День народного единства наконец начинает обретать понятный смысл. До третьего срока Путина такой ясности не было. Много шутили-балагурили. Историки указывали, что в периоды смуты в этот день ничего исторически значимого в хронологиях не записано, просвещенная публика шутила, что это какой-то специальный праздник «во славу изгнания поляков из Кремля». Многие спрашивали: «Почему поляков? Давайте праздновать изгнание Орды или Наполеона и прочее и прочее». Потом, позже так называемые националисты украсили этот праздник ежегодным «Русским маршем», как бы подчеркивая, что надо вслед за поляками изгнать и кавказцев (вьетнамцев и так далее). И вот наконец-то вместе с политическим курсом третьего срока Путина праздник засветился, засиял... У него появился отчетливый шанс состояться. Дело в том, что с появлением «Народного фронта» в России появляется и новый концепт «народ». В старом смысле «народ» – это просто синоним населения РФ. А в новом смысле это те, кто присягнул третьему сроку Путина. Лица, которые не подтвердили своей лояльности новому курсу (важно подчеркнуть: не Конституции, не государству, а именно новому курсу вождя), «народом» не являются. Они не являются народом, не могут выражать «мнение народа», их намерение участвовать в демократических процедурах, в выборах всех уровней де-факто не признается. Суды не принимают к рассмотрению их заявления о каких-либо нарушениях. Они не признаются в качестве свидетелей защиты на судебных процессах. Если они имеют какую-то точку зрения, то она просто обнуляется риторическим утверждением о том, что сама точка зрения порождена извне, внешнеполитическими врагами государства. Такой «народ», разумеется, отличается от «народа» в таких выражениях, как «народный фольклор» или «народный герой». Этот конструкт – «эксклюзивный», то есть его цель «эксклюзия» (исключение) = символическое уничтожение или сегрегация определенных социальных групп. Каких? Сначала подвергаются исключению «либералы» и «левые». Затем представители «дегенеративного искусства». Затем – нелояльное священство. Затем – лица, не ведущие здоровый образ жизни (то есть «разложенцы» разных направлений). И в самую последнюю очередь – представители университетской корпорации. Надо подчеркнуть, все это не значит, что в системе де-факто, например, нет гомосексуализма, в том числе и на самом верху. Равно как и всегда находятся высшие офицеры, которые в частном порядке продолжают считать, например, Пикассо выдающимся художником. Кто-то приватно продолжает коллекционировать «декадентское искусство». И хотя, допустим, американские сигареты – это символ лево-либеральной плутократии, но их продолжают покуривать на закрытых вечеринках вполне лояльные офицеры с хорошим послужным листом. Иначе говоря, вся эта «эксклюзия» осуществляется риторически. Она необязательно должна привести к каким-то массовым убийствам или депортациям. Эта риторическая машина, разумеется, не создается сразу для того, чтобы идейно обеспечить репрессии. Ее цель совсем другая: она отвечает задаче антропологического переворота, то есть ее заявленная цель – «создание другого человека», иного, принципиально отличающегося от «старого человека». Дверь захлопывается не сразу. Но всегда неожиданно. Трансформация людей в «народ» корпоративного государства занимает примерно десятилетие. Трансформация сопровождается всплеском моральной риторики и «духовно-нравственного возрождения». Поскольку сегрегированные группы должны оказаться вне морали, а-моральными. Только в очень редких случаях система доходит до рас-человечивания, то есть сегрегированные настолько «исключаются», что утрачивают антропоморфные черты и превращаются в животных – в скот, в насекомых, в «нелюдь». Тогда в публичной риторике эти группы и обозначаются как животные, как существа иного биологического вида. Но обычно все несколько мягче. После того как нелояльные военному вождю подвергнуты «эксклюзии» – убиты, эмигрировали, сидят или заткнулись – просто формируется трехслойная структура общества. В нижнем слое – отбросы, «бывшие». В среднем слое – «народ» (он выполняет нормы ГТО, дружно участвует в создании и потреблении жизнеутверждающего искусства). В верхнем слое возникает особая элита, «орден», в котором публично осуждаемые пороки носят характер «священных болезней». Там формируется специальный идейный комплекс, надстроенный над моральной риторикой. Надо сказать, что все это – очень привлекательно. Иначе бы как минимум 12 замечательных европейских народов не учинили над собой попытки построить из себя «народ» корпоративного государства между двумя мировыми войнами. Не говоря уже о том, что концепт «народ» в этом его виде блуждает и в послевоенном маккартизме, и в государствах арабского мира. Это вовсе не «одни немцы». Наоборот: этому искушению подвергались в разные годы почти все. Конструкт «народ» в этом его виде настолько мощная вещь, что даже умные и пожившие люди начинают сомневаться в себе: «Народ» ли мы?» Писатели сами себя казнят (и искренне) за «антинародность». Философы с ужасом обнаруживают в себе какие-то антинародные мутации. Поэты пишут о себе, что они «отщепенцы в народной семье»... Так вот, возвращаясь к празднику. Тонкость в том, что народ может праздновать день обретения государственности (День республики). Или день подписания какой-нибудь хартии (=Конституции). Во всем этом народ явлен как суверен, учредивший сам себя и свою собственную жизнь. Но можно праздновать не День Конституции и не День республики, а День народного единства. Это, собственно говоря, день, когда «народ» исторг из себя «не-народ». Конституция и республика уже не имеют значения как простые юридические формальности. Полноценной реальностью является теперь сам конструкт «народ», от имени которого система осуществляет любые действия, имеющие свою рациональность. Этой рациональности уже не требуется опора на какие-то правовые или религиозные универсалии. Достаточно одной только опоры на «народ» (который – в таких случаях – обычно объединен в какое-то «народное движение», например, в Общероссийский народный фронт). И тут тоже – вот что удивительно! – народ явлен как суверен. И День народного единства – как праздник – это и есть явление народа-суверена. Такой народ-суверен уже практически не нуждается в парламентской демократии. Он не нуждается и соблюдении буквы и духа когда-то и кем-то принятой Конституции. Поскольку он ежедневно прямо делегирует вождю и его «фронту» все полномочия для введения любых регулирующих норм. Это настолько воодушевляющая схема, что она повсюду теперь находит своих почитателей. Отнюдь не только в России. Везде. Во всех землях встречаются люди, которые вспоминают устройство жизни своих народов между двумя мировыми войнами как образец, достойный повторения. В одних землях их – больше, в других – меньше. Поднимем же бокалы! Мы вступили в дивный период формирования концепта «народ» с той исторической минуты, когда В. В. Путин сделал первый шаг к созданию «народного фронта». Создание его идет успешно. Выражение «враг государства» употребляют уже даже игумены в публичных интервью. День народного единства – как подлинный праздник народного фронта – наконец-то стал вырастать на давно заложенных стапелях, как контур большого военного корабля во всей его мощной эстетике. А Кузьма Минин и князь Пожарский и Казанская Божия Матерь – это все неплохо и даже пригодится для оформления отдельных интерьеров на этом крейсере.