Перед началом летних отпусков подводятся «итоги политического сезона», а значит и делаются попытки прогнозов на будущее. Весьма интересен доклад Михаила Дмитриева, сделанный на собрании новой структуры у А.Кудрина. Только следует различать: когда Дмитриев говорит о настроениях населения и своем удивлении – очень занятно и познавательно, а когда мягко увещевает власти: «Ну что же вы делаете, дорогие мои, надо тоньше, умнее, прислушайтесь к моим советам, тогда еще долго будете всех обманывать и долго у власти удержитесь!» – скучно. А.Пионтковский так и называет М.Дмитриева «Господин Охранитель».

Многие аналитики говорят о том, что сейчас страна и режим переживают кризис. Здесь имеет место инфляция терминологии –слово «кризис» совсем затерли. Настоящий кризис появляется тогда, когда привычные и доступные стратегии перестают работать, более того, приводят к обратному результату. Действительный кризис приводит либо к смене власти, либо к подавлению претендентов на власть, но особыми – экстраординарными средствами. В любом случае, настоящий кризис приводит к существенным трансформациям.

Сейчас мы не видим ничего подобного – режим оправился от декабрьской и январской оторопи, начинает планомерно давить на оппозицию и протестное движение, запугивать и их, и потенциальных «предателей» в своих рядах. Действует все теми же квазизаконными средствами, которыми привык расправляться с непокорными телеканалами, газетами и бизнесменами. Пока это в основном получается: кого-то уже посадили, кого-то принудили к «общественным работам», кого-то еще «разрабатывают».

Когда режим будет блокирован непослушанием или когда его действия будут приводить к обратным результатам, как это особенно быстро и ярко проявилось в случае ГКЧП (19-21 августа 1991 г), тогда и будет настоящий кризис – важная фаза в динамике российских циклов.

К чему приведут начавшиеся репрессии? 

Итак, начиная с событий 6 мая 2012 года, у нас началась новая волна репрессий, ее можно назвать «реакцией», «закручиванием гаек» или восстановлением полноты авторитарного «порядка». При «успехе» и достижении нового периода авторитарной стабильности эту фазу можно будет назвать авторитарным откатом – важным и типовым тактом российских циклов.

Общие прогнозы М.Дмитриева, А.Пионтковского, К.Рогова более или менее сходны: реакция будет нарастать вместе с делегитимацией власти, последующим расколом элит, а в перспективе – существенной трансформацией (перестройкой, демонтажом) режима.

Далее идут расхождения: Дмитриев верит (или убеждает других и себя, что верит) в налаживание мирного диалога с оппозицией, некие уступки при сохранении того же, в сущности, неконкурентного авторитарного режима, – за это и понужает его Пионтковский.
Андрей Аллирионов утверждает, что «мирный переворот в России невозможен».

Свою иронию относительно перспектив мирной передачи власти в стране Пионтковский выражает в чеканной формуле: «В холодную голову человека, в горячем сердце которого стучится пепел Мубарака и Каддафи, никогда не взбредет шальная мысль отдать собственными чистыми руками власть каким-то самозваным модернизаторам».

Если Илларионов считает, что «В. Путин Россию в своих тисках будет держать столько, сколько захочет, а будет хотеть – до конца жизни», то Пионтковский уверен (или внушает себе и другим что уверен) в скором и полном крахе режима, призывает, как и Александр Скобов ранее, к полной замене правящего класса. Евгений Ихлов уже в деталях описывает будущие степени люстрации для «бывших».

Факторы неустойчивости режима:

К чему же ведет начавшаяся попытка реакции? Здесь о некоторых вещах можно говорить достаточно уверенно, поскольку они хорошо теоретически проработаны в мировой науке. Зато о других вещах, которые связаны с эмпирическими данными и с реальными тенденциями в сегодняшней России, которые к тому же противостоят друг другу, говорить гораздо сложнее, поскольку, как правило, есть дефицит данных.

Рассмотрим теоретическую модель. Что бывает после того, как развертываются репрессивные стратегии? Во-первых, идет процесс поляризации, и мы это уже наблюдаем. То есть становится все более неуютно кому-то находиться посередине, и либо ты за «них», либо ты за «нас». Соответственно, увеличивается градус конфронтации, здесь я соглашусь с Михаилом Дмитриевым. В докладе Центра стратегических разработок говорится о беспочвенности надежды на то, что процесс рассосется сам по себе. От чего зависит, будет ли «успех» начавшихся репрессий? Здесь можно говорить о нескольких переменных, важно ведь знать, что отслеживать.

Первый момент: у режима должно быть достаточно финансовых средств, в частности, для подкормки репрессивного аппарата. Известно, что омоновцам-провинциалам давали по 15 000 руб. за «работу» дубинками, кому-то квартиры дают, офицеров поощряют, существенно повысили зарплаты, снабдили огромные внутренние войска (более 200 000 чел.) дорогостоящей современной техникой. Это тоже деньги. Сейчас представляется, что у государства есть некий бездонный карман, но бюджет России, как мы знаем, во многом зависит от цен на нефть. Скажем так: если протесты будут нарастать, нужно будет все щедрее подкармливать и омоновцев, и следователей, и судей, а аппетиты растут. В общем, это немалая нагрузка. А поскольку люди в силовых и так называемых «правоохранительных» органах привыкают к постоянной ренте, то какое-то ее снижение или не повышение приводит к нелояльности, к отказу идти на последующие витки репрессий.

Второй очень важный момент: уровень консолидации элит. Сейчас он извне представляется достаточно высоким, т.е. не наблюдается какого-то нового центра силы, как был Ельцин с соратниками при Горбачеве. Если кто-то чуть-чуть отделяется, типа Кудрина, то он либо недостаточно силен и популярен, либо, на поверку, не так уж сильно отделяется от режима и правящей группы. Выражение «раскол элит», которое еще лет пять назад было сугубо научным концептом, теперь прочно вошло в публицистику, стало почти что журналистским штампом. Впрочем, само явление это не отменяет, только надо внимательнее относиться к факторам раскола, важнейшими из которых представляются соотношения угроз и возможностей, ожидаемых от поддержки власти или протестующих для разных элитных групп.

Третий фактор: уровень прочности принудительной коалиции. Что это такое? Всерьез режим затрещит, когда доля существенной части элит – военные, офицеры полиции и спецслужб – посчитают, что более безопасно, надежно и привлекательно занять нейтральную позицию, даже перекинуться на сторону оппозиции, а поддерживать режим Путина более опасно для своего выживания. И вот это вполне может произойти. Первые ростки такой нелояльности уже проявляются в протестных офицерских собраниях (см. Военные решили поддержать народный протест). Это момент, который нужно отслеживать. По-научному, такой процесс и называется разрушением принудительной коалиции (подробнее см. здесь). Каждая силовая структура сохраняет лояльность правителю во многом потому, что ожидает консолидированного отпора любому мятежнику со стороны остальных членов этой коалиции. Когда уверенность в таком отпоре ослабевает, то и коалиция рушится. Проявляется же это, в частности, в том, что приказы на подавление протестов перестают выполняться (так происходило и в «бархатных революциях» в Чехословакии, Польше и Венгрии, и в Москве в августе 1991 г. и в дни «оранжевой революции» в Киеве 2004 г.).

Все эти факторы во многом зависят от динамики протестов, уровня их поддержки в обществе и государственных структурах. В самой же активности протестов есть две стороны. Пока наиболее явная сторона – митинговая, она, конечно, важная. Но есть еще одна – гораздо более существенная и действенная: создание организационных структур и сетей. Такие структуры могут участвовать в какой-то предвыборной программе, организовывать какие-то акции гражданского неповиновения, вовлекать население, заниматься политпросвещением и т.д. Очень может быть, что принятая режимом стратегия подавления открытых протестов и митингов приведет как раз к переносу основной активности и энергии на это выстраивание протестных структур и сетей. Если оно распространится за пределы Москвы, то для режима это будет очень опасно, а для протестного движения очень перспективно.

О среднесрочном и долгосрочном прогнозе развития политической ситуации – в следующей колонке