Фото: © Getty Images/Fotobank
Синий камень
#LIKE-TOP#
Кажется, что святое – оно вечное. И что только вечное свято. Мы хоть и помним, что мировые религии появились в истории и все про них известно – где, когда и как, а все равно кажется, что они древнее всего на свете. Может, потому, что они про то, что до и после времени: мир прейдет, а слова мои не прейдут. А так, святыня может родиться на наших глазах. Кто знал 15 лет назад про пояс Богородицы, про чудесный пасхальный огонь, про волшебный Синий камень? Про него и сейчас не все знают, но это временно.
Малое, но не робкое стадо русских паломников протиснулось в храм Гроба Господня в Иерусалиме во время приватной мессы, заказанной какими-то католиками с Филиппин. И когда она закончилась, все склонились к камню – на который, обвив плащаницею, и положил, и с которого воскресе тридневен – дотронуться, приложиться, положить на него что-нибудь для освящения. Хотя зачем же что-нибудь, когда можно всё. Московский паломник поспешно выворотил на Гроб Господень все содержимое своей барсетки: ключи от квартиры, ключи от машины, кошелек, права, паспорт внутренний, паспорт заграничный, какие-то таблетки, зажигалку.
Понятно, почему таблетки, – чтоб лучше помогали. Ключи от машины – чтоб не угнали, не сломалась, провезла мимо пьяного извозчика на «ГАЗели»; права –чтобы менты не отобрали, если сам как извозчик; паспорт заграничный – чтобы не было отказа в визах; кошелек – это всем понятно зачем; паспорт внутренний – это у нас замена себя, второе «я», alter ego с печатью о подлинности. Вот только непонятно, зачем зажигалку.
Разложил, помолчал, благоговейно собрал все обратно в барсетку. И домой. В Москву. Вот теперь сколько священных предметов себе и семье: две резинки, два крючка, две больших стеклянных пробки, два жука в одной коробке, два тяжелых пятачка. Куртки замшевых – тоже две.
Почему русский паломник думал, что выкладывание таблеток, ключей и тяжелых пятаков на камень Гроба Господня должно как-то изменить свойства предметов и его, паломника, жизнь? Как – почему? А как, по-вашему, действует святыня? Так и действует.
Под Переславлем-Залесским в 140 км от Москвы по Ярославской дороге тоже есть святыня – Синий камень. Камень как камень, небольшой, примерно с человеческое тело, если его положить, невысокий, скорее горизонтальный, чем плоский (уж очень бугрист), скорее черный, чем синий: ледниковый валун на берегу ледникового Плещеева озера, где потом еще не великим подростком Петр играл в море и ботик. Но камень, понятное дело, старше. Не в геологическом смысле – в этом никакому на свете Петру не переплюнуть ни одного на свете камня, хоть и однофамильцы. А в другом: есть даже историки, которые уверяют, что это засвидетельствованная дохристианская святыня. Но что там уверяют историки, дело десятое. Святыню принял к сердцу русский народ и с каждым годом принимает все ближе. Так что если и захотят историки, в обратном не разуверят.
Люди уже приезжают со всех окрестных областей, из Москвы, издалека и кладут на камень пробки, пятаки, паспорт (кому что бог послал) и зажигалку. Ведут к Синему камню хромых, слепых, расслабленных, а здоровые идут сами. Камень – это сила. Вон в Иерусалиме и мертвый воскрес – на камне-то. Главное, на правильный камень положить.
К святыне нужно прикоснуться голыми руками, ногами, присесть на нее голой – вот это не обязательно, – просто присесть. И все сбудется. Нет ни ветряницы, ни родимчика, ни колчи, ни ячменя. Больные выздоравливают, расслабленные ходят, слепые разговаривают, нищие благовествуют. По дороге к камню желательно купить вотивную ленточку с пожеланием, обращенным к неведомому, к таинственному. Приложить ее к камню. Потом повязать на окрестные деревья. И вот уже вокруг камня раскинулись священные рощи в разноцветных лентах.
На обратном пути купить амулет от сглаза, чтоб не орал младенец, от приворота, от порчи, от рожи, от нутреца.За неимением официального жречества амулетами и ленточками торгуют предприимчивые переславские тетки. И правильно, отчего бы переславской тетке не заработать. В ленточках пока царит беспорядок: нет жрецов – нет и канонических текстов. А оно и к лучшему: тетки, которые ленточки делают и продают, страшно близки к народу, и молитвы пишут самые что ни на есть народные: любви, здоровья, благополучия, счастья в личной жизни.
Особенно благодатно считается переночевать возле камня. Летом, особенно в теплые ночи Ивана Купала, полнолуний, солнцестояний и уикендов, берег возле камня усеян палатками.
То, что происходит у камня, – обычный языческий культ. Я видел множество таких в Японии, Китае, Индии. Там он углублен развившейся за века вокруг него метафизикой, мифологией, искусством и культурой: Махабхаратой, Рамаяной, Кубджикаматой, «Созерцанием мира дхарм Хуаянь», школой Сюгэндо.
Точно так же все выглядело в античной Греции и Риме. Только там все было расширено Илиадой, углублено Платоновой пещерой, эдиповым комплексом, калидонской охотой, высмеяно гомерическим хохотом, обрамлено портиками и колоннами – дорическими да ионическими. Потом все это подхватило христианство, но у него логос, аристотелевские энергии Григория Паламы, Брунеллески и Караваджо.
А тут у нас под Переславлем не углублено и не обрамлено ничем. Святыня сама по себе, самая суть народной веры. Вот камень – черт его знает, что за камень. Ни истории вокруг него, ни мифологии, ни поэзии, ни архитектуры, ни прошлого, ни будущего. Есть только настоящее, в котором через него, говорят, действуют невидимые силы. Неведомые. Какие-то. На кого действуют, на кого нет. Но почему бы не попробовать, попытка не пытка. Немного весело, немного страшно, немного благоговейно. Сяду на него. Прикоснусь, приложусь, вывалю на него свои ключи, монеты, зажигалку. Слава тебе, честный камень Господень. Здравствуй, новый старый русский Иерусалим.
Я вот, кстати, не уверен, что камень старше своего тезки Петра Великого. Когда нас, ярославских школьников, возили на экскурсии по золотым кольцам родного края, никакого такого камня нам не показывали. Годы были ну совсем уже не сталинские, наоборот, – интерес ко всему русскому, старинному: в моде у интеллигенции иконы, прялки, лапти, корыта, коромысла, Суздаль, развалины монастырей и церквей. Местные экскурсоводы – не запуганные: могли и про ужасы революции упомянуть. Но вот про камень молчали. Народ про него тоже не то чтобы знал и помнил.
В 2003 году, когда я вернулся с дипломатической службы из Греции, камень уже был – не в геологическом смысле (это давно), а в культовом. Но вел себя еще скромно. За Никитским монастырем у прибрежной дороги уже стояла железная табличка «Синий камень» – ржавая и самодельная. На что указывает, не сразу и найдешь: тонкая тропа путалась в тростниках с другими тропами. Не народная тропа – эту сразу узнаешь. Никаких амулетов с ленточками. Никаких паломников. Только озеро и Никитский монастырь на горе зеленой. Выйдя к камню, усомнишься: тот ли, точно ли? Теперь сразу узнаешь: тот. Теперь не перепутать. За прошедшие восемь лет камень оперился, окреп, заматерел. Оброс святостью, поклонением. Табличка теперь капитальная, красивая. Берег теперь по обе стороны заставлен иномарками. Вокруг рощи, ленты, палатки. А вообще-то камень – ровесник возрождения Русской православной церкви, тех же переславских монастырей. Вот соседний Никитский монастырь, например, возродился – любо-дорого посмотреть. А ведь когда-то его любил сам Иван Грозный, приезжал, денег давал на храм, кланялся Никите Столпнику, который на каменном столпе (другом, не Синем) простоял.
Монастырь с камнем не конфликтуют. Это равноопостольный Владимир, красное солнышко нации, свергал перунов. Это Павел Орозий и Фома Аквинский писали против язычников. Было время, боролись и с Синим камнем – закапывали, топили. Но он, понятное дело, всплыл. Но сейчас не то. Если бы монахи соседнего Никитского монастыря стали у камня с молебном, не пуская к нему народ, народ бы этим кощунникам показал, как осквернять святыни и расшатывать устои. А и поделом: нельзя трогать чувства верующих, людям обиду наносить. А они и не пытаются. Во-первых, понимают ситуацию. Во-вторых, нет таких уж причин камень обижать.
Если бы сейчас у камня из озерного тумана вдруг соткались практикующие жрецы, многие батюшки Русской православной церкви нашли бы с ними общий язык. Потому что они оказались бы вместе по одну сторону: по которую вера в камень, дерево, железо. А из них – святость. А на них – барсетку и ключи. Руки, ноги, себя всего. А что какой-нибудь Августин Аврелий, Антоний Сурожский, К. С. Льюис и протоиерей Александр Шмеман по другую сторону, так где быть русскому батюшке – с русским народом или с Аврелием и его неприличной исповедью на забытой латыни?
Лучше всего, конечно, было бы камень воцерковить. Например, объявить, что это и есть столп, на котором подвизался Никита Столпник. Врос в землю по грехам нашим. Чудесною силой святого перенесен на берег, чтобы указать, где строить новый храм. Или как только ступил Иван Грозный за монастырский порог, бежал из монастыря на берег, обличая царя за грехи. Вместо ленточек освящать на нем образки, а впрочем, и ленточки тоже можно. Хотя Грозного лучше не трогать. Тогда вообще все одно к одному: священная материя, нравоучительные иноки, как в «Несвятых святых» у отца Тихона, грозный царь.
Оскверненный крест в Переславле
© Алексей Матвеев
А что камень становится народной святыней только сейчас, так как раз вместе с другими любимыми народом святынями – поясом Богородицы, благодатным огнем. Кто знал про пояс, пока его не привезли, что он есть такой? Даже из тех, кто стоял к нему, мало кто. Из тех, кто стоял, – особенно. Или пасхальный огонь. Сто лет назад в русской церкви знать про него никто не знал, и при Рублеве, и при Никоне, при царствующем Синоде, в плененной советской церкви праздновали, постились, разговлялись, подвизались без него. Слыхали, что есть у греков такая игрушка – ну, им там под турками тяжело приходится. Но приехали однажды несколько новых русских православных бизнесменов и расстроились: что это, у греков есть, а у нас нет. Возьмем у греков огня, наймем самолет, привезем в Москву, развезем по городам, селам, от Калининграда до Владивостока, от Москвы до окраин, от нашего стола вашему столу. Так чтоб теперь без огня Пасха – не Пасха, и как будто и не воскресал никто. Заменим парадоксальную сложность и свободу христианства огнем с нашего чартера, водой в крещенской проруби, камнем.
Как полюбишь камень, береги его,
он ведь с нашим Господом цвета одного.
А зажигалка на Гроб Господень – это как раз не страшно. Там ведь благодатный огонь и нисходит. И пусть армянский патриарх говорит, что зажигает его от лампады, пусть греческий иерусалимский патриарх называет чудо церемонией – нам камень нужен, материальная основа нашей веры. «Ты – Пётр, и на сем камне Я создам Церковь Мою». Какой Петр, такая и церковь.
Неожиданный поворот в судьбу камня и окрестностей внесло только дело Pussy Riot. То ли противостояние камню, то ли его воцерковление началось с того, что на высоком холме над ним, где начинается деревня Городище, поставили деревянный крест. Нет, его не спилили. Но его расписали. По горизонтали: «Вы жиды», по вертикали: «Православные твари». Об этом почему-то не рассказали в новостях. И понятно, что это никакая-то либеральная московская интеллигенция. Она такими словами ругаться не будет, уж тем более так православных попов называть. Хотя в некотором смысле так ведь и есть: ну кто они – наследники Ааронова священства, служители культа единого бога, полученного нами через греков из Иерусалима? Нам-то кажется, что все должно быть наоборот: что это православные попы вместе с народом и были той инстанцией, которая могла бы (ну так, между собой) назвать жидами всяких пусек и жалеющую их интеллигенцию. Но вот оно, действие Синего камня. Жидами православных русский народ с легкой руки мог назвать только в присутствии действующей языческой святыни.
#LIKE-BOTTOM#
