Большая часть отзывов на интервью Владимира Путина Russia Today посвящена вполне ожидаемым заявлениям Путина про Сирию, Магнитского, Pussy Riot и групповой секс. Это неудивительно: ведь считать психологическое состояние российского президента, пожалуй, не менее важно, чем услышать заложенные в интервью политические сигналы. Ни поворотным, ни революционным содержание интервью Путина, конечно, не назовешь. Собственно, таких ожиданий и не было. Более того, чем радикальнее стремится выглядеть Путин, тем более скромными оказываются реальные изменения политического курса. Достаточно вспомнить Мюнхенскую речь – в историю она, наверное, вошла, но поворотным моментом в международной политике вовсе не стала. С другой стороны, с момента президентских выборов интенсивность концептуальных публичных выступлений Путина заметно отставала от скорости обрушившихся на страну политических изменений. В этом плане интервью Russia Today – возможно, первая после инаугурации попытка обстоятельно изложить видение «нового курса». На какие моменты интервью стоит обратить особое внимание? Во-первых, без особого повода в выступлении президента появились «шпильки» в адрес российского МИДа. После того как в мае Сергей Лавров сохранил свой пост, казалось, что в этом вопросе решено сохранить статус-кво. Однако Путин неожиданно и намекнул, что к работе МИДа возможны вопросы. В США «есть и военное лобби, есть Госдеп с его достаточно консервативной машиной. Кстати, он мало чем отличается от нашего Министерства иностранных дел. Там сложились такие профессиональные кланы в течение десятилетий», – без особого повода заметил Путин. Другая неожиданность – попытка предъявить адаптированную позицию по базе НАТО в Ульяновске. После полугодовой паузы, которой с успехом пользовались и КПРФ, и Навальный, российский президент заявил, что задачей базы будет содействие скорейшему уходу США из Афганистана: «Сейчас все думают о том, как унести оттуда ноги. Если мы и разговариваем о чем-то, это о том, чтобы помочь в транзите выхода людей и техники из Афганистана». Еще один существенный сигнал – резкие оценки Путина в отношении ПРО. Собственно, и критика в адрес программы, и устойчивое желание путинской и допутинской России найти противоречия между США и европейскими странами сенсацией не является. Тем не менее, все более очевидно, что в силу различных причин ПРО для российского президента не предмет торга, а эмоционально весьма болезненная тема, которую он искренне воспринимает как угрозу стратегической безопасности – вне зависимости от того, что говорят об этом военные эксперты. Новостью стало робкое возвращение к тематике политических изменений. Наибольший сюрприз – неожиданно жесткие оценки в адрес павших ближневосточных режимов. «Руководители этих стран явно просмотрели необходимость перемен, не почувствовали тех тенденций, которые происходят в их собственных странах и в мире, и не произвели своевременно необходимых реформ. Это результат прежде всего такого состояния дел. Благо это или это приведет к большим проблемам, пока трудно сказать», – заявил Путин. Впрочем, говорить о том, что заявленные Путиным перемены (сильно компромиссные губернаторские выборы, анонсированное и еще более компромиссное изменение порядка формирование Совета Федерации, а также голосование по законопроектам через интернет) выглядят как достаточный ответ на «необходимость перемен», было бы преувеличением. Последний важный жест – солидаризация с «огнем по штабу», который развернули авторы различных думских законопроектов в отношении действующих элит. Поддержка Путиным «антикоррупционных» мер, запрещающих чиновникам иметь собственность и счета за рубежом, подтверждают сделанные ранее заявки на принципиальное изменение реально сложившегося в РФ политического строя. Как отреагируют на эти проекты элиты – по-прежнему большой вопрос. Теперь посмотрим, о чем российский президент предпочел умолчать или (по меньшей мере) его забыли спросить. Прежде всего, не появилось признаков выработки концепции «миссии» третьего президентского срока. Ожидавшейся многими (в том числе, лоялистами) новой повестки дня в интервью не наблюдается – скорее, речь идет о возвращении к жизни отдельных инициатив из предвыборной кампании, а также о попытках обосновать шаги, предпринятые в мае–августе 2012-го. Обращает на себя внимание неготовность Путина давать оценки работе правительства Дмитрия Медведева – вскоре после 100 дней нового кабинета, итоги которого были расценены экспертами и прессой как весьма скромные. Собственно, сенсации в этом нет: Путин и ранее (например, в январе–феврале 2012-го) брал паузу и стремился избежать оценок работы Медведева. Но те, кто заинтересован в ослаблении или смене правительства, наверняка прочитают эту уклончивость как готовность президента допустить обострение интриги вокруг правительства. Собственно, довольно осторожные комментарии Путина после выхода фильма о российско-грузинской войне тоже не выглядели как готовность во всех спорах становиться на сторону Медведева. Отсутствие других традиционно значимых для Путина тем: столичных протестов или угрозы экономического кризиса – формально может быть объяснено отсутствием профильных вопросов. А неупоминание о роли России как энергетической сверхдержавы – нежеланием заострять конфликтные темы на фоне общей проевропейской (точнее – «проконтинентальной») интонации интервью. Наконец, любопытно, что саммит АТЭС не дал серьезного повода к оценкам или инициативам российского президента по политике в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Острых вопросов здесь немало: от северокорейской ядерной программы до обострения китайско-американского военного противостояния и попыток США найти новых союзников в регионе (Бирма, Вьетнам). Можно допустить, что решение Путина уклониться от ответов на этот вопрос – дань принятому у российских дипломатов стилю воздерживаться от содержательных оценок китайской политики в регионе. В Пекине обычно куда острее реагируют на комментарии в свой адрес, нежели в Вашингтоне или Лондоне, – поэтому российские власти предпочитают ограничиваться подчеркнуто комплиментарными фразами и лишний раз не тревожить «великого соседа» напоминаниями о существующих противоречиях.