о работе с пулом журналистов Белого дома:– Как я понимаю, в газете «Ведомости» не очень понимают, за что журналист Максим Товкайло отлучен от пула. Вы могли бы объяснить?

– Да, действительно, мы сказали, что не очень хотели бы продолжать с ним сотрудничество, персонально с ним, и попросили его заменить другим журналистом в пуле. Дело в том, что работа пула осуществляется в соответствии с определенными правилами. Многие вопросы работы здесь, в Доме правительства, связаны с вопросами безопасности, функционирования учреждения, где активно работают с грифом «секретно», с грифом «для служебного пользования» и так далее. И вообще, Белый дом, как и Кремль, как и разные министерства, – предприятие с особым режимом. Соответственно, журналисты, которые работают в пуле Белого дома, прекрасно знают все правила. И все прекрасно знают, что журналисты не могут самостоятельно [ходить] по Белому дому, по служебным помещениям, по кабинетам госслужащих. Это всем прекрасно известно.
– Это как-то формализовано?

– Это режим работы Белого дома.
– Это устные инструкции?

– Это и устные инструкции, и письменные инструкции (письменный внутренний порядок). В Белом доме пропускная система. И журналисты передвигаются по Белому дому в сопровождении представителей пресс-службы, а также Федеральной службы охраны.
К сожалению, Максим, несмотря на все наши увещевания, неоднократно предупреждался, что такой режим существует, и неоднократно его нарушал. Максим открыт, не скрывает, что в этом и состоит его редакционное задание – добывать информацию любыми способами. На наш риторический вопрос: как бы отнеслась газета к тому, чтобы сотрудник пресс-службы или я, Дмитрий Песков, пришел к Товкайло в гости в редакцию «Ведомостей» и ходил бы там по кабинетам, а потом бы меня заметили в кабинете главного редактора или выпускающего редактора, – он согласился, что газете бы это не понравилось. Нам так же это не понравились. Поэтому мы попросили заменить его на другого журналиста, который будет в более партнерской атмосфере сотрудничать с нами в освещении деятельности правительства. Именно департамент пресс-службы и информации по распределению обязанностей отвечает за организацию освещения деятельности правительства, председателя правительства, а также его заместителей. Именно департамент определяет режим работы журналистов. И собственно департамент делает все возможное для того, чтобы обеспечить наиболее транспарентный режим и режим наиболее полного информирования представителей СМИ о том, что происходит в Белом доме.
– Но все-таки формально где журналисты могут почерпнуть этот свод правил?

– Журналисты могут почерпнуть, при желании, в департаменте пресс-службы и информации, а именно – в отделе аккредитации.
– Это документ?

– Это – внутренний документ, который разъясняется журналистам устно.
– Публика не имеет права знать?

– Имеет. По желанию – имеет, просто публике нет никакой необходимости, это касается тех журналистов, которые работают в пуле.
– Мы можем получить от ваших секретарей копию этого документа?

– Если захотите – да, но вы же не работаете в пуле.
– Да, не работаю.

– Поэтому я не знаю, зачем вам это нужно.
– Чтобы понимать – я пишу об этом.

– Я же вам все разъясняю.
– Не мешает ли вам, что в этом вопросе существуют правовые лакуны? Что закон о СМИ, например, не разъясняет того, как осуществляется работа пула – кремлевского, белодомовского или каких-то еще?

– Абсолютно не мешает. Нам мешает, например, в данном случае – случае с Максимом, – что правовая лакуна [существует] на предмет ответственности журналиста – за нарушение. Вот это нам мешает. Я бы предпочел, чтобы было положение, которое бы предусматривало какую-то достаточно жесткую ответственность журналиста за подобные действия. Вот это мне мешает. Мешает департаменту.
Ни разу, ни от одного журналиста, который работает в пуле, я не слышал ни одного нарекания. Были нарекания – уже после того, как неоднократно тот же Максим был замечен за такими фривольностями и нам пришлось, скажем так, удвоить контроль, к сожалению, за всем пулом. Мы этого не скрываем. И действительно, журналистам это доставляет неудобства.
– То, о чем писала Евгения Письменная?

– Там было все правильно написано, но не было написано того, что делало бы картину правдоподобной и полной. Действительно, мы достаточно жестко контролируем передвижения журналистов по Белому дому. Мы раньше, до того, как в пуле не появился Максим, этого не делали. И доверяли журналистам. Может быть, нарушая собственные правила. Но когда мы поняли, что мы, к сожалению, не можем доверять, были вынуждены перейти к жесткому соблюдению режима такого учреждения, как Белый дом.
– Максим Товкайло – единственный журналист, с которым у вас проблемы?

– Да.
– Это единственный журналист, который со времен премьерства Владимира Путина был отлучен от пула?

– Да. Да. Мы, собственно, никогда не отлучали. Но в данном случае – достаточно вопиющее [нарушение]. Но при этом я хочу, чтобы вы правильно понимали: я ежедневно комментирую ему те или иные события по телефону. Это не значит, что у нас – ребячество. Но он является нежелательным человеком в плане физического присутствия в Белом доме.
– То есть у вас нет такого, что вы дадите больше информации тому журналисту, который в пуле, нежели обычному, который не аккредитован?

– Нет, у нас – абсолютно равный доступ к информации. Абсолютно все транспарентно. Но, естественно, те, кто присутствует здесь, получают больше информации. С другой стороны, тот, кто заменит этого журналиста, также будет получать информацию – наравне со всеми журналистами.
– На примеры каких стран вы ориентируетесь в работе?

– У нас нет необходимости ориентироваться на примеры других стран.
– Это – собственный опыт?

– Абсолютно. Есть страны, где гораздо более жесткий режим, по сравнению с которыми то, как организована работа журналистов у нас, – просто торжество полной фривольности. И есть страны, где приблизительно то же самое.
– Я говорила с несколькими журналистами, которые в разное время работали в Белом доме. Они не смогли припомнить случаев, когда журналистов изгоняли из пула. Не кремлевская ли это практика?

– Что значит «изгоняли»?
– Объявляли нежелательными, персоной нон-грата в Белом доме... Не практика ли это со времен прежней кремлевской пресс-службы, когда многие журналисты были отлучены от пула?

– Я не работаю в кремлевской пресс-службе. Я работаю в аппарате правительства. И не имею права ничего говорить про кремлевскую пресс-службу.
– Понятно. Насколько я понимаю, у вас скоро появится пресс-центр для журналистов.

– Да, это действительно так, мы с нетерпением ждем. Это будет ультрасовременный, очень красивый, очень удобный пресс-центр, где мы будем проводить брифинги и пресс-конференции, он будет удобен и с технологической, и с технической точки зрения, и с точки зрения комфорта для журналистов. Там будут места для работы, доступ ко всем коммуникациям и так далее. Мы надеемся, что будет прекрасно организованное питание для представителей и телекомпаний, и так далее.
Мы ждем. Там завершаются ремонтные работы. Журналистам будет гораздо удобнее. Но опять же, ввод в строй нового пресс-центра не будет означать, что такие журналисты, как Товкайло, смогут свободно разгуливать по Белому дому.
– Когда он откроется?

– Точной даты, к сожалению, нет. Как только все будет готово. Это вопрос месяцев.
– Не благодаря ли конфликту с «Ведомостями» вы решили открыть центр?

– Вы сами подумайте, отремонтировать пресс-центр и его оснастить – сколько времени занимает? Больше года, наверное. Поэтому к «Ведомостям» – то ли к счастью, то ли к сожалению – это не имеет никакого отношения.
– Вы не считаете, что это – ужесточение режима для журналистов при нынешнем премьере, по сравнению с опытом предыдущих премьеров?

– Не считаем абсолютно. Действительно, в разные времена в Белом доме, скажем так, достаточно свободно обращались с информацией, что не совсем соответствовало закону о госслужбе, закону о гостайне, нормам сохранения служебной информации и так далее. И с формированием пресс-службы еще при [Викторе] Зубкове был здесь наведен порядок. Это не значит, что все плохо было до этого. На самом деле, все очень четко и хорошо работало. Просто [сейчас] было все упорядочено. Это никоим образом не является ограничением информации. Да, это ограничение на доступ к несанкционированной информации. Да, это так. Не секрет, что в Белом доме – огромное количество информации, ориентированной на рынок, рыночно значимой информации, информации, способной поменять котировки на рынках и так далее. И погоня за этой информацией имела место и имеет место до сих пор. Это то, что нас не устраивает и то, чему мы положим конец. Но это и транспарентность, доступ СМИ к освещению деятельности правительства – две разные вещи.
– Некоторые журналисты говорят, что теперь нет смысла ходить в Белый дом – нельзя пообщаться с чиновниками.
– (Смеется) При этом другие журналисты задают вопросы и нам, и другим чиновникам через нас – пресс-службу, и прекрасно удовлетворяют свои потребности. Я слышал от других журналистов нарекания в дни, когда – избыток информации, когда они не успевают ее обрабатывать. Как вы знаете, график премьера, его заместителей не только активный, но – ультраактивный. И я, например, неоднократно сталкивался с нареканиями: «Ребята, что же вы делаете? Мы не успеваем. Не успеваем просто поглощать такое количество информации». Нельзя все красить в белый и черный цвета.