В прошлое воскресенье Алексею Туманову позвонила встревоженная мама. Вернувшись с дачи, она нашла записку от Миши – младшего брата Алексея: «Не беспокойся, вернусь через месяц-два, люблю».
Миша ничего не объяснял. Контактов для связи не оставил, свой телефон бросил на столе. С этого телефона Алексей восстановил пароли от социальных сетей, там – нашел оплаченный электронный билет. Автобус до Ростова, конечная остановка – Шахты, поворот на ГАИ.
Алексей стоял на этом повороте через 10 часов. Отсюда начинается харьковское шоссе, в 50 километрах на восток – российско-украинская граница. Добравшись сюда, Алексей понял – его брат ушел на войну.
Ростов – одна из главных перевалочных баз российских добровольцев, переходящих через границу, чтобы воевать в войсках самопровозглашенных народных республик. Здесь мы разговариваем с «Палестинцем». Он тоже доброволец, успел побывать на войне, теперь отбирает новых бойцов для отправки на фронт. «Палестинец» – это позывной, имя – Александр, фамилия – тайна.
– Моя группа считалась одним из самых боеспособных подразделений ДНР, – хвастается Александр.
– Сейчас она выведена из ДНР?
– Кто-то вышел, кто-то остался там.
– Возвращаться будете?
– Обязательно.
Александр отвечает за один из каналов доставки российских добровольцев на украинскую войну. Говоря о своей мотивации, он повторяет слова десятков вооруженных людей, с которыми удалось поговорить.
– Последняя капля – это Одесса. Дальше меня сорвало. Вернее, четко было принято решение. Дальше я уже готовил переход, больше чем за месяц были готовы коридоры, готовы были люди, чтобы встретить, и сам я морально и физически был готов к тому, на что шел.
Сейчас Александр в Ростове – отбирает новоприбывших бойцов для отправки в Донбасс. Вместо военкоматов работают социальные сети. Вот одна из сотен страниц популярной социальной сети, где активно набирают добровольцев. У этой группы 10 тысяч подписчиков, руководство группы анонимно. Требования к добровольцам: только с боевым опытом, от 26 лет, без судимостей. Сейчас нужны экипажи боевых машин, операторы ПТРК, гранатометчики, огнеметчики.
«Палестинец» охотно погружается в детали:
– Костяк – это сибиряки. Именно парни, которые прошли горячие точки, воевали, специалисты. Бывшие десантники, спецназ, ВДВ, морпехи, минометчики. Едут со всей России. Ко мне едут сибиряки. Потому что я сам с Сибири, меня знают.
Как в эту социальную сеть для тех, кто соскучился по войне, попал Михаил Туманов, двадцатилетний парень, который даже от общеобязательной службы в армии косил по состоянию здоровья? Брат рассказывает:
– Мише двадцать, он домашний парень, никуда особо не выходил. Друзей нет. Сидел за компьютером большинство времени, помогал по дому, положительный младший сын.
Алексей не может понять, в какой момент его младший брат решил променять виртуальную войну игры «Fallout» на войну реальную. Миша вообще был не особо общительным – даже фотографий для ориентировки было трудно найти. Может быть, разгадка в эффективной агитации, которую развернули в интернете сторонники сепаратистов.
Боевой товарищ «Палестинца» – этнический пуштун Рафи, говорит о войне на юго-востоке Украины как штатный мусульманский пропагандист.
– Я оказался в Донецке по доброй своей воле, после того как увидел, что людей сожгли заживо. Здесь люди не хотят быть в однополых браках, не хотят тех ценностей, которые Запад нам выставляет. Я как мусульманин – Аллах велик! – пришел туда по доброй воле, потому что в Коране есть айяты, что если что-то происходит плохое, то постарайся предотвратить. Всевышний милостью своей дал мне возможность делами не допускать этого.
Рафи говорит очень стройно, эмоционально и, главное, убедительно. В условиях, когда государство официально заявляет, что никакой войны нет, такие, как Рафи, получают власть над умами людей в сети. Алексей предполагает, что Миша мог попасть под влияние вот такого пылкого оратора.
Члены местных ветеранских организаций Ростова на условиях анонимности подтверждают, что еще в мае местные военкоматы обзванивали по своим внутренним спискам ветеранов военных действий. Говорили, что это происходит для возможного представления к наградам. Ростовская область действительно очень хорошо подходит для того, чтобы заниматься рекрутингом добровольцев – только по официальным данным здесь живет 68 тысяч бывших участников военных действий.
Но сами российские добровольцы убеждают, что никакой помощи от официальных властей они не получают. Вот что говорит все тот же «Палестинец»:
– Есть поддержка республик – Абхазия, Осетия, есть поддержка с Крыма, они понимают саму ситуацию, жили под властью Украины, есть добровольцы, которые едут со всей России, есть фонды, которые поддерживают материально беженцев и бойцов. Поддержка... Ну вот она поддержка такая, это поддержка народа.
Власть как бы намекнула. А телепропаганда подсказала, что надо делать. Но официально для российских властей этой войны нет. Нет российских добровольцев, воюющих на стороне самопровозглашенных республик Донбасса, нет раненых и убитых. Алексей Зотьев, президент общественной организации «Русская община», рассказывает, как функционируют социальные механизмы поддержки добровольцев:
– Вот у нас есть азербайджанская диаспора, они организованы. Мы тоже самоорганизовались, начали помогать друг другу. Когда заваруха началась, мы увидели, что наши братья по крови страдают, начали им помогать: психологическая поддержка, материальная.
Складское помещение на окраине Ростова. Здесь собирают гуманитарную помощь для самопровозглашенной Новороссии. Объясняют, что не имеют отношения ни к власти, ни вообще к политике. Эта система помощи также работает как социальная сеть – люди находят друг друга через интернет, обмениваются информацией по телефону.
Зотьев продолжает:
– Простые граждане несут памперсы, одежду, детям – игрушки. Предприниматели закупают целевые грузы – они знают, допустим, что для функционирования столовой лечебного заведения необходимы крупа, мука, тушенка. Есть предприятие «Кабельный завод» – они поехали и купили продуктов на 500 тысяч.
Добровольцы и сами напрямую размещают заказы в интернете. Вот, например, они отчитываются о получении военной формы и оборудования для связи. Правда, в фондах помощи никогда не сознаются, что, кроме крупы, памперсов и конфет, они возят бронежилеты, берцы и прицелы для АКМ. Потому что официально этой войны нет. Нет гуманитарного коридора, нет российских добровольцев, нет раненых и убитых. А это значит, что даже родственники не смогут узнать о том, что произошло с их близкими.
Ростов, район Военвед. Стена военного госпиталя, воинская часть 1602. Именно сюда в ночь с 1 на 2 июня привезли на фуре 31 тело, это были погибшие в боях за Донецкий аэропорт. Военные осуществили доставку с максимальной секретностью. И только через две недели родители смогли добиться, чтобы гроб с телом 22-летнего Дмитрия Королева доставили из Ростова в Липецкую область. Те же две недели ушли у жены ростовчанина Евгения Короленко на то, чтобы получить тело мужа из морга при этом самом военном госпитале. Ей помогли не власти – анонимные добровольцы. Официально власти об этих смертях ничего не говорят.
Перемещаемся в лагерь МЧС около границы. Это последнее место, где Алексей надеется получить ответы. Ростовские спасатели лагерь на 500 человек выстроили за несколько часов.
По данным МЧС, в Ростовской области находится 18 тысяч беженцев с территории Украины, а ФМС в это же время насчитала в регионе 510 тысяч. Сколько в России беженцев на самом деле, не знает никто.
Оля, беженка из Червонопартизанска, рассказывает:
– У меня муж ополченец, мы с ним созваниваемся, он мне сказал, что надо уезжать, детей спасать. Здесь надеюсь, что получится устроить детей в садик и школу и остаться здесь насовсем. Со школы звонили, насчет медосмотра договаривались.
Оля перешла границу с троими детьми, ждет получения паспорта и пока живет у Лены. Лена – волонтер. Жительница приграничного Новошахтинска, она хорошо видит, что беженцев больше, чем говорят власти, но ни у ФМС, ни у МЧС нет способов даже просто всех посчитать. Елена с подругами знают, что власти поставили палатки, отчитались и больше ничего делать не хотят. Поэтому если семью беженцев не заберут родственники, ими занимаются местные жители.
Лена узнает, кто может принять беженцев у себя. Дальше в дело вступают БПАНщики – любители автомобилей с заниженной посадкой. Раньше они срезали амортизаторы и устраивали ночные гонки. В военных условиях стали волонтерами.
Алексей, организатор автоклуба «Кар» из Новошахтинска, рассказывает:
– Иногда сутками стояли, за одни сутки каждая машина раз 8–10 людей перевозила, это не считая того, что у нас в клубе машин 300–400. Стреляют, не всегда спокойно пропускают на границе.
Вечером со стороны границы в лагерь приходит группа ополченцев. Разговариваем, пытаемся узнать, нет ли среди них брата Алексея. Но выясняется, что этот отряд давно потерял связь со своими.
– Я вот позвонил в Северодонецк, чтобы там поговорить вообще. У нас же информации нет.
– Связи никакой нет?
– Да. Мы не знаем, где, что. Где наши стоят. Ничего не знаем.
– Короче, ждете информации.
– Я позвонил, а у меня денег на телефоне нет, и ни у кого нет в принципе, чтоб созваниваться. Телефоны есть, я начал говорить, телефон отключился.
Здесь, в пятистах метрах от границы, становится окончательно ясно, что происходит с той стороны. Там десятки никак не связанных между собой вооруженных групп контролируют поселки и небольшие города. Ощущение, что есть единый фронт, на котором воюют две стороны, создает только телевизор. Вне экрана – сплошной хаос и вот эти растрепанные нищие люди.
К какой из десятков групп, разбросанных по Донбассу, присоединился брат Алексея, понять невозможно. Пограничники информации о пересечении границы не дают, но на пятисоткилометровом участке полно мест, которые ими не контролируются. Алексею остается только вернуться в Москву и успокаивать мать – уверять ее, что ополченцы разберутся и, узнав, что у него нет боевого опыта, сами отошлют Мишу обратно домой.
