию. Я знаю, что к вам собирался сам Всеволод Чаплин приходить. Выходит, он тоже не поверил в ваше покаяние.
–Давайте потом их извинения обсудим, может быть, они произнесут их более покаянно.
–Раньше мы слышали, что наши подзащитные произносили бранные слова, а теперь уже прозвучало слово «нецензурные». Скажите, пожалуйста, какие из слов вы считаете нецензурными? Слова «срань господня»?
–Да.
–«Срань господня» – это мат? А что еще вы отнесли к «хуле на Господа»?
–Слова «Богородица, стань феминисткой». Для меня это недопустимая хула.
–На Иисуса Христа?
–На Иисуса Христа.
–Чем занимается ваша организация?
–Организация занимается военно-патриотическим воспитанием молодежи, прививает им духовные и нравственные ценности. Хорошая организация, делает хорошие дела.
–Скажите, у вас на руках так называемая фенечка цветов имперского флага. Вы национал-патриот? Это имеет отношение к делу.
–Снят вопрос!
–Скажите, пожалуйста, это не первый, скажем так, религиозный проект, в котором вы участвуете.
–Снят вопрос! У нас потерпевший – как профессиональный потерпевший.
–Скажите, пожалуйста, как часто вы ходите в храм Христа Спасителя?
– По зову сердца и души.
–Приблизительно – в месяц, в неделю сколько раз?
–По-разному, стараюсь чаще ходить.
–Вы знали заранее об акции, которая произошла в храме христа Спасителя? Если знали, то из каких источников?
–Нет, совпадение.
–Писали ли вы в полицию и прокуратуру по факту случившегося?
–Лично – нет. Руководитель организации писал.
–Действиями подсудимых вам был нанесен какой-либо вред?
–Он уже отвечал на этот вопрос, снят вопрос.
–В чем выражался этот вред, и обращались ли вы к врачам, психологам?
–Нет, у нас, у православных, к психологам обращаться не принято. У нас есть священники, дьяки, которые все эти моменты разрешают.
–Скажите, пожалуйста, когда вам задавала вопрос Алехина, вы сказали, что вы пришли в храм купить икону, свечки?
– Нет, мне надо было просто кольцо выбрать.
– Купили?
– Купил.
– А у нас говорят, что там дарят. А разве там не дарят?
– Снят вопрос!
– Вы сказали, что то, что произошло в храме Христа Спасителя, нанесло вам моральный вред. Скажите, с какой целью вы просматривали вновь клип, который был выложен в интернете?
– Никакого удовольствия от просмотра я не получил. С целью, чтобы понять вообще, может, какие-то новые факторы раскрылись. В общем, пока шло следствие, пришлось смотреть.
–Для поддержки своих показаний на следствии, правильно я понимаю?
–Безусловно.
–Скажите, вашему имуществу был нанесен какой-либо ущерб?
–Нет.
– Вам известно о проведении банкетов и презентаций в храмовом комплексе, раз вы там бывали неоднократно?
–Снят вопрос!
–Вы знаете, чем регламентируется поведение в храме Христа Спасителя?
–Есть люди, которые приходят в храм... у них есть представление о том... разные люди... но сам факт представления о добре и зле у всех должен быть одинаковым, по-нормальному.
–Вы видели в храме Христа Спасителя памятки, какие-то информационные стенды?
–В храме Христа Спасителя нет, но вообще во всех храмах они, может, и есть, просто я не обратил внимания. Но то, что я при входе увидел, – нельзя проходить с аппаратурой, с телефонами включенными и так далее...
–Есть еще вопросы? Нет вопросов?
–У меня есть. Я хотела бы спросить, наше непосредственное выступление в храме Христа Спасителя – как вы считаете, мы провели его до конца или оно было прервано?
–Я думаю, тот резонанс, что мы сейчас имеем... Наверное, вы добились своего, той цели, той задачи, которую вы ставили.
–Как вы считаете, мы до конца спели песню или нас прервали?
–Наверное. Я ж не знаю, что у вас является началом, а что концом.
–Вы же смотрели клип.
–Ну, я за их творчеством не слежу. Одну девушку я пытался взять – она убежала. Потом другую взял – она тоже упала на колени.
–Не даются вам девушки.
–Не даются!
–Когда мы шли с вами от дверей, мы вместе шли, правильно? Под руку. Я бранилась?
–Сопротивлялись.
–Слова бранные из моих уст вылетали?
–Честно, я не вспомню.
–Вы сказали, что наше выступление оскорбило не только верующих, а непосредственно саму веру. Мне не очень понятна формулировка, хотелось бы понять, что вы имеете в виду под оскорблением веры?
–Само действо, что произошло. Понимаете, вы же... если у вас есть какие-то претензии к патриарху, вы же не пошли к его резиденции, или претензии к будущему... тогда еще премьер-министру Путину, вы же не пошли к зданию правительства митинговать? Нет, вы пошли в храм Христа Спасителя.
–Как можно оскорбить веру?
–Я считаю, что вы оскорбили веру.
–А есть какие-то случаи, факты, когда оскорблялась непосредственно вера? Я просто не могу понять саму формулировку, поэтому хочу...
–Он ответил так, как смог. Задавайте по существу вопросы.
–Как я чувствую, так и ответил.
–То есть похожих случаев на вашей памяти не было?
–Да и вообще никогда не было в истории России. Если только 20-е годы.
–Скажите, пожалуйста, вы кого-нибудь из наших подзащитных до 21 февраля 2012 года встречали?
–Встречал.
–Какое у вас отношение к ним было, и при каких обстоятельствах вы встречались?
–Этот вопрос я задала перед тем, как начать допрос, – он ответил, что у него нет личных неприязненных отношений.
–Давайте выясним, при каких обстоятельствах он встречался? Он встречался, у него неприязненное отношение к нашим подзащитным.
–Да, встречался. Но неприязненных отношений не было.
–При каких обстоятельствах вы встречались с подзащитными?
–По делу Ерофеева и Самодурова.
–У него пристрастное отношение к нашим подзащитным. Он до этого с ними встречался, при обстоятельствах, когда они были противниками.
–Вопросы конкретно в отношении Алехиной, Самуцевич и Толоконниковой есть еще? Объявляется перерыв на 10 минут.
–Неплохо. А кушать наши подзащитные будут – они с 5 утра не ели?!
Эпизод третий
20:35
– 10 минут было объявлено, 10 минут! Почему-то все собрались, адвокатам подсудимых – особое приглашение?
–Ваша честь, это сугубо неуважительное отношение к суду
–Давайте не будем говорить об отношении, ваше отношение мы тоже видим.
–Где вообще ваши коллеги?
– Возвращаемся в наше позорище.
–Уважаемая защита, я делаю вам замечание, на 10 минут объявляли перерыв. Кого вы будете допрашивать?
–Мы никого не допрашиваем, я объявляю отвод суду. В связи с явным пристрастным отношением суда к нашим подзащитным, с учетом того, что многие вопросы адвокатов, имеющие отношение к делу, отводятся судом, суд действует в нарушении принципов состязательности сторон, что явно свидетельствует о косвенной заинтересованности в обвинительном уклоне процесса, не оказывает содействия в вызове свидетелей, не оказывает содействия в вызове защиты обвиняемых и установлении истины, лишил подозреваемых права на защиту, так как отказывает защите в ее правах, предусмотренных статьей 53 УПК РФ, а именно, иметь с обвиняемыми свидания в соответствии с пунктом 9 части 4 без ограничения во времени, собирать и предоставлять доказательства. Суд допустил ложное, не основанное на материалах дела вынесение постановления, то есть с материалами дела, видимо, не знакомился, что адвокату Волковой предоставлены все необходимые вещественные доказательства по делу. Мне было отказано следствием в копировании информации с носителей, принадлежащих Верзилову, Алехиной, Толоконниковой. Мое ходатайство о копировании этих материалов в суде вообще не рассмотрено, хотя подавалось в суд, и никакого письменного решения по нему не вынесено. При этом суд утверждает, что я с этими материалами ознакомилась. То есть вводит в заблуждение общественность, формирует по делу пакет документов, содержащих ложные сведения, явно об этом зная, то есть выносит по делу неправосудные судебные акты. Отказывает в привлечении специалистов по делу, ссылаясь на то, что не та стадия процесса. Кстати, статья 53 УПК предусматривает это право в любой момент с момента допуска защиты в уголовное дело, соответственно, мы это право имели и на предварительном судебном заседании, и сегодня на судебном заседании, когда заявлялись соответствующие ходатайства. Суд, руководствуясь ложными утверждениями, не основанными на законе, нам отказал. Отказывать снять копии со всех материалов уголовного дела это часть 7 статьи 53 УПК РФ с помощью своих технических средств – это является грубейшем нарушении права на защиту и свидетельствует о незаинтересованности суда в поиске истины, справедливом судебном разбирательстве, соблюдении равенства сторон перед законом, соблюдении принципа состязательности. Сейчас 20:30, судебное заседание длится во внеурочное время. Наших подзащитных нормально не кормят, завтра их поднимут в 5 утра и в 6 уже вывезут сюда для того, чтобы они могли участвовать в заседании. Соответственно получается, что наши подзащитные не будут нормально отдыхать, они не будут нормально питаться, причем они не будут нормально питаться ряд дней, когда будет проводиться заседание. Защита тоже не имеет права фактически на отдых, потому что сейчас 20:30, а мне, например, чтобы доехать до моего города надо три – три с половиной часа. Если мы завтра опять утром начнем судебное заседание, то получится, что все то время, когда мы проводим судебные заседания, я буду спать по два-три часа. Для меня это является очень тяжелым фактором и не даст мне нормально работать по делу. Я могу уснуть на судебном заседании, уважаемый суд, вы этого хотите? Чтобы я уснула, потому что вы не даете мне нормального времени отдыха, которое предусмотрено законом? При таких обстоятельствах в действиях суда усматривается пристрастность и заинтересованность, в связи с чем мы ходатайствуем о его отводе. Подпишите, пожалуйста, коллеги.
–Обсуждается ходатайство, заявленное адвокатом Волковой, пожалуйста, адвокат Полозов, ваше мнение?
–Уважаемый суд, полностью поддерживаю ходатайство своей коллеги, также считаю, что в данном случае у нас имеется обвинительный уклон. Нарушается время проведения судебных заседаний, даже на вывеске суда написано, что он работает до 18 часов. Никаких экстренных обстоятельств для того, чтобы сидеть допоздна или ночью рассматривать, в этом деле нет. Кроме того, большая часть наших ходатайств была отклонена, в отличие от ходатайств процессуальных оппонентов. А также были вынесены многочисленные необоснованные замечания в наш адрес. Те вопросы, которые мы задавали потерпевшим, снимаются в большей своей части, поэтому я считаю, что в данном случае имеется заинтересованность суда и поддерживаю ходатайство своей коллеги об отводе.
– Адвокат Фейгин.
–Я поддерживаю ходатайство об отводе суда, считаю, что ввиду того, что нам не была предоставлена возможность конфиденциального общения с подзащитными. Помимо всех прочих нарушений, которые были уже допущены с сегодняшнего дня, и тех нарушений, которые допущены были в предварительном заседании, я считаю, что это единственный выход из ситуации – это отвод суда. И единственная возможность обеспечить защиту интересов и юридическую помощь нашим подзащитным. Я все.
–Подсудимые. Алехина.
–Я полностью поддерживаю ходатайство моих адвокатов, а также хочу сказать, что все, что сказано по поводу режима в следственном изоляторе, правда. Нас поднимают в пять утра, но выводят не в шесть утра, а в восемь, а время с шести утра до восьми мы проводим в так называемом стакане...
–Мы обсуждаем ходатайство об отводе суда!
–Нет, я поясню! Мы проводим в так называемом стакане, это помещение метр на метр без окон с закрытой дверью, то есть воздух там не циркулирует, из-за этого у меня постоянная головная боль. Сейчас конец дня, у меня кружится голова, и сейчас все плывет. И еще я хочу сказать, что, несмотря на то, что режимные моменты следственного изолятора предполагают доставку с суда к десяти часам вечера, практика судебных заседаний показывает, что нас доставляют к половине второго ночи. И сегодня мы будем доставлены ровно во столько, то есть у нас нет времени ни на сон, ни на то, чтобы подготовиться к заседанию. Речь идет о нашем физическом здоровье, в таком режиме мы не вытянем и двух-трех дней. Я не хочу болезней и обмороков здесь, я хочу нормально участвовать в судебном процессе. Это мое право. В связи с чем я поддерживаю ходатайство моих адвокатов. Я считаю мою аргументацию полной и достаточной.
–Хорошо. Самуцевич, ваше мнение.
–Я поддерживаю отвод. Хочу также подчеркнуть, что я просила о встрече с моим защитником в пятницу, но фактически этой самой встречи не состоялось.
–Толоконникова, ваше мнение.
–Я поддерживаю ходатайство защитников. Я озабочена тем, что я просто не могу готовиться к судебным заседаниям. У меня нет времени для того, чтобы продумать свои показания, изложить их, чтобы суду было удобно отбирать, потому что у нас нет времени даже на сон, а тем более, писать показания. В связи с тем, что у меня есть диагноз, поставленный в том числе и в следственном изоляторе, – остеохондроз шейного отдела позвоночника с болевым синдромом, достаточно жестоко заставлять меня спать по несколько часов, потому что я и так пью по несколько таблеток болеутоляющего каждый день, а сегодня я их просто пью пригоршнями.
– Пожалуйста, значит, Потерпевшие. Адвокат Павлова.
–Ваша честь, как всегда, представители обвиняемых не сформулировали основания для отвода. Как известно, основаниями для отвода суда являются обстоятельства, предусмотренные статьями 64, 61 и 63 УПК РФ, где указано, что отвод судье заявляется до начала судебного следствия – как известно, оно у нас уже началось. Случаи рассмотрения дела судом присяжных не касаются нас. В дальнейшем заявление об отводе допускается лишь в случае, когда основание для него ранее не было известно стороне. Все те обстоятельства, которые изложила нам госпожа Волкова, были известны до начала судебного заседания, вопросы ознакомления, снятия неких копий с вещественных доказательств, которые она не успела снять, вопрос свиданий с потерпевшими – эти все основания были известны стороне. Однако как только мы дошли до допроса потерпевших, тут же стали вставать вопросы другие. Прозвучали как доводы для отвода судьи жалобы на СИЗО, невозможность нормально отдохнуть – но это вопросы к начальнику СИЗО. Если вы плохо спите или плохо сидите, или вас держат не так, как вы считаете должным, вы имеете право написать жалобу и предъявлять претензии – но не к суду, потому что суд не управляет режимом в СИЗО.
–Пожалуйста, покормите своих подзащитных.
–По существу все возражения сводились к тому, что их ходатайства не удовлетворены судом, и это, с их точки зрения, свидетельствует о необходимости дать отвод суду. Мне хотелось бы напомнить всем о том, что суд по своему внутреннему убеждению выносит то или иное решение, в частности, по ходатайству, и поэтому сам по себе отказ в удовлетворении ходатайства не свидетельствует о личной заинтересованности суда и не является основанием для отвода. А поэтому я бы попросила не затягивать рассмотрение дела, тем более, что подсудимые, как они говорят, тоже заинтересованы в этом. Потерпевшие тоже страдают, не едят, не пьют, еще и морально ущемлены.
–Да, и в СИЗО их отвозят!
–Да, и сидят в тюрьме!
–Есть статья 64 УПК. Ну нет такой формы как ходатайство об отводе. Есть заявление – но вы же понимаете разницу? Соответственно статьям 61 и 63, судье может быть заявлен отвод. Уважаемый суд, давайте посмотрим, что это за обстоятельства. Судья не может участвовать в процессе, если является потерпевшим, гражданским истцом, гражданским ответчиком или свидетелем по данному уголовному делу – у нас этого нет. (Бубнит.) Если участвовал в качестве присяжного заседателя, эксперта и так далее, защитника, а судья также дознавателя, следователя, прокурора в производстве по данному уголовному делу – у нас этого обстоятельства тоже нет. Третье, является близким родственником или родственником любого из участников производства по данному уголовному делу – у нас тоже этого нет. Есть еще одно обстоятельство: «если имеются иные обстоятельства, дающие основание полагать, что они лично, прямо или косвенно, заинтересованы в исходе данного уголовного дела». Ваша честь, я не заметил вашей заинтересованности в каком-то конкретном исходе данного уголовного дела. А вот так вот с бухты барахты заявлять отвод, на мой взгляд, это как-то контрпродуктивно и необоснованно. Значит, второй момент. Коллега совершенно правильно сказала: суд не управляет ФСИН, эта проблема есть действительно – и питание, и сон, и у обвиняемых эта проблема также существует, и это обсуждалось, насколько я знаю, на самом высоком уровне. Конвойная служба стоит, девушки, мужчины – они тоже не ели, они тоже хотят, так сказать, помыться, покушать и отдохнуть. Но вот это бремя наше, мы его несем, и я ровно так же.
–Ну и несите.
–Суд не может организовать нам горячее питание и здоровый сон. Это вне компетенции суда, как бы суд к этому не относился. Поэтому, уважаемый суд, я, во всяком случае, пока, во всяком случае, не вижу основания для вашего отвода. Если таковые основания появятся, я первый сделаю подобное заявление.
–Потерпевшие, пожалуйста, ваше мнение по отводу судьи.
–Мы отказываемся.
–Уважаемое обвинение.
–Я вынужден констатировать, что, к сожалению, защита, видимо, не знает УПК, который позволяет рассматривать процессуальные действия до 22 часов. Поэтому говорить о том, что суд у нас что-то нарушает с точки зрения рабочего времени – суд ничего не нарушает. А если кто-то из защитников не может свои профессиональные обязанности соответствующим образом исполнять, то, видимо, этот защитник не может просто являться таковым и, наверное, сам должен быть отведен.
–Угрозы, угрозы! Красавчик, а?
–Защита у нас всячески не желает рассматривать уголовное дело по существу. То у нас защита где-то бравирует перед камерами, то еще что-то. Защита демонстрирует явное неуважение к суду, к своим подзащитным, которые действительно вынуждены кататься в автозаке. Ну, слушайте, ну ваши подзащитные так и будут кататься в автозаке, если защита не может задать нормального вопроса по существу. У нас происходит ликбез: мы защите разъясняем основы уголовно-процессуального права, что делают со студентами второго, третьего и четвертого курсов.
–Уважаемый суд! А вы не могли бы попросить обвинение не хамить защите?
–А можно меня не перебивать? Я вас не перебивал.
–Нельзя! Просим суд занести в протокол, что прокурор хамит защите!
–Оснований каких-либо для отвода суда сторона обвинения не усматривает, а усматривает лишь очередную попытку затянуть рассмотрение судебного разбирательства по делу, не желая ни участвовать в исследовании доказательств, проявляя явное неуважение как к своим подзащитным, так и к потерпевшим, которые также находятся в зале суда с самого начала. Не знаю, во сколько встает адвокат Волкова, но все мы встаем, так или иначе, рано. Чтобы прибыть в суд, но, ваша честь, это наша работа. Если человек не может ее выполнять, он не должен ее выполнять.
–Виолетта, мы потом ответим.
– Проблемы адвоката Волковой и других защитников на УПК не основаны. Поэтому оснований для отвода сторона обвинения не усматривает, просит в этом странном ходатайстве отказать, а в последующем просит суд более жестко реагировать на нарушение распорядка судебного заседания стороны защиты вплоть до исключения от участия в деле конкретных адвокатов.
–Да как вы не видите, что это хамство! Это хамство со стороны прокурора!
(Шум, все кричат друг на друга).
Эпизод четвертый
–Суд постановил отказать стороне защиты в отводе и пригласить свидетеля Цыганюка.
– Какого вы вероисповедания? Работать в храме – это ваш сознательный выбор?
–Я работаю алтарником с июля 2011. Я православный верующий, посещаю богослужения, соблюдаю ритуалы.
–Скажите, может ли по правилам женщина находиться на солее?
–Женщина может находиться на солее только в случае венчания.
–Были ли вы в тот день в храме Христа Спасителя?
–Я убирался, пылесосил и вдруг услышал громкие звуки. Я вышел из алтаря посмотреть, что происходит. Увидел, как эти скакали.
–Кто эти?
–Ну эти, группа Pussy Riot.
–Что они делали?
–Расскакивали и произносили богохульные слова.
–Произносили ли они оскорбительные для православных верующих слова? Унижали ли они ваше достоинство?
–В первую очередь, они обидели мое душевное состояние. Почему молодые девушки позволяют себе так вести себя в храме?
–Вы попытались удалить девушек с территории храма?
–Я пытался их увести, вместе с охранниками. Они не давались, сопротивлялись. Упали на колени и стали креститься спиной к алтарю.
–Вы видели в храме журналистов?
–Я лично не видел, как это фотографировали там. Но видел потом кадры в интернете.
– Что говорят про произошедшее прихожане? Они чувствуют себя оскорбленными?
С прихожанами я не разговаривал, но на душе у меня было очень тяжело.
–Вы видели на ролике панк-молебен со словами «Путина прогони»?
–Видео видел, но никаких политических вещей не слышал.
–Это были враждебные действия по отношению к православным верующим? Они были продиктованы чувством ненависти?
–Я прошу суд снять вопрос. Он оценочный. Потерпевший, подождите отвечать, пока судья не решит, снять вопрос или нет!
–Отвечайте!
–Уважаемый суд, вопрос не снят?
– Нет.
|
