За полчаса до старта марша «В защиту детей» на Гоголевском бульваре, за спиной у Шолохова, случилась смута. Спровоцировал ее рыжий бородач с двумя кривыми передними зубами – когда вышел к женщинам и бабушкам со связкой синих шариков. Ничего особенного в них не было, но русские, как теперь говорится, матери, не могут стоять без шариков, если у кого-то они уже есть, и потому, преодолев лишь только стеснение первого шага, бегом кинулись к бородачу. Сдавили его в кольцо, толкали то слева («И мне шарик!»), то сзади («А мне два!»), а с краев уже поджимали новые матери («Куда вам-то!»). В итоге бородач так растерялся, что запутался пальцами в веревочках и зашатался. Тогда матери стали сами вырывать себе веревочки и, конечно, растягивать несчастному пальцы. Он поначалу терпел, отпихивал их и сам отвязывал шарики, но скоро сдался и – с выдохом: «Да подавитесь!» – передал веревочки в десятки вытянутых рук. Зависнув на мгновение, веревочки просочились сквозь жадные пальцы. И шарики полетели в небо. Такой парадокс: десятки рук не смогли удержать веревочки так, как это делала всего одна. Но так ведь – и с сиротами. Ни государство, ни омбудсмены, ни марширующие с их запретами и призывами не могут сделать для сирот больше, чем одна семья: русская, американская, французская... Воображая идеальную картину, представляешь на месте этих шариков бездомных детей – как вот эти же русские женщины хватают их, толкаясь: «А мне двух! Ну и что, что у меня уже есть?» Все ищут национальную идею, такую, чтобы тронула сограждан. Одни долго кричали: «Россия без Путина!» Другие наконец отозвались: «Россия без сирот!» Организаторы марша в защиту детей не раз похвастались со сцены, что именно их идея стала-таки той самой, объединившей народ. «Ведь нас тут 20 тысяч людей!» – кричала со сцены Ольга Бергсет, основательница движения «Русские матери». Хотя визга в ее голосе было больше, чем радости. Я встретил лишь троих «матерей»; они рассказывали журналистам про американских педофилов и садистов. Глаза у всех, как у одной, были округлены, а зрачки в них сужены до малюсенькой точки. Это признак крайней встревоженности, граничащей с истерикой, когда безопаснее выслушать человека, чем возражать. Никого, кроме бюджетников, студентов и партийной массовки, национальная идея «России без сирот» сегодня не объединила. Но это не главное. Важнее то, что сама по себе идея, если задуматься, настоящая. В ней – забота и о слабых, и о будущем, и страдание, и благородство. Ее успех или провал всегда будет виден всем, а в России часто это главный стимул, последняя надежда. И «Россия без сирот» имела все шансы стать если не национальной идеей, то нацпрограммой хотя бы. Но в том и загвоздка – она слишком глубока и благородна, чтобы прощать фальшь. А организаторы марша в защиту детей поступили как было проще и попытались воплотить эту национальную идею с помощью тех, кому вообще никакая идея, кажется, не нужна, – с помощью власти и массовки. Это ни в коем случае не принижение людей, но объективное разделение: одни ищут абстрактное счастье, другие довольствуется конкретным его проявлением – должностью, квартирой в Майами или шариком в конце концов. Когда шарики на Гоголевском трагически улетели, марширующие не успели и погрустить: по рядам тут же пошла девушка с пачкой флажков.