Петр Верзилов. Фото: ИТАР-ТАСС / Валерий Шарифулин
– Тебе так и не удалось встретиться с Надей с тех пор, как ее перевели в ЛПУ?
– Несмотря на то что у меня есть все документы, меня не допускают к Наде. Материалы по этому поводу уже поступили в московский суд, который, я надеюсь, скоро признает незаконной эту практику. Последний раз я говорил с ней по телефону два дня назад. Адвокат был у нее три дня назад. Мы чувствуем, что сейчас блокада Нади объявлена по второму кругу: в течение последних нескольких дней к ней не может попасть адвокат, а вот теперь было объявлено о мифическом «обрыве» телефонной связи. Начальник лагеря полковник Олег Геннадьевич Клишков возглавляет эту блокаду.
– Для чего им надо изолировать Надю от всех?
– Так они предпочитают реагировать на Надины рассказы о ситуации в мордовских лагерях. Они предпочитают банально помещать ее в ситуацию блокады, вместо того, чтобы искать бесконфликтные пути решения, как, например, это сделало финансово-экономическое управление УФСИН, глава которого заявил, что с нового года будут пересмотрены трудовые нормы и осужденным зарплата будет значительно выше.
– Что известно о Надином здоровье?
– У нее были очень сильные осложнения в самом конце голодовки. На ней болезненно сказалась голодовка, она была почти на грани бессознательного состояния. Она лежала в отдельном изолированном блоке, там было много врачей, все было сложно и серьезно. Сейчас у нее долгий период реабилитации, но она говорит, что у нее нормальный аппетит, она ест, и ей становится несколько лучше, хотя слабость до сих пор остается. Конечно, это страшно нервная ситуация: у тебя есть ежедневный контакт с адвокатами, с людьми на воле, с нами – а на другой день этот контакт – раз – и пропадает. Это приводит к нервному состоянию, что очень плохо для выздоравливающего человека. Мы считаем, что за это ответственно непосредственно руководство УФСИН Мордовии, которое выносит эти приказы блокировать Надю.
– Помимо блокады, что известно об условиях, в которых ее содержат?
– В ЛПУ Надя помещена в совершенно особые условия с точки зрения охраны и так далее. Одно время она лежала в отдельном крыле ЛПУ под охраной предположительно сотрудников ФСБ чуть ли не из московского региона. Даже младших офицеров, которые по долгу службы обыкновенно в эти секции ходили, а это родильное отделение, туда не пускали. Туда могло войти только высшее руководство лагеря – начальник, замначальника и еще лица, которые там убирались и что-то делали, видимо, какие-то очень проверенные сотрудники. Сейчас Надя переведена в кожно-венерологический блок. Причем оттуда приходят потрясающие сообщения, что эту секцию специально для Нади сформировали из фейковых больных. То есть эти люди ничем не болеют, они не являются осужденными в Барашево, они были специально перевезены в ЛПУ-21 из оперативных соображений, чтобы осуществлять контроль над Надей. То есть ради нее разогнали отделение, больных перевели в другие секции и специально завезли фейковых больных, которые могли бы докладывать руководству, что она делает, чем занимается, что читает, пишет и так далее. Комическая ситуация!
– А чем она занимается?
– Она пишет, читает, готовит юридические бумаги, изучает документы. У нее сейчас очень большой фронт работы, она всегда занята разными суперполезными и важными делами.
– И она действительно готова возобновить голодовку, если ничего не изменится?
– Если ничего не изменится, если проверка закончится безрезультатно (хотя на самом деле мы уже видим существенный результат), и, главное, если Надя будет переведена обратно в ИК-14, тогда она, конечно же, немедленно возобновит голодовку с уже, так сказать, более суровыми намерениями.
– Что происходит без нее в колонии?
– У нас есть информация, что одной из девушек, которая очень активно давала показания президентскому совету, следователям СК, по имени Ксения Владимировна Иващенко, внезапно назначили срок в ШИЗО. Мы эту информацию будем проверять. И если мы убедимся, что эта ситуация незаконна, то мы также будем просить членов СПЧ, которые встречались с Иващенко, например, Илью Шаблинского, напрямую обратиться к руководству ФСИН России с требованием пресечь незаконные действия сотрудников ИК-14, которые репрессируют женщин, готовых общаться с компетентными органами по поводу происходящего в лагере.
– Насколько вообще помог приезд правозащитников?
– Центральным был приезд разношерстной комиссии СПЧ в составе четырех человек – Каннабих, Шаблинского, Мысловского и Масюк, которые смогли составить полное и объективное представление о происходящем в ИК-14 уже практически через два дня после начала Надиной голодовки. И феноменально то, что, несмотря на их разное отношение к Наде, к УФСИН, к лагерям, разный статус и разные биографии, все четверо сказали, что, да, сведения, изложенные Толоконниковой, подтверждаются. Другое дело, как они оценили увиденное. Например, Елена Масюк очень любит утверждать, дескать, голодовка Толоконниковой была спланирована извне, заранее и чуть ли не каким-то разведывательным управлением. Это, конечно, абсолютно не так. Надя дала гневную отповедь по этому поводу в последнем письме: для нее оскорбительно предположение, что переживать угрозы здоровью и жизни она может по приказу каких-то лиц извне. Конечно же, это абсолютный бред. Да, мы находимся с Надей в тесной коммуникации, и ее адвокаты с ней постоянно взаимодействуют, но это все делается, чтобы мы могли помочь ей и усилить то, что она делает внутри лагеря. Но она сама решает, в каком направлении работать, и у нас нет других командующих, кроме Толоконниковой.
– Сколько вас в штабе?
– На данный момент в штабе около 15 человек. Это разные люди – активисты, художники, фотографы, журналисты, которые в течение уже более трех недель осуществляют действительно первый в истории Мордовии такой опыт. Во-первых, в Мордовии, по крайней мере, так мне сказали, никогда не было такого явления, как одиночный пикет. Все правоохранительные органы, в частности сотрудники УВД Зубово-Полянского района, очень долго пытались понять, что же это за такой формат общественного мероприятия, какими законами он регламентируется и что вообще в таких ситуациях нужно делать. И нужно сказать, что они очень адекватно отреагировали и на данный момент уже достаточно спокойно к пикетам относятся. После одиночных пикетов штаб перешел к построению кубов в разных стратегически важных местах, которые произвели здесь настоящий фурор, потому что стали центром общественного внимания. Вокруг кубов раздавались листовки, на кубах рисовались рисунки, цитаты из Надиного письма, художница Лусине Джанян нарисовала огромное количество портретов на этих кубах.
– Какие планы дальше?
– Мы собираемся со дня на день приступить к выпуску первой настоящей лагерной газеты с названием «Мордовлаг», которая будет достаточно широко распространяться среди населения Зубово-Полянского района, сотрудников лагерей и осужденных. Поскольку здесь живет всего 60 тысяч человек в районе, и около 10 тысяч из них связаны с УФСИН Мордовии, плюс 20 тысяч осужденных, мы считаем, что газета может покрыть практически всех.
– Если большая часть населения так или иначе связана с ФСИН, разве они прочтут в этой газете что-то новое?
– Вы каждый день сталкиваетесь с сотрудниками ФСИН. Что они говорят о вас?
– Помимо такого макростереотипа, который известен всему населению России: «Они бы еще в мечети сплясали!», есть второй макростереотип, относительно новый: «Это вам не курорт!». Из-за большого числа программ на федеральном ТВ, в которых этот тезис звучал, он часто звучит из уст местных жителей. Мы им говорим, что, да, не курорт, но даже на «некурорте» пытки не предусмотрены. После этого они либо говорят, что ничего такого в лагере не происходит, либо признают, что некоторые перегибы на местах существуют.
– А про Надю они что говорят?
– Бытует мнение, что все это делается по приказу разведок из стран НАТО. Все эти шаблоны благополучно процветают здесь. Им странно видеть людей из благополучных регионов, которые внезапно нагрянули в Мордовию и развернули тут какую-то бешеную активность. Людям, которые привыкли к оперативно-командному складу мышления, кажется, что это все делается по приказу каких-то силовых органов.
– А простые жители как реагируют?
– Простые очень часто подходят к нам, и от них иногда очень хорошие вещи слышим. У нас есть даже несколько друзей среди учеников старших классов зубово-полянских школ. Это очень здорово, мы гордимся. Они помогают нам, сами участвуют в мероприятиях, ставят кубы, листовки раздают, им это все страшно интересно.
– Вам не говорят, что вот, мол, москвичи приехали учить нас как жить?
– Они же понимают, что мы не приехали делать выборную кампанию и брать власть в регионе, в котором сами не живем. Мы приехали в регион, в котором отбывают наказание люди из Центральной России. Мы не их учим жить, а решаем свои собственные проблемы. Состояние мордовских лагерей не является какой-то сугубо местной проблемой, и жители Мордовии даже не имеют к ней какого-то особого отношения, кроме того, что они служат в этих лагерях.
– Что меняется в Мордовии от ваших кубов?
– Люди до сих пор не могут свыкнуться с мыслью, что можно включить телевизор и увидеть там репортажи из своих родных сел. Но поскольку они находятся в центре общемирового внимания, это приводит к повышенной осторожности в общении со всеми нами. И это реально меняет жизнь и поведение людей: они гораздо чаще задумываются, как нужно себя вести, жить и исполнять свою службу в исправительных колониях.
– Неужели там до сих пор не придумали, как вас нейтрализовать?
– На удивление ОВД Зубово-Полянского района и вообще МВД Республики Мордовия достаточно адекватно относятся к исполнению своих законных обязанностей. Например, у нас был инцидент с кражей баннера, по этому поводу мы написали заявление в ОВД. Куб стоял на краю леса, какой-то человек выскочил из леса, схватил пачку баннеров и удрал обратно в лес. И когда мы вызвали сотрудников полиции, приехало все руководство ОВД района, много оперативников, в том числе из Саранска, они опрашивали, изучали местность, составляли материалы. Сложно сказать, насколько это не декорации, а реальная работа, ведь нам они пытаются показать, что они строго за соблюдение закона и не хотят вмешаться в наши взаимоотношения с УФСИН Мордовии. Никакой заинтересованности с их стороны мы не видели пока.
– Где вы живете?
– Штаб находится в гостинице, которая расположена в поселке Зубова Поляна и известна всем, кто приезжал в апреле на суд к Наде. Тут останавливалось множество журналистов.
– Как долго вы собираетесь продолжать кампанию?
– Сложно сказать. Пока точно не разрешится ситуация с Надей. Мы все-таки ждем от ФСИН конкретного решения этого вопроса. И тогда можно будет принимать решение самим.
– Ты Надин муж, и понятно, почему ты в этом участвуешь. А все остальные люди, у которых есть семья, работа, – они-то почему туда поехали?
– Они сменяются: кто-то приезжает, кто-то уезжает. Мы всегда зовем людей сюда приехать. И когда мы поймем нашу ближайшую стратегию действий, мы, возможно, сделаем новый большой призыв активистов. А люди – они понимают, что то, что происходит с Надей и мордовскими лагерями, касается и их тоже. Есть такое выражение, что тюрьма – это лицо государства, и люди должны заботиться и делать все, чтобы это лицо менялось и приобретало человеческий характер.
