Дмитрий Медведев 11 мая посетил Сирию с официальным визитом и встретился практически с самим собой: преемник – с преемником, молодой либерал – с от такого и слышу, духовное чадо предшественника – с сыном предыдущего правителя по духу и плоти. В политической истории России и Сирии последних лет ее нынешние президенты занимают примерно одну – вышеописанную – позицию. А что Башир Асад происходит еще и «от хотения плоти» предыдущего президента Хафиза Асада, так это – частный вопрос о том, как лучше обустроить монархию. Принцепсы Римской империи и василевсы Византии (а мы – и Третий Рим, и вторая Византия, и Запад и Восток, и шампунь и кондиционер), выбрав преемника, усыновляли его, образуя династию не по ДНК, а по политическому курсу. Октавиан Август усыновил Тиберия, Клавдий усыновил Нерона. Диоклетиан и вовсе придумал тетрархию: взял себе в тандем Максимиана (предварительно его усыновив), а потом оба августа усыновили по будущему преемнику-цезарю. Это, как если б у нас Путин с Медведевым усыновили (исключительно для примера) Миронова с Грызловым или каждый – по четыре представителя президента в федеральных округах. Возраст – не помеха. Приемный сын сплошь и рядом был не мальчик, а усыновитель вовсе не должен был ему в отцы годиться, и порой был с ним почти ровесник – свидетель умиленный его младенческих забав. Впрочем, если у принцепса находился подходящий сын, преемником могли назначить и его. Именно так поступил президент Сирии Хафиз Асад: у него было целых два подходящих – сыновей арабам не занимать. Старший – наследный принц-президент Басель Асад разбился насмерть в 1994 г., разогнавшись на «Мерседесе» в утреннем тумане на шоссе Дамаск–Аэропорт. И тогда безутешный отец призвал младшего Башира. Башир Асад до 1994 г. года не был цезарем при августе, а был врачом-интерном при офтальмологической клинике в Лондоне. С Лондоном пришлось расстаться. Крошка-сын к отцу пришел. Преемнику неприлично резать катаракты. Асад-отец умер в 1999 г. Я сам был в Сирии месяц назад с неофициальным визитом и слышал от сирийцев, какие они возлагают на Асада-младшего надежды. Звучит, как эхо подмосковных вечеров. Вот что разные сирийцы – прогрессивно настроенные и свободно мыслящие – с тихим восторгом надежды говорят про своего молодого президента. «Младший, может слыхали, запретил вешать свои и отца портреты на машинах. Раньше, при отце, на каждой висели». Машины с портретами под ветровым или задним стеклом встречаются в немалом числе и сейчас. «Это государственные, – объясняют сирийцы, – потому что за портреты свои и отцовские Башир велел гаишникам машины останавливать и водителей штрафовать». «А еще, – вполголоса рассказывают сирийцы, – Башир Асад разрешил ругать в разговорах себя и президента-отца. Он ведь знал, что полиция и госбезопасность этим пользуются, чтобы задерживать, кого вздумается. Арестовывают и говорят: «Оскорблял молодого или старого президента». Поэтому Башир эту статью отменил – пусть критикуют». Главное, чтобы не злоумышляли против государственного строя. Если кто скажет слово на сына человеческого, простится ему. И даже на отца простится. А вот на духа святого – ни в сем веке, ни в будущем. Асад-младший разрешил частные газеты (впервые за сорок лет), кабельные частные телеканалы и FM-радиостанции. В частных газетах теперь встречаются статьи про злоупотребления на местах и критика нерадивых чиновников. Есть газеты других – кроме правящей «Баас» – партий, и сатирические журналы – сирийские «Крокодилы», высмеивающие отдельные недостатки. Конечно, на Башира это не распространяется, утроба крокодила ему не повредила, но все равно, прогресс-то какой. При отце за разговоры хватали, а теперь хочешь – в разговорах критикуй первых лиц, хочешь – в частной прессе вторых, а хочешь – и то, и другое вместе. Башир Асад разрешил в стране интернет. Правда, рассказывает русскоязычная экспатка, много лет живущая в Дамаске, Facebook, Youtube и всякие «Википедии» заблокированы под предлогом борьбы с израильской пропагандой и шпионажем. Мало ли, с кем там познакомишься: думаешь, – это жених, а это – шпион израильский. Бывает. Но у всякого сирийца на компьютере стоит программка, с помощью которой они на Facebook и Youtube заходят мимо сетевых блок-постов. И вот видно невооруженным глазом, как сирийская молодежь из хороших семей сидит в кафе с лэптопами и флиртует в фейсбуках. «Башир, не поверите, приглашает создавать общественные организации». (В Сирии однопартийное светское государство, у власти партия арабского социализма «Баас» – та самая, которая правила в Ираке при Саддаме. И с 1963 г. формально действует введенное Асадом-отцом военное положение). Это сириец Анас, принадлежащий к суфийскому ордену «Тарика», рассказывает, как его пригласили в госбезопасность и говорят: «Не хотите ли зарегистрировать официально ваше религиозное общество?» «И такой вежливый был сотрудник, такой любезный. А при Асаде-отце мой отец меня не выпускал из дома с этим кольцом (показывает кольцо ордена, где семь раз по кругу написано слово Аллах), сердился: «Не смей носить», – боялся что полиция примет за исламиста». Исламисты здесь под запретом, как и в соседнем Египте. Сириец женится на иностранке из Западной Европы. Для этого нужно разрешение госбезопасности. Комитетчик, который ведет его дело, звонит домой, застает родителей, представляется другом, оставляет телефон, просит перезвонить. «Это я, чтобы домашних не испугать – объясняет он потом жениху, – а то мало ли что подумают». «Вот это деликатность, – восхищается жених. – Раньше бы вызвали к себе через родственников, пусть их хоть инфаркт хватит. А тут, перезваниваю в госбезопасность, а там мне: «У нас возникли дополнительные вопросы, когда и где вам удобно встретиться? В шесть, в вашем районе, в кафе? Хорошо». Вот она, свобода! «Раньше деньги стал бы вымогать за положительное решение вопроса, а тут не просит ничего, – удивляется жених иностранки. – Ну это, может, потому что я умею с ними уверенно поговорить. У кого-нибудь полуграмотного, может, и стал бы». И рассказывает про своего неблизкого приятеля из госбезопасности, который на досуге любит выехать на шоссе Аман–Дамаск останавливать фуры. «Где разрешение на груз? Какое? Не знаешь? В отделение пройдем или здесь решим вопрос?». Но кто посмелей и пограмотней – то есть, уловил новые веянья, – теперь может и отбиться. У сирийца в партикулярном платье случился на дороге конфликт с сирийцем в погонах – как у автолюбителя с автолюбителем. «Ты оскорбляешь армию! Сейчас поедешь со мной в военную полицию!» – разъярился офицер. «Я тебе больше скажу, – отвечает захмелевший от оттепели сириец, – я оскорбляю тебя, и я оскорбляю президента! Ты для меня – зеркало президента. Ты плохо себя ведешь, поэтому – в ж...пу тебя, в ж..пу армию и в ж..пу президента. Поехали в твою военную полицию, я тебя сам отвезу». И действительно, поехали. «Жду внизу 15 минут, и если не придете меня арестовывать, уезжаю». Не пришли ни через 15 минут, ни потом. «Вот оно как, – удивляется себе и собственной стране сириец, – при Асаде-отце если с тобой говорил человек в форме, ты только отвечал: «Да, господин офицер! Нет, господин офицер!». Хула на сына действительно прощается, по крайней мере, иногда. Сириец Абдуд успешно занимается гостиничным бизнесом (его родственник – крупный правительственный чиновник, в чью компетенцию входит туризм). В кафе европейского типа к радости тянущихся к западным веяниям жителей Дамаска вместо прекрасной левантинской еды подают опытный экземпляр тирамису (перемерзший с кусочками льда) и чизкейк, больше похожий на торт-мороженое. «Таких кафе не было пять–шесть лет назад, все появились при сыне», – говорит Абдуд. Но и традиционных ресторанов с лучшей в мусульманском мире сирийской и ливанской кухней, которыми сейчас заняты пестрые дворы и комнаты исторических домов старого Дамаска, при отце тоже было раз-два и обчелся. И не было других старинных домов, переделанных под гостиницы. Как не было западных сетевых отелей (открылся Four Seasons), и недорогих типовых гостиниц, все время забитых иранскими группами туристов и паломников (в Дамаске много шиитских святынь). «Это все при президенте-сыне. Он провел реформы для бизнеса, – говорит Абдуд. – Теперь налоги на частный бизнес от 15 до 23 %, а были 50% и выше. Не говоря о том, что лицензию получить у чиновников было нереально». А теперь есть даже иностранные инвестиции. Сирия с классических «жигулей» пересаживается на новые иранские авто собственной сборки. А русские в Латтакии на Средиземном море строят отель и расширяют аэропорт. В Сирии исчез черный рынок твердой валюты. Это не потому, что всех нелегальных менял расстреляли. Просто Сирия отказалась от государственного фиксированного курса доллара и перешла к рыночному. Отец понять его не мог. При нем в Сирии была плановая экономика с государственной землей – крестьянам, фабриками – рабочим, и всем вместе – политбюро правящей партии. «Одной руки недостаточно», – волнуется за родину сириец, радующийся приметам оттепели. Это он про то, что в окружении реформатора-сына много стариков, которые работали еще с отцом. А их не так просто убрать. На глазок, после 10 лет правления сына 50% в правительстве и парламенте – новые – люди сына, и 50% – старая гвардия. А в армии ее вообще 75%. Одни постепенно выходят на пенсию, других – немногих – выгнали и даже посадили за растраты и злоупотребления. Но старики еще сильны. «Они ничего не хотят менять, и так просто их не погонишь. Если бы не они, реформы шли бы быстрее», – уверены сирийцы. Но и давить на них слишком сильно нельзя: ведь это друзья отца, которые по привычке считают президента-сына мальчишкой. Сюжеты про отца и сына, про отцовский лед и сыновью оттепель во всем мире очень похожи. Почти то же самое, что нынешней весной в Дамаске, мне говорили весной 2008 г. и осенью 2006 г. в Баку. Азербайджан – тоже династическая республика, которой правит президент-наследник Ильхам Алиев, условно либеральный сын консервативного отца. Он, как и Асад-младший, поснимал папины и свои портреты, которые поначалу висели, ну, просто на каждом углу. Теперь – только на самых важных углах. Молодые бакинские менеджеры и бизнесмены хвалили Алиева-младшего, приговаривая: «Мы не за революцию, а за эволюцию». Под эволюцией они понимали постепенную замену «динозавров» – бывших партаппаратчиков, работавших еще при Гейдаре Алиеве, на людей нового поколения вроде тех, кого привел с собой Ильхам. «Я пропрезидентский, но антиправительственный», – говорил мне Эльнур Баимов, тогда главред интернет-портала day.az. Имея в виду, что он – за молодого президента и против правительства, в котором засели старики. (Портал у Эльнура потом отобрали, но он там же в Азербайджане создал несколько других. Не при отце все-таки живем). Анар Мамедханов, друг президента-сына и бывший глава КВН-команды «Парни из Баку», говорил три года назад, что соотношение консерваторов и реформаторов в окружении президента – 55 на 45 в пользу консерваторов. Дети разных народов, а мыслят схоже. Асаду-младшему, чтобы добиться паритета, понадобилось 10 лет, Алиеву-младшему – пять. Правда, пока они замещают прежних людей своими, они сами становятся прежними, с годами из либералов превращаясь в консерваторов. А народ начинает возлагать надежды на подрастающего принца. Сюжет про консерватора-отца и либерала-сына – какой-то вселенский архетип, просочившийся в политику. Правитель, который готовит себе преемника-сына, – не важно, по крови или по духу, – должен понимать, что от сына ждут большей мягкости и гибкости. Молодо-зелено, весна красна, тепло, еще теплее, чернил – и плакат: «Ускорение, гласность, хозрасчет». В каком тридевятом королевстве подданные скажут: «Вот сейчас вырастет сын, он вам задаст»? Нет, все говорят: «Вот был бы жив отец, он бы вам показал». Отец – лед, сын – пламень, отец – в громе и молнии, сын – на осляте. Отец устроил потоп и сжег Гоморру, сын пострадал за чужие грехи. Общества мыслят универсальными сюжетами, от сына мы ждем сочувствия после отцовского ремня. Народы глядят на старого правителя снизу вверх, а в сыне видят посредника и заступника, почти что одного из нас. Может, обманываются, конечно. Ступишь на молодую зеленую травку, а там – яма, а в яме – колья. Но чаще всего так не происходит. Сыновья и преемники в Азербайджане, России и Сирии действительно мягче своих отцов. Может быть, и они подпадают под очарование своей роли в сюжете про отца и сына. Архетип на то и архетип, что он для всех. Правда, есть еще универсальный сюжет про Ореста и Гамлета: сын, мстящий за отца новой элите. Приятно видеть и похвально, Гамлет, как отдаешь ты горький долг отцу. Но это – другая история, связанная не с преемничеством, а с перехватом власти.
