Накануне открытия чемпионата мира по футболу в ЮАР мы с вами рассуждали о том, чем и почему третий президент Дмитрий Медведев похож на второго – Владимира Путина. И насколько они вместе делают общее историческое дело.
Сразу после закрытия чемпионата мы попробуем поговорить о том, чем существенным Медведев отличается от Путина. И в какой степени Медведев – это не Путин сегодня.
Первое различие между ними – чисто стилистическое. Не следует его переоценивать, но все же оно существует. Deep Purple все-таки чем-то отличается от группы «Любэ», хотя это не всегда и не сразу заметно.
Путин – классический бизнесмен из начала 1990-х. С паракриминальным мышлением и формальным юридическим образованием. Идеальный герой разборки. Говорун, представляющий интересы любой из сторон. Что называется, по чести (т.е. по понятиям) и по бумагам (т.е. на основании формально подписанных документов).
Медведев – типичный корпоративный юрист. Для которого самое главное – правильно оформить решение бизнес-задачи. Не отступив от формального права ни на йоту и, главное, не взяв на себя лишней ответственности за бизнес-результат. Форма – все, содержание, в общем-то, – ничто.
Второе различие состоит в масштабах и формате доступах к источникам информации. Путин – старомодный персонаж из галактики Гутенберга. Всю информацию он черпал/черпает из мониторинга пресс-службы и всевозможных справок уполномоченных министерств/ведомств. Избыточные данные, лежащие за рамками мониторинга и справок, его, скорее, раздражали и раздражают. Меньше знаешь – лучше спишь (дольше живешь).
Медведев – человек интернет-эпохи. Больше того: по некоторым признакам, явный интернет-аддикт (страдающий болезненной зависимостью от Сети). Для него любой тринадесятый комментарий в заштатном блоге может быть важным источником информации и поводом для подлинных треволнений.
Это значит, что у Медведева источников информации гораздо больше, а фильтр настроен гораздо хуже, чем у предшественника/соратника.
Впрочем, эти два различия – второстепенные. Сами по себе они еще ничего для РФ-политики не значат.
Третье – и главное – различие состоит в следующем.
Когда (1999-2000) семья Бориса Ельцина и связанные с ней большие бизнесмены привели на президентский пост Владимира Путина, в стране в целом и в элитах в частности присутствовала уверенность, что власть в России – дело очень трудное и опасное. Недаром такой тяжеловес, как Ельцин, несколько раз за свою президентскую карьеру балансировал на краю политической гибели.
И Путин принимал власть не как рождественский подарок, но как бремя, ради друзей и соратников. Больше некому было – вот и согласился идти в президенты. Потому доминирующим ощущением второго президента, сохранившимся на его лице и во времена больших номинальных успехов, была тревога. Он понимал (понимает), что сидеть на русском престоле – так или иначе проклятое дело, как бы густ ни был золотой дождь и изыскан – царственный ритуал. «Раб на галерах» – это не игра, а вольное или невольное признание в колоссальной психологической усталости. Которую, конечно, не надо путать с усталостью физической: в этом смысле ВВП никогда не перетруждался, спортзал и бассейн всегда были по расписанию.
Когда же (2007-2008) все те же люди плюс Владимир Путин привели на президентский пост Дмитрия Медведева, в стране вообще, но в элитах – в особенности возобладало представление, что власть в России – дело приятное и нехлопотное. Сидишь себе на троне и распределяешь сырьевые доходы. Ни больших рисков, ни существенных угроз. Все идет своим чередом, пока ты потешаешься новым IPad или IPhonе 4G. В таком мире нет ни рабов, ни галер – только ультрасовременные гаджеты, один другого гламурней.
Потому преобладающей эмоцией третьего президента стала эйфория. Проявляющаяся особо, когда Медведев встречается с иностранными лидерами высшей лиги. Уровня Барака Обамы и Ху Цзиньтао. Кажется, в такие минуты его вот-вот прорвет и он-таки скажет: смотри, мама, какие у меня теперь друзья!
У Путина-президента сохранялось чувство русской обреченности, трясинности и непроходимости. Которое, по большому счету, необходимо всякому русскому правителю. У Медведева этот нерв атрофирован. Потому иногда он кажется на телеэкране президентом какой-то совершенно другой страны. Не посюсторонней Российской Федерации, а мифической – типа аксеновского Острова Крыма.
В начале 1990-х годов, когда многие ключевые места во власти заняли молодые ребята «тридцать с небольшим», тогдашние коммунисты и другие оппозиционеры раскрутили термин «педократия» – власть детей. Власть Дмитрия Медведева вполне справедливо назвать «айпадократией». Третий президент РФ зачастую выглядит несерьезно не потому, что у него наблюдается острый дефицит полномочий или он жутко боится своего предшественника. Мне представляется, что и с полномочиями у него все не так плохо, и Путин давно не внушает ему священного ужаса. Просто Медведев воспринимает власть как дорогую игрушку, данную ему на тестирование. Тот же IPad/IPhone. Вон он занес палец – и уже появляется услужливая кнопка, чтобы нажать. Вот он нажал – и все закрутилось-завертелось. А что на самом деле ничего не работает – не царское дело про такие вещи думать.
Поэтому, как ни странно, Медведев психологически готов к гораздо более радикальным решениям, чем Путин. Первый пример – признание Абхазии и Южной Осетии в августе 2008-го. (Распространенную версию о том, что все это придумал Путин, не успевший признать обе республики за восемь с половиной лет своего президентства, я считаю ничем не обоснованной). Дальше – Медведев бестрепетно пошел на формальное изменение Конституции, чего Путин, то и дело фактически отступавший от духа Основного закона, все же избегал. «Новорожденный теленок не боится тигра», – гласит китайская пословица. В отношениях между Медведевым и властью, Медведевым и Россией – это присутствует.
Недавно, как мы все знаем, президент Медведев завел свой микроблог в Твиттере. Некоторые наблюдательные люди уже подметили, что его «твиты» чем-то трудноуловимым напоминают дневниковые записи Николая II. Хочется пожелать Медведеву, чтобы в его микроблоге никогда не появилась запись типа «Кругом измена, трусость и обман». Чтобы он, сегодня такой счастливый, избежал судьбы последнего русского императора.
