Предпринимательство в России: не там ищут?

Новый «Глобальный мониторинг предпринимательства» за 2012 год показал, что российские предприниматели опять сильно выделились на общем фоне. Мало того, что россияне реже создают новые бизнесы, чем жители других стран Центральной и Восточной Европы, так еще и сам уровень предпринимательской активности в России удивительно стабилен. В большинстве стран мира она демонстрирует «приливы» и «отливы», иногда довольно значительные, и колеблется вокруг некоторого естественного уровня под влиянием в первую очередь экономической конъюнктуры. В России же и в тучные годы, и в годы кризисные бизнес-активность неизменно остается на уровне чуть выше плинтуса. 

Почему это так? Неужели русские менее креативны или больше боятся рисков? Как мне кажется, все дело в том, что предпринимателей в России надо искать в других местах. И я не имею в виду места заключения (хотя и там их вполне достаточно).

Недавно умерший британский историк-марксист Эрик Хобсбаум однажды заметил: «Обычно предполагают, что экономика частных фирм автоматически настроена на инновации, но это вовсе не так. Она настроена только на извлечение прибыли». А прибыль может извлекаться из самых разных видов активности – отнюдь не только инновационно-ориентированных, но и связанных с «отъемом и перераспределением». Этот отъем может быть более или менее легитимным, когда его ведут государство или иные институты в пределах своих полномочий, но может быть связан и с деятельностью разных групп, добывающих ренту путем насилия. 

Благосостояние и экономическая динамика обществ, подчеркивал американский экономист Уильям Боумол, сильно зависят от того, в какой пропорции «предприимчивые» люди распределяются по разным типам активности. Процветающими чаще оказываются те страны, где предприниматели в большей степени вовлечены в создание новых благ и инновации, связанные с этим процессом. И наоборот, общества, где прямое насилие обеспечивает более высокую отдачу, чем производительная деятельность, на длинных отрезках времени попадают в категорию стагнирующих. Но почему один выбирает производительное предпринимательство, а другой – непроизводительное?

Стратегия, основанная на отъеме, может быть более рациональной, если разность между совокупным доходом и издержками на основе рентного поведения выше, чем разность между совокупными доходами и издержками на основе производительного предпринимательства. Такой выбор – при том, что он ограничивает общественное развитие, так как постоянная угроза изъятия доходов снижает стимулы к производительной деятельности, – совершенно рационален для отдельных лиц при некоторых условиях. 

Давайте попробуем сравнить условия, благоприятствующие производительной и непроизводительной (деструктивной, как называет ее Боумол) предпринимательской деятельности. Для успеха производительного предпринимательства прежде всего требуется, чтобы были де-юре определены права собственности и чтобы они поддерживались государством или иной внешней силой эффективно и при минимальных издержках для собственника. Чтобы начать заниматься непроизводительным предпринимательством, достаточно, чтобы права были определены де-факто, а enforcement в таком случае может осуществляться самостоятельно или некой «крышей». 

Далее: производительное предпринимательство требует предварительных вложений – в физический капитал (средства производства, рабочую силу), человеческий капитал (знания, навыки) и социальный капитал (встроенность в предпринимательские сообщества, полезные деловые контакты и прочее). Непроизводительное предпринимательство может сильно сэкономить на физическом капитале, и человеческий капитал здесь требуется специфический, далеко не всегда связанный со знанием технологии производства и ведения бизнеса. А социальный капитал заключается скорее в наличии полезных связей в государственных органах. 

Теперь сравним риски. У «классического» предпринимателя их целый букет, прежде всего коммерческие. У «непроизводительного» предпринимательства коммерческих рисков в собственном смысле слова нет: формально бизнесом оно не является, а значит, выручка – это премия только за политические риски (возможность, что человека снимут с хлебного места и тому подобное). 

Наконец, доход в производительном предпринимательстве – это выручка за минусом налогов и прочих формально установленных сборов и отчислений. Конечно, непроизводительный предприниматель тоже должен делиться со своими партнерами и «крышевателями». Но если производительный предприниматель, оценивая эффективность своей деятельности, соотносит прибыль со всем объемом вложенных ресурсов, то непроизводительный – только с затратами на то, чтобы занять должность и оказаться поближе к рычагам перераспределения. 

В итоге рациональный расчет показывает: при некоторых условиях (в частности, это слабость прав собственности, низкая политическая стабильность при открытости внешних рынков, экспорта и импорта) самый выгодный вид предпринимательства – это занятие чиновничьей должности с правом решать, согласовывать, координировать, контролировать и так далее.

Можно возразить: но ведь непроизводительное предпринимательство кажется менее затратным, чем производительное, везде и всегда! Значит, везде и всегда у предприимчивой части общества должны быть сильные стимулы заняться прямым разбоем или завуалированным вымогательством мзды! Да, именно поэтому во всех современных обществах существуют и криминальный бизнес, и коррупция в госаппарате. Но есть и системные ограничители этого рационального выбора, которые не позволяют деструктивному предпринимательству стать массовой формой экономического поведения – начиная с разделяемых большинством членов общества норм и правил общественной морали и заканчивая подконтрольностью государственных институтов и отдельных чиновников гражданскому обществу (включая независимые массмедиа). Именно поэтому в высокоэффективных экономиках непроизводительное предпринимательство носит маргинальный характер. 

В экономиках с низкой производительностью труда действует другой ограничитель: поскольку непроизводительное предпринимательство само по себе ничего не производит, то и перераспределять особенно нечего. И только там и тогда, где возникают постоянные устойчивые потоки доходов от каких-либо природных ресурсов – тех же нефти или газа, – а общественные сдержки в силу разных причин не работают, непроизводительное предпринимательство быстро развивается. В такой экономике самые успешные виды бизнеса – «политическое» и «силовое» предпринимательство (о последнем читайте захватывающую книгу Вадима Волкова). 

Теперь давайте посмотрим на изменение численности субъектов малого и среднего предпринимательства – это самый массовый сегмент классического производительного предпринимательства – и сравним его с динамикой численности чиновничества в России. По данным Росстата, с 2002 по 2010 год число малых предприятий выросло примерно вдвое – с 880 тысяч до 1,6 млн (сравнение довольно грубое, так как с 2008 года методика учета МСП несколько изменилась). Число работников федеральных государственных органов за тот же период, по данным Росстата, выросло с 590,3 тысячи до 868,8 тысячи, а региональных госорганов – с 206,6 тысячи до 272,6 тысячи. Число госслужащих растет хоть и медленнее, чем число малых бизнесов, но не так уж от этих темпов отстает.

Разумеется, к статистике следует относиться осторожно. Во-первых, помимо малых предпринимателей есть еще индивидуальное предпринимательство, средний бизнес, наконец, крупные бизнес-структуры. Далее, значительная часть предпринимательской активности осуществляется, по-видимому, в неформальной сфере. С другой стороны, далеко не каждый чиновник обладает возможностями, да и намерениями выступать в роли «политического предпринимателя». Не всякий чиновник и имеет дело с предпринимателями – значительной их части кормиться за счет перераспределения доходов от предпринимательства затруднительно. Наконец, возможности снятия сливок распределены весьма неравномерно: в области организации госзакупок возможности для получения рентных доходов, вероятно, на порядок выше, чем в области регистрации юридических лиц или даже проведения санитарных проверок.

Но даже эта динамика свидетельствует о многом. А если теперь посмотреть на бурное развитие госкомпаний, близких к государству общественных организаций и фондов, а также частных компаний, пользующихся покровительством государства, кто после этого скажет, что в России не растет предпринимательство? Просто «предпринимательство» это – в условиях сложившейся социально-экономической и политической модели – ориентировано скорее на перераспределение ренты, чем на генерирование инноваций.