Сергей Шойгу © Комсомольская правда / PhotoXPress.ru

Новый министр обороны РФ Сергей Шойгу начал не только пересматривать основные решения, которые принимались его предшественником Анатолием Сердюковым, но и в корне менять систему принятия решений в оборонном ведомстве, а также характер отношений с важнейшими социальными институтами, вовлеченными в систему функционирования армии. Кардинальная смена тактики, однако, вовсе не гарантирует изменение и стратегических целей, поставленных еще перед прежним министром Сердюковым.

Можно назвать три ключевых элемента, которые ложатся в основу новой системы управления в Минобороны. Элемент первый – децентрализация. По словам первого заместителя министра, генерал-полковника Аркадия Бахина, теперь главные управления, управления и департаменты военного ведомства будут курироваться заместителями министра, а не самим министром, как это было при Сердюкове. Это решение вполне логично: Сердюков, которому приходилось продавливать военную реформу и который регулярно находился в конфликтных отношениях с генералитетом, был заинтересован в личном жестком контроле над происходящим в его министерстве. Даже расставляя своих людей, он стремился сохранить формальный контроль в своих руках. Сейчас, когда наиболее сложный этап военной реформы позади, Шойгу может позволить себе переложить часть ответственности на своих замов. Это в некотором роде и соломоново решение: ведь реформу придется продолжить, и новому министру вряд ли захочется понапрасну рассрочить свой авторитет – удобнее, чтобы «черная работа» велась руками уже самих замов.

Отсюда второй важный элемент – разделение политической и управленческой функций. Сергей Шойгу фактически станет политическим главой Минобороны, в то время как разработка основных оперативных и управленческих решений будет выполняться звеньями ниже. Сергей Шойгу для военных является «своим», однако в полной мере отождествлять себя с генералитетом он, вероятно, не спешит, пытаясь особенно подчеркнуть именно свою политическую, а не военную функцию. Тем не менее восстановление отношений с генералитетом явно стало одним из приоритетов нового руководства Минобороны. Символично, что 9 декабря на встрече Владимира Путина со своими доверенными лицами Шойгу также рассказал о намерениях вернуть наиболее компетентных офицеров, уволенных при бывшем руководителе этого ведомства, Анатолии Сердюкове. В первую очередь это коснется «тех офицеров, которые были цветом науки, цветом военного образования», заявил он. Пересмотр решений прежнего министра идет сплошным потоком: восстановление военных училищ, медицинских рот, Главного управления боевой подготовки (ранее его функции были переданы Генштабу, а само ГУБП ликвидировано), собственной киностудии и т.д. Еще одним новшеством стало выделение в отдельное направление военно-научной и инновационной работы. Она возложена на генерал-полковника Олега Остапенко. Таким образом, если при Сердюкове шло схлопывание и сужение основных направлений работы внутри Минобороны, то при Шойгу наблюдается обратный процесс: сейчас перед генералами открывается множество, казалось бы, навсегда закрытых дверей и новых возможностей, что неизбежно приведет к росту амбиций в руководстве военной корпорации.

Третий элемент – это гармонизация отношений с основными институтами, которые имеют амбиции на влияние в армии. В частности, речь идет об РПЦ. Сегодня глава синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными учреждениями протоиерей Димитрий Смирнов заявил, что в 20-х числах декабря планируется его встреча с новым министром обороны Сергеем Шойгу. «Дело в том, что министерство не выполнило решение президента о воссоздании института военного духовенства. Назначить за три года тридцать военных священников – это нельзя назвать полноценной работой, это совсем не то, что требуется», – заявил отец Димитрий порталу «Интерфакс-религия». Он отметил, что на эту работу «не было доброй воли со стороны предыдущего начальства Минобороны», а теперь она есть.

Тема капелланов (военных священников) является одной из самых болезненных и сложных для Минобороны и российской армии в целом. Институт военных капелланов действует практически во всех армиях мира. Это является одним из основных аргументов в его пользу, хотя активно вопрос обсуждается только с начала 2006 года. В России давним лоббистом военных капелланов является РПЦ, которая пыталась продавить решение о введении этого института в коалиции с Главной военной прокуратурой. Ей это удалось, когда патриархом стал амбициозный Кирилл. Формально политическое решение о военных священниках было принято в 2010 году, уже при Сердюкове. Однако РПЦ считает процесс становления этого института профанацией. При этом вопрос действительно для многоконфессиональной России крайне непростой: в первую очередь речь идет о рисках монополизации института со стороны РПЦ или других конфессий, например, в регионах Северного Кавказа и Поволжья. Привлечение представителей неправославных конфессий может вызвать трудности. Наибольшие проблемы связаны с мусульманами, тем более что это вторая по численности религия в России. В отличие от РПЦ мусульманское духовенство в России разрознено, слабоуправляемо и не имеет механизма отбора лояльных священников, что важно на фоне борьбы с ваххабизмом (это особенно актуально для южных регионов). Тем самым введение института капелланов потенциально обостряет как межрелигиозную, так и внутриконфессиональную конкуренцию.

Теперь многие «православные идеологи» в своих блогах пишут о победе РПЦ в борьбе за отставание института военных священников, введение которого якобы блокировал Сердюков. Шойгу, вероятно, тут проявил больше лояльности или, как минимум, политкорректности, стремясь не вступать в конфликты в РПЦ, но при этом и не слишком идти на поводу у нее. Собственно, такая тактика – уступать, но не сдаваться, – кажется, становится главным «секретным оружием» нового министра обороны, когда у всех партнеров и контрагентов оборонного ведомства и армии создается впечатление собственной победы в отстаивании своих интересов. Однако в реальности очень скоро станет понятно, что эта игра в поддавки является лишь кардинальной, противоположной по характеру попыткой добиться тех же целей, к чему стремился и Сердюков.