Игорь Каляпин и Рамзан Кадыров. Фото: Дмитрий Азаров / Коммерсантъ и Екатерина Штукина /ТАСС
Конфликт вокруг деятельности Комитета против пыток в Чечне – это такой классический случай неловкой ситуации, когда все началось с неосторожного и, если совсем прямо, глупого высказывания «уважаемого человека», но «уважаемого человека» все настолько боятся, что вынуждены делать вид, будто речь идет о каком-то содержательном конфликте, который может быть как-то урегулирован с помощью правильных слов и аргументов. Показательно, кстати, что самый высокопоставленный комментатор по этому поводу в Москве – председатель СПЧ Михаил Федотов, заслуженный ветеран госслужбы девяностых и ныне, если говорить деликатно, человек, не входящий в топ федеральных служащих, чье слово сколько-нибудь весомо.
Вот Федотов сейчас и выступает с регулярными заявлениями насчет того, что Рамзану Кадырову и Игорю Каляпину следует помириться. Мириться – дело в любом случае хорошее, но мириться можно было бы, если бы речь действительно шла о конфликте, в котором кто-то не прав, кто-то погорячился, кто-то готов признать ошибку, кто-то способен пойти на компромисс. В случае Каляпина – Кадырова ничего подобного нет. Каляпин – человек из реальности; смешно, но в современной России эту довольно несложную черту приходится выделять как особую примету – общественная деятельность у нас, как правило, носит именно виртуальный характер, и если на человеке написано «правозащитник», то во многих случаях это переводится как «непонятно кто», а если «гражданский активист», то это вообще ругательство. Общественные палаты и прочие структуры того же рода заполнены преимущественно отставными милиционерами и чиновниками, повзрослевшими нашистами, платными блогерами и черт знает кем еще, а ветераны олдскульной правозащиты очень часто оказываются не в лучшей профессиональной форме и, как свидетельствует опыт последних лет, вообще мало на что способны. На таком фоне Комитет против пыток – именно что редкое исключение того типа, который заботится о том, чтобы быть, а не казаться. Глупо пересказывать успехи Комитета, но на его сайте постоянно обновляется список приговоров против силовиков, на которых их жертвы (собственно жертвы пыток) жаловались в Комитет; и когда через запятую идут военнослужащий спецвойск ГРУ и дежурный по районному вытрезвителю, это почему-то производит довольно сильное впечатление – власть человека в погонах превращает примерно в одинаковый ад и пленение во время спецоперации в Грозном, и вытрезвитель в городе Бирске Республики Башкортостан. И Каляпин, наверное, главный в стране специалист по этому аду. Красноречив сам факт присутствия его «мобильной группы» в Грозном даже сейчас, во время этого конфликта. Когда Каляпин (первое заявление Кадырова застало его в Чечне) и его люди постоянно работают в кадыровской республике, даже чтобы просто называться правозащитниками, сидя в Москве, надо обладать какой-то исключительной толстокожестью; по формальному самоназванию они ведь ничем друг от друга не отличаются – сотрудник Каляпина Сергей Бабинец, который в воскресенье разбирал завалы в сожженной грозненской квартире «мобильной группы», и условный Антон Цветков из «Офицеров России», который если и приедет в Чечню, то только чтобы пострелять из золотого пистолета принимающей стороны. Так что главное свойство Каляпина и его Комитета – это реальность, столь редкая в наше виртуальное время.
Глава Чечни Рамзан Кадыров, в свою очередь, – человек условности. Герой России и социальной сети Инстаграм, потомственный руководитель Чеченской Республики и человек с общепризнанной репутацией самого опасного и потому самого влиятельного регионального руководителя. В кадыровскую Чечню из Москвы регулярно летают самолеты, и на этих самолетах туда регулярно прилетают то рэпер Тимати, то певец Басков, то целые делегации журналистов, то даже какие-нибудь экстравагантные западные звезды, и впечатления у всех по итогам посещения Чечни примерно одни и те же. Кто попроще, тот называет Кадырова своим братом, восхищается мраморными грозненскими небоскребами и говорит, что здорово было бы, если бы во всей России было так. Кто посложнее и посовестливее, у того впечатления как бы смешанные, но вывод тот же, просто другими словами: ну да, сложный регион, и никакого другого способа управлять им никто не придумал, поэтому золотые пистолеты, поклонение вождю, мрамор, бесконечные федеральные транши и прочее – это единственная возможность сохранять в регионе мир и рассчитывать на то, что через два-три поколения лицо Чечни станет более человеческим. Такая глянцевая картинка всем хороша, но все же слишком многое на ней остается далеко за кадром. У нас принято говорить, что кадыровская власть символизирует победу Чечни в двух войнах последних двадцати лет, но это все-таки сильное преувеличение – Рамзан Кадыров не побеждал ни в одной из этих войн. Власть в Чечне он получил точно так же, как любой российский губернатор, – из рук Владимира Путина на условиях Владимира Путина, и нет никаких доказательств, что демонстративная свирепость, которую принято считать главной чертой Рамзана Кадырова, подкреплена чем-то, кроме полномочий, данных ему Путиным.
Относиться к Кадырову как к невероятному феномену и обладателю исключительного силового ресурса, с которым вынуждена считаться и Москва, – да, это интересно и, наверное, удобно. Но это же просто неуважение к чеченскому народу – полагать, что управлять им можно только вот так, с помощью силы, денег и инстаграмовской гарун-аль-рашидовщины, культивируемой явно не грозненского происхождения пиарщиками. Особенности чеченского народа по сравнению с остальным населением РФ общеизвестны – в эти особенности укладывается и опыт двух войн, и исключительный статус чеченского криминала в девяностые, и депортация 1944 года, и много чего еще. Сводить всю сложность российско-чеченских отношений к фигуре одного человека из инстаграма – не меньшее упрощение, чем знаменитый тезис «Россия – это Путин». Но ставить условность Рамзана Кадырова под сомнение у нас не принято. В России сейчас вообще почему-то слишком многое «не принято».
Квартира «мобильной группы» Комитета против пыток в Чечне – даже сожженная, она остается материальным доказательством того, что глянцевая картинка кадыровской Чечни, прекрасная или ужасная, может быть оспорена, и что даже если Кадыров пишет в инстаграме: «В Чечне защитой прав человека занимаюсь я», – это не может быть истиной в последней инстанции. Государственный правозащитник Михаил Федотов хочет, чтобы этот конфликт закончился. Но конфликт реальности и условности, заложенный в основу нынешнего существования Чеченской Республики, не закончится, даже если Каляпина уже силой привезут в Грозный и отдадут там под суд.
