Фото: ИТАР-ТАСС/ Сергей Карпов

На митинге 12 июня Евгения Чирикова огласила документ, озаглавленный «Манифест свободной России». Участники митинга восприняли текст с одобрением. На практике это означает, что в течение ближайших месяцев Манифесту суждено стать основным программным текстом российской оппозиции, участвующей в протестном движении. У таких документов бывают разные судьбы: иные забывают через неделю после принятия, а другие в течение десятилетий изучают маститые специалисты по истории политической мысли, отыскивая в каждом слове глубочайший смысл. Так или иначе, это своевременный документ. Раньше были немного различавшиеся наборы требований, озвученные на митингах в декабре-феврале. Они устарели хотя бы потому, что не содержали реакции на прошедшие в марте президентские выборы, а это значит, что отраженная в них политическая реальность не была полной. Должен сказать, что по основному содержанию я нахожу Манифест вполне разумным. Будучи документом протестного движения, он, тем не менее, далек от безответственного радикализма. Конечно, многих сограждан поразит – как излишне радикальное – первое же из требований в резолютивной части: «Отставка В.В. Путина как символа системы». Система политических координат у таких сограждан смещена: они полагают радикализмом любое покушение на священную для них фигуру. Все остальное делать можно: фальсифицировать выборы, ограничивать базовые гражданские свободы, принимать репрессивные законы. А вот этого нельзя. Потому что без свободы Россия жила и жить будет, а вот без Путина нет. Его надо сохранить любой ценой. У составителей Манифеста, напротив, возобладало стремление оставаться в рамках существующего конституционного порядка. Документ не призывает к революции. Он просто делает единственно возможный вывод из ситуации, которая ведет к протесту: если декабрьские и мартовские выборы были нечестными, то самый прямой путь к восстановлению порядка состоит в отмене их результатов. И если российская судебная система и избирательное право устроены так, что пересмотр результатов выборов невозможен, то надо заново сформировать институты, созданные с нарушением демократической процедуры. А президент – это один из таких институтов, причем самый важный. Значит, он должен уйти в отставку. Если уж придираться к словам, то я бы заметил, что ничего особенно символического в фигуре Владимира Путина я не вижу, и почему он должен уйти в отставку именно как символ, не понимаю. С одной стороны, президентская власть – это институт. Будь это хоть Путин, хоть Распутин, но при формировании институтов должны соблюдаться честные правила. С другой стороны, раз эти правила не были соблюдены, то ядром системы естественным образом оказывается тот, кому реально принадлежит власть. Именно на Путина завязаны все узлы системы, иносказательно именуемой «ручным управлением», но имеющей собственное название – персоналистская диктатура. Он – стержень этой антиконституционной системы. Понятно, что если из любой вертикально организованной конструкции вытащить стержень, то она, скорее всего, развалится. Причем развалины ее, как обычно бывает, падут на головы граждан, законопослушных и не очень. Вопрос в том, как этого не допустить, и Манифест отвечает на этот вопрос в шести дальнейших пунктах резолютивной части. Последовательность такова: (2-3) действующая Дума принимает новый закон о парламентских выборах; (4-5) избирается новый парламент, который разрабатывает и выносит на референдум новую конституцию; (6-7) по новой конституции проводятся президентские выборы, а парламент, в качестве алаверды к уже содеянному, реформирует правоохранительную систему. Конечно, в эпоху перемен сбываются и не такие сценарии. Но если исходить из базовой посылки о конституционной стабильности, то нельзя не обратить внимания на то, что в этой последовательности есть не то логическая дыра, не то сознательное умолчание. Дело в том, что если Путин действительно уйдет в отставку, то, соблюдая Конституцию 1993 г., за исполнение его обязанностей должен будет немедленно приняться действующий премьер, всем нам знакомый Дмитрий Медведев. Он будет обязан в короткий срок организовать новые президентские выборы. Эти выборы будут предшествовать парламентским, по каким бы правилам они не проводились. Вероятно, составители Манифеста не испытывали особого желания определять свое отношение к этому – не только вероятному, но и вполне неизбежному после отставки Путина – развитию событий, и поэтому предпочли его проигнорировать. Это политика. Меня же волнует, по преимуществу, логика, но и политических аспектов проблемы не избежать. Будет ли Медведев в качестве президента – пусть и.о., до новых выборов – лучше Путина? Во многих отношениях, несомненно, да. Именно потому, что, не владея целиком инструментами «ручного управления», он будет располагать довольно ограниченными возможностями. В качестве диктатора Путин, попросту говоря, сильнее. Но в некоторых других отношениях этот сценарий был бы довольно рискованным. Скорость проведения новой президентской кампании предполагает, с одной стороны, известное несовершенство избирательного законодательства (едва ли действующая Дума сможет в короткий срок устранить эти недостатки), а с другой – нехватку времени на проведение полноценной кампании. Не буду вдаваться в фантастические рассуждения о том, какими были бы результаты таких выборов. Ясно одно: на выходе мы получили бы победителя с колоссальной властью, абсолютной легитимностью и прямым мандатом на проведение той политики, которую он сочтет целесообразной. В том числе и антидемократической. Ведь совершенно не очевидно, что этот президент будет из лагеря нынешней оппозиции. Парадоксально, но с логической точки зрения второй-седьмой пункты резолютивной части вполне соотносятся с перспективой сохранения Путина в президентском кресле на довольно длительный переходный период. Тогда можно было бы принять новые правила для думских выборов, и провести их, а новый парламент изменил бы законодательство в соответствии с неискаженной волей народа. Парламенту, по моему глубокому убеждению, не следует заниматься основным законом. Для этого нужно специально созывать Конституционное собрание. Результат оказался бы лучше. А потом настал бы черед президентских выборов. Разумеется, для реализации такого варианта надо, чтобы были официально признаны нарушения и на парламентских, и на президентских выборах. Иными словами, Путину пришлось бы констатировать свою ограниченную легитимность и выразить готовность к реальной реформе, которая увенчалась бы созданием легитимной власти в соответствии с дорожной картой, согласованной с оппозицией. Моральные проблемы, сопряженные с таким вариантом, очевидны. Очевидны и политические риски, связанные с тем, что в руках у Путина оставался бы колоссальный объем власти. Процесс реформ не был бы гарантирован институционально. Но в политических процессах и гарантии бывают только политическими. Если бы давление на Путина оказалось достаточно сильным для того, чтобы побудить его встать на дорогу реформ, то не исключено, что оно же заставило бы его не сходить с этой дороги. Ведь тогда он перестал бы быть стержнем системы, а превратился в то, чем и должен быть по положению вещей, – ограниченно легитимный институт. Теоретически, подчеркну, такой вариант вполне реален. Главное препятствие к его реализации состоит в том, что Путин ни на какие уступки идти не желает. Напротив, он только наращивает уровень агрессии по отношению к несогласным. Но такой Путин, как говорится, нам не нужен, и его отставка в этих условиях оказывается единственным возможным требованием. Если бы Путин изменился, то возможными стали бы и другие варианты. Однако для этого нужно выслушать требования оппозиции и признать их справедливость. Так что хорошо, что эти требования прозвучали. Нужно, чтобы они звучали чаще, громче и убедительнее.