ИТАР-ТАСС/ Валерий Шарифулин
«Новая газета» опубликовала документ, содержащий характеристики на членов Общественной палаты и руководство по воздействию на них. В числе прочих значится журналист Николай Сванидзе, к которому «специальные меры не требуются», так как он и так «контролируем, ненадежен» и только одна проблема – «может нарушить договоренности», правда при этом «не предаст огласке факт переговоров». Сванидзе подтвердил Slon, что периодически ведет тайные переговоры с высокопоставленными сотрудниками администрации президента. В интервью Slon публикацию «Новой газеты» также прокомментировали оперный режиссер Василий Бархатов и актер Евгений Миронов.
– Вы уже читали характеристику на себя?
– Я не буду комментировать собственную характеристику, вы понимаете, что это просто смешно.
– Почему?
– Ну как можно комментировать свою собственную характеристику, ну кто-то там написал «Сванидзе – негодяй» или, наоборот, «Сванидзе – хороший парень». Не буду. Это великая журналистская манера, вот к вам подойдут и скажут: «Знаете, Тоня, ваша подруга написала, что вы…., прокомментируйте, пожалуйста?» Вы же не будете комментировать. А если ваша коллега сказала хорошие вещи, вы тоже не будете комментировать. Это ее личное мнение, скажете вы.
– Там написано, что вы не предавали огласке переговоры, которые вели с администрацией президента (если считать, что документ исходит от нее). У вас есть какие-то идеи, что там могло иметься в виду?
– Поскольку я действительно политический журналист, то у меня случались иногда приватные разговоры с высокими сотрудниками администрации президента. Мне делались какие-то предложения творческого порядка или должностного порядка даже. Но независимо от того, соглашался я на них или нет, если у нас была договоренность не предавать эти переговоры огласке, то я эти переговоры огласке не предавал, потому что считаю, что это признак элементарной порядочности человеческой, вот и все.
– Администрация вас в какие-то планы посвящает, а вы, журналист, о них не рассказываете.
– Я никогда не был ни во что посвящен, кто же меня посвятит в политические планы Кремля, да и мне-то это зачем нужно? Мне делались же какие-то персональные предложения, они могли меня устраивать или не устраивать. Если они меня устраивали, я вступал в какой-то там торг политического свойства или творческого свойства. Если они меня не устраивали, я просто наотрез отказывался. Но, в любом случае, не предавал огласке, потому что это приватные разговоры. С кем бы вы приватно ни разговаривали: с барышней, с приятелем или с сотрудником администрации президента.
– Скажете, кто из АП к вам выходил с предложениями?
– Нет.
– Правильно ли я понимаю, что некоторые предложения вы все-таки приняли?
– Что значит предложения? Скажем, поехать где-то выступить или принять участие в круглом столе на тему антисталинизма, условно говоря, или на какую-нибудь еще историческую тему? Почему бы мне было не принять такое предложение? Я не принимаю предложений, которые не соответствуют моим убеждениям. И здесь торг был неуместен, и уговаривать меня было бессмысленно, а если это соответствовало моим убеждениям и творческим привычкам, и моей компетентности, то зачем было отказываться? Это все достаточно конкретно.
– А с администрацией президента журналисту, в принципе, допустимо о чем-то разговаривать и иметь деловые отношения?
– Моя точка зрения полностью отражается в моем месте работы. Я всю свою профессиональную журналистскую карьеру работаю на государственном канале, на ВГТРК. Изображать из себя во взрослом состоянии девичью невинность, работать больше двадцати лет на государственном канале и утверждать, что я совсем не сотрудничаю с властью, было бы просто нелепо. Я считаю, что вообще отказываться от диалога с властью нелепо, она – власть. Я ни в коем случае не революционер, я по ряду принципиальных вопросов категорически не согласен с властью, у меня есть ряд очень серьезных претензий, я выступаю за диалог между властью и обществом. И сам в этом диалоге стараюсь участвовать.
