Фото ИТАР-ТАСС/ Виталий Белоусов

Так получилось, что я никогда не брал интервью у Василия Якеменко, покидающего Росмолодежь после президентских выборов. Нет, лучше сказать – я с ним ни разу не заговорил. Хотя очень часто оказывался в метре, порывался что-то сказать, но в последний момент себя одергивал. Сейчас попробую объяснить, почему.

На пыльной, даже не подписанной кассете у меня хранится один тв-сюжет пятилетней давности, мой первый спецреп. Включаю его – красные флаги, мотаю – девочки в белых майках, мотаю – окна эстонского посольства, мотаю... Якеменко. Дает интервью кому-то, а рядом я с камерой тогда пристроился.

Чего в том Якеменко, казалось бы, такого? Дает обычный комментарий. Короткий, эмоциональный, злобный: «Эстонцы... аморально... репрессии русскоязычного населения... надо чтить...» Все, как сегодня. Никакой разницы, но... Я в ужасе останавливаю запись. Он совершенно не изменился внешне! Единственное отличие – тогда он еще легко небрит, потом даже на Селигере редко себе такое позволит. Все молодеть будет. Соответствовать должности главы Росмолодежи.

Я знаю, что в романе Оскара Уайльда написана правда, и все мерзости, совершенные человеком, отражаются на его лице. А теперь я смотрю на застопоренного Якеменко, потом вспоминаю его на последнем Селигере и... ничего не понимаю.

Где на его лице подлые провокации? Где затравленные СМИ? В какой морщине спрятались проклятья честных людей? В какой складке у рта – ухмылка богача? Где, в конце концов, синяки от бессонных ночей рядом с активистками? Нет морщин и нет синяков.

У меня есть друг-буддист, который давным-давно знал Василия Якеменко по «Идущим вместе». «И каким же он был молодым?» – спрашиваю. «Удивишься! Таким же».

А больше всего запомнил в нем, говорит друг, комплекс Наполеона, следствием которого стало возникающее в нем чувство ненависти к конкурентам. Однажды он вывез «Идущих вместе» в подмосковный дом отдыха. Днем объявили турнир по бадминтону. Василий до того не выносил конкуренции, что несколько часов не уходил с площадки, пока не победил абсолютно всех, кто там был. С ног валился, но играл – всем что-то хотел доказать. И всем доказал, как он думал.

А вечером приехал к ним с концертом профессиональный гитарист. Василий, сам гитарист, сидел в первых рядах. Сначала слушал снисходительно. Но потом приглашенный музыкант заиграл настолько виртуозно, что зал пришел в экстаз. А Якеменко, пылая, как прилюдно оскорбленный, демонстративно вышел. Так рассказывает мой друг-буддист. Буддистам врать незачем.

Я был на Селигере много раз, больше, чем, наверное, положено адекватному человеку, даже журналисту. Вечерами порой ел мороженое на главной площади и часами наблюдал за Василием Якеменко – делать было больше нечего. После ужина он выносил на центральную площадь пластмассовый столик и приглашал к нему всех активистов с их проектами. Несколько часов сидел и слушал такое, почти до отбоя: «Я хочу делать вахты памяти...», «Я в своем городе посажу аллею...», «Я сделаю уборку мусора». Три года назад он часто шутил над такими «проектами», объяснил терпеливо, что «нужны инновации и креатив», а не скука, к тому же скучная.

На последнем форуме не было картины тоскливее, чем Якеменко, изучающий очередной проект очередного активиста. Он сидел, как всегда, в толстовке с откинутым капюшоном. А в этом году впервые стал капюшоном закрываться. Молодежный политик всея Руси казался мне этим летом гораздо более раздражительным, чем обычно. Но не потому, что, как раньше, чувствовал конкуренцию. Скорее, наоборот, уничтожил ее в окружении и стал без нее задыхаться.

Во время лекций, когда кто-то в толпе зашумит, теперь мог закричать вдруг: «А кто тут болтает с правой стороны, а? Нельзя заткнуться к чертовой матери?! Че тут сложного-т-та?» В другой раз орал на селигерцев: «Что вы тут вообще сделать успели?! НИ-ЧЕ-ГО!» Хотя последние селигерцы едва ли чем отличались от предпоследних, и от пред-пред.

Мы вряд ли узнаем, кто поджег портрет этого Дориана Грея. Кремль или он сам – не суть важно. Важнее, что его самого, я видел, замучила чертова молодость. Это, конечно, не повод жалеть его. Но когда я встречу его, постаревшего, то все же – заговорю. Правда, чтобы задать только один вопрос.

На Селигере есть такая традиция – активистов женить. На сцене перед нафлагованной площадью молодожены на Селигере-2011 стоят во всем парадном: костюмы-тройки, кружевные платья. Казалось бы – вот тут и умереть от жары. Но их знобит: смотрят же на них тысячи и сам Василий Якеменко – поздравительную речь говорит. А в этот момент в тени, за сценой, прислушиваюсь я. Приведу речь главы Росмолодежи почти полностью, это важно:

«Молодые да и немолодые пары часто делают одну ошибку. Когда они ссорятся, жених обращается за советом к своим друзьям и родителям. И они, конечно, встают на его сторону. А невеста идет к своим родителям и подругам. Те встают на сторону невесты. И только один человек будет всегда на вашей стороне, на стороне вашей семьи. Это я! (аплодисменты) Запомните! Если вы захотите принять какое-то решение не в пользу вашей семьи – умоляю – свяжитесь в первую очередь со мной!..» (аплодисменты)

Если бы вот сейчас кто-то увидел мое напряженное лицо, то подумал, что я любовник одной из невест. А я всего лишь уже слышал эту речь, слово-в-слово, на этом же месте за сценой, в тени, ровно год назад. Предполагаю, она тут звучала и в еще более ранние годы. В связи с этим, у меня к Василию Григорьевичу будет вопрос: хоть кто-нибудь ему потом позвонил?