– Эдуард, московские власти пообещали согласовать акцию оппозицию на Триумфальной, если вы откажетесь от участия. Вы теперь откажетесь?

– Ну и вопросы вы задаете! А завтра они потребуют, чтобы я принес в жертву детей – вы тоже будете спрашивать, согласен ли я?

– Почему требование было именно по поводу вас, а не, скажем, Немцова или Каспарова?

– Я помимо своей воли стал символом несговорчивого и бескомпромиссного элемента в российской оппозиции. Но это не значит, конечно, что я такой один: я представляю большое количество подобно мыслящих людей, и это далеко не только члены моей новой партии «Другая Россия», не только мои соратники. Это такой оппозиционный костяк, не идущий на компромиссы с властью, понимающий, что в полицейском государстве такие компромиссы невозможны.

– Может это решение властей быть попыткой расколоть оппозицию?

– И это тоже, конечно, одна из целей. Я в свое время считал опасными митинги на Триумфальной, которые проводились с согласованием: пару раз власти разрешали там такие акции – не по 31-м числам, и когда организатором был не я, а Лев Александрович Пономарев. Я считал, что власть намеренно разрешала такие акции, прощупывала оппозицию. И вот теперь она предложила: а давайте, теперь 31-го проведите без Лимонова. Но я очень рад за своих союзников, что они оказались людьми порядочными и поступили по-мужски. Они отказались, и жму их братские руки.

– Действительно, лидеры «Солидарности», в том числе Борис Немцов, отказались принять предложения властей, но как отреагирует либеральная часть оппозиции, возможен ли там раскол?

– Среди либеральной части оппозиции могут оказаться непорядочные люди, которые решение Немцова не поддержат, но это – маленькая горстка, я абсолютно уверен, что порядочных будет подавляющее большинство. Администрация президента готовила большую политическую аферу, они заранее же готовились, они были настолько уверены, что даже отказали прокремлевским организациям проводить «День донора» на этом месте.

– Компромисса не получилось; что власти будут делать дальше, будут разгонять, как и всегда?

– Это их дело, что мы будем за них думать? У нас свои заботы, у них – свои. Они же понимают… Вернее, даже не понимают, они действуют на уровне инстинкта самосохранения. Они очень встревожены. Всем несогласным теперь надо держаться за меня, ведь раз они на меня так страшно реагируют, значит, я стал своего рода лакмусовой бумажкой… ну, я, конечно, не бумажка, но индикатор их подлинных намерений.

– Сколько нужно собрать людей на Триумфальной площади, чтобы власти перестали их разгонять?

– Я вот опасаюсь, что когда перестанут разгонять, то начнут стрелять. Думаю, что могут быть такие попытки. Но недолго, может быть один день. Потом все закончится. Нашей победой. Тут нет какой-то конкретной критической массы, они могут испугаться и нескольких тысяч. Милиция уже деморализована. Когда год ходишь, и тебе все говорят: «это – плохие ребята, вы должны их бить и разгонять, когда есть приказ, а когда нет – улыбайтесь, но все равно, это – плохие ребята», – а они уже не видят, почему мы плохие. Я хожу с 31 января 2009 года на все на это, и они уже не понимают, почему вполне разумный и симпатичный человек по фамилии Лимонов – это такой уж враг. Они дезориентированы. Даже на уровне простых задержанных образуются такие незримые связи понимания с милицией. В критический момент милиция не станет никого разгонять.

– Видна какая-то тенденция со стороны активистов, оптимизм растет?

– Тут нужно упорство, а не оптимизм. Оптимизм – штука эмоциональная, сегодня он есть, завтра – нет. Должно быть упорство и разумное понимание того, что и большие крепости падали, и империи рушились, а уж тут слепленная на деньгах наша несчастная власть рухнет и подавно.

– Это может произойти в любой момент, даже в этом году?

– Не нужно мыслить такими категориями, не нужно считать года. Должна быть проведена определенная работа и выполнен соответствующий результат, который нас приближает к цели. Может быть даже и соскальзывание назад на какое-то время, а потом опять прогресс. Уже ясно, что эта власть нежизнеспособна, она слишком многим встала поперек горла. Накопилась критическая масса недовольства со стороны доминантного меньшинства, которое и определяет ход событий, в отличие от пассивного большинства. Сегодня уже вся интеллигенция – не на стороне власти. Богатые боятся этой власти, бедные ее ненавидят. Лет пять назад такого еще не было.

– Не боитесь, что 31 июля в такую жару, когда все в отпусках, придет намного меньше людей?

– Я не уверен, что придет меньше, как-то мы справились с этой задачей в прошлом году, нам все говорили, и что 31 декабря никто не придет, я занимаюсь тем, что разрушаю все эти табу один за другим , хотя, если честно, и сам всегда удивляюсь, бывает, какие молодцы наши граждане: предпочли променять свой интимный ужин при свечах с женой, детьми и близкими на холодную площадь и вышли под дубинки. Вот так, видимо, и впитывается во всех нас и оптимизм, и чувство локтя, понимание того, что мы – одно целое.