Выступление на семинаре Института развития образования ГУ-ВШЭ «Негативная стабильность в российском высшем образовании»:

Мы попали в большой проект: как национальные системы высшего образования отвечают на развитие глобальной инновационной экономики, как китайская, российская и индийская системы образования реагирует на изменение экономики. Когда мы начали собирать данные по России, то качественные изменения [оказались] малозаметны по сравнению с Индией или Китаем. Для нас этот вопрос стал вопросом самостоятельного интереса. Почему качественные изменения медленно происходят? Когда мы анализировали протоколы и интервью, данные опросов, мы обнаружили, что все относительно довольны сложившейся ситуацией. Мы брали следующие фокусы: администрация вузов, преподаватели, студенты, выпускники и работодатели. Что мы имеем в виду, говоря о качественных изменениях? Безусловно, человек, который скажет, что российские вузы не изменились за последние 20 лет, должен быть побит палками и выгнан из приличного общества. Российские вузы изменились кардинально. Изменилась ведомственная принадлежность в ряде случаев, изменилась система финансирования: из государственных контор они, фактически, превратились в полукоммерческие, неформально говоря. По степени академической свободы мы стали выдающейся страной. Но, когда мы говорим о качественных изменениях, то о чем мы говорим? У нас часто говорят, что качество – это результат. Но есть ряд исследователей, которые говорят, что результат зависит от такого количества факторов, что обсуждать результат как показатель качества неверно. Надо как показатель качества обсуждать образовательный опыт студента, процесс, во что студент вовлечен. Если мы посмотрим частоту упоминания терминов, то learning experience становится центральной темой исследований. Опыт появляется только там, где человек действует сам. Образовательный опыт имеет два аспекта: собственная вовлеченность студента и создание институциональных условий для этого. Мы обсуждаем качественное изменение российских вузов с точки зрения изменения образовательного опыта, который получают студенты. Мы не обнаружили изменений по сравнению с тем, что было раньше, и этим озаботились. При этом делается попытка сказать, что те или иные формы образовательной деятельности наилучшим образом обеспечивают формирование компетенций. Мы оцениваем не только компетенции. Но и условия, в которых они формируются. Практика, которая зарекомендовала себя для формирования компетенций: коллективные проекты, исследования, работа с реальным сектором, повышение роли самостоятельной работы, опыт выбора образовательной траектории, полидисциплинарная и поликультурная коммуникация. Они помогают появлению этого опыта в университетах. Негативная стабильность – это такое состояние, где колебание приводит к разрушению. В интересах всех просто не тревожить ситуацию. Негативная стабильность – с одной стороны, это ситуация конфликта, когда стороны недовольны своим положением, например, холодная война. Второе положение – когда ничего никому не надо. Это застой. Все довольны, а эффект и действия не очевидны. Попытка действия опасна. Оказалось, что в зарубежной литературе в 2003 году была опубликована статья лидера исследований о вовлеченности Генри Куха, который ввел термин «договор о невовлеченности». Он описывает ситуацию, как качество домашней работы студентов снижается, а оценки повышаются, преподаватели не хотят тратить слишком большие усилия на повышение этого качества. В этом смысле: мы друг к другу не пристаем. Нас интересует тот факт, что студенты не заинтересованы в смене положения. У нас есть косвенные данные, что они не заинтересованы в смене положения, потому что, например, они в большинстве своем работают вне университета, не по специальности, но это не тема нашей работы. Строго говоря, сводка картины, которую мы получили. Когда мы спрашиваем о том, как вы оцениваете ситуацию, что происходит в вузах, в целом картина позитивная. Все оценивают ситуацию как удовлетворительную. В целом, по большому счету, студенты-выпускники уверены в своем будущем. Более того, 87,4% выпускников довольны качеством полученного образования. Это важная оценка, которую ректоры используют, говоря, что они [студенты] удовлетворены и все на работу устраиваются. Когда я говорю с ректором знаменитого авиационного университета, что у вас же больше половины не работает по специальности, он отвечает: «Но они все получили хорошие знания навыки и довольны, это значит, что образование очень хорошее». Если кто-то недоволен, то тогда можно рассчитывать на изменения, но если все довольны? И ректор доволен, и выпускники довольны. Более того, посмотрите, как высоко выпускники оценивают знания, которые они получили. По шкале от очень до превосходно: теоретические знания сдвинуты в сторону превосходно, практические – в сторону хорошо. Насколько оправдались ваши ожидания от вуза, работают они по специальности или нет, какая разница, знаниями они гордятся. Значительная группа говорит, что ожидания оправдались. Это говорят выпускники, которые проработали от 3 до 7 лет после окончания. Опрос выпускников: что ожидали и как оправдалось. За исключением возможности хорошо зарабатывать, почти все их ожидания оправдались. Мы ожидали более критической ситуации с работодателями. Мы спрашивали разных работодателей из регионов и спрашивали про разных выпускников разных вузов, но в целом работодатели довольно позитивно оценивают качество приходящих на работу выпускников. Мы думали, что они будут возмущаться, что студенты не могут переучиваться, в вузе этому точно не учат. А 63% работодателей говорят, что [выпускники] более-менее соответствуют их ожиданиям. Мы задавали вопрос работодателям: «Считаете ли вы важным что-то изменить?»Большинство отвечало, что все их устраивает, но если что-то и надо изменить, то немного больше «затачивать» под рабочее место. Но никаких серьезных предложений по изменению, что должно происходить внутри вуза, у работодателей нет. Оказывается, 75% преподавателей удовлетворены качеством преподавания в своем вузе. Если есть какие-то проблемы с качеством, то они их связывают с плохими студентами или плохой материальной базой. Наиболее яркие высказывания из бесед с администраторами вузов: «Модернизация вузу нужна. Нужна модернизация материальной базы». Но при этом администраторы видят проблемы, нарушение норм картины. Они говорят, что надо купить квалифицированных преподавателей, сотрудников старше 50 лет очень много. Практически все возмущаются качеством студентов. Но когда их спрашиваешь об изменениях, которые произошли в вузе, то это либо организационные изменения, типа, мы создали на базе трех факультетов институт, или вот цитата: «благодаря инновационной политике у нас произошли существенные изменения, мы закупили оборудование на 600 млн». К сожалению, за исключением, вываливающегося из общей картинки, МИСиСа, ни один из администраторов ничего не говорил об изменениях в структуре образовательных программ и так далее. Не все хорошо с качеством студентов. Мы решили посмотреть долю студентов на бюджетном отделении со средним баллом меньше 50 по ЕГЭ. Это устойчивая тройка. Это бюджет, на внебюджетных положение хуже. Доля студентов, которые пришли неподготовленными с точки зрения знаний, очень значительная. Есть немалое число университетов, где средний балл ЕГЭ от 30 до 50 – это отражает неблагоприятную ситуацию с набором. Как только нам начинали жаловаться на качество студентов, мы спрашивали: «А что вы делаете?» Нам говорили, что повышают требования, но это звучит абсурдно. Второй ответ – помогаем учиться, но в каких формах это происходит – непонятно. Если мы посмотрим на результат, на навыки письменной речи, то 43% студентов старшего курса утверждают, что их навыки письменной речи не изменились, а 10% говорят, что стали хуже. Что же надо делать со студентами, чтобы у них навыки письменной речи стали хуже? Если мы посмотрим по слабым университетам, то доля студентов, которые говорят, что их навыки владения иностранным языком стали хуже , доходит до 20%. Мы видим, что студенты не везде так оптимистичны: владение иностранным языком, способность организовывать труд других людей – отражает относительную валидность подхода. Какой опыт студенты получали в вузе? Мы не убрали отсюда МИФИ, МФТИ, которые улучшают общую картину. Но мы видим, что проектная работа в небольших группах только у 12,5% студентов выпускных курсов часто использовалась во время обучения. Для сравнения сказать: в западных вузах средний показатель 60%. Две трети никогда не проходили формы контроля как эссе. Выпускники говорят, что они часто реализовывали групповые проекты, выступали с презентациями – это десятая доля выпускников, которые доучились. Если говорить об опыте выбора образовательной траектории, то более 3/4 студентов и выпускников не согласны с тем, что они сами могли бы самостоятельно формировать программу обучения. Половина утверждает, что курсов по выбору не было вообще. Администраторы утверждают, что это не так. Кому верить? Выполнение проектов для реальных заказчиков, в партнерстве с ними: 80% студентов рапортуют, что они никогда этим не занимались. Интересный вопрос: как часто вы с преподавателями обсуждали общие вопросы экономики и политики, специфику профессии, дальнейшую специализацию. Часто – очень редкий ответ. При этом, когда мы говорим про вузы, то 93% вузов проводят конкурсы научных исследовательских работ. Это прямо противоречит тому, что значительная доля ребят не участвовала в научной работе. В технических национально-исследовательских университетах в районе 1% студентов участвуют в научных проектах с оплатой. Что же мы можем сказать, что вузы не предоставляют условия, и в этом главная проблема? Есть у нас данные, почти треть студентов говорят, что у них не было интереса воспользоваться бесплатными дополнительными образовательными услугами вуза. Если мы посмотрим, в чем же проявляется этот договор о невовлеченности. Феномен номер один, который мы обнаружили за счет включенного наблюдения, а именно пропуски занятий. Феномен довольно частый. Это и для «Вышки» характерно, у нас примерно 50% студентов иногда пропускает занятия. Но когда мы говорим о пропусках – речь идет не только о студентах, но и о преподавателях. Оказалось, что в образовательном опыте студентов нередко встречается отмена занятий, окончание занятий существенно раньше времени. У нас нет данных, доли пропуска занятий и студентами, но строго говоря – это услуга оплаченная налогоплательщиками, которой не пользуются. Взятка на экзамене, более 70% студентов знают о таких случаях. В интервью есть очень интересные ответы студентов: «И зачем я после этого буду учиться, – жалуется мальчик, который готовился к зачету – если он стоит всего 1000 рублей». В этом смысле мы, видимо, недооцениваем роли бытовой коррупции. Следующий феномен невовлеченности – имитация инноваций. Преподаватели не сопротивляются инновациям, это очень интересно. Мы нигде не встретили сопротивления, мы просто не встретили инноваций. Им говорят, что надо написать новые [методические материалы], они берут и пишут то, что уже было. Это принимают. Все довольны: ректор отчитался, преподаватель отчитался, да еще получил деньги. Я хочу подчеркнуть, что никакой негативной этической оценки нет: люди ведут себя рационально. Если все довольны, то какого черта сюда вмешиваться. Прием студентов, которые неспособны учиться, – это уже типичный договор о невовлеченности со студентами. Нынешняя система финансирования вузов стимулирует бесконечно расширять бюджетный прием независимо от качества принимаемых. Еще одним моментом договора о невовлеченности является инбридинг. Согласованное не обновление преподавательского корпуса. Несмотря на то, что все ректоры говорили о проблеме, что надо обновлять преподавательский корпус. Но когда мы спрашивали, где вы вывешиваете объявления, как вы на каждую позицию объявляете конкурс, вы делаете что-то, чтобы конкурс состоялся, чтобы была больше чем одна аппликация? Но нам не удалось найти случая, когда обновление является реальной политикой. Речь идет не только о договоре невовлеченности внутри вузов, но и невовлеченности общества: 54% населения считают администрацию вузов довольно бесчестными, но 38% населения не считают взятки на экзаменах коррупционным явлением. Многие к этому относятся как к нормальной практике, облегчающей жизнь студентов. По интервью с администраторами любопытно, что 40% руководителей университетов в среднесрочной перспективе не планируют менять образовательную программу вузов (это данные 2006 года), и лишь 15% готовы закрыть программы, не пользующиеся спросом. Именно поэтому сохраняются программы, где средний балл по ЕГЭ 34–38. Вывод у нас такой, что вузы закрыты для внешних воздействий, вузы легко имитируют перемены, и, главное, – студенты, с которыми договорились. Если мы посмотрим на вузы, где ситуация кардинально отличается по образовательному опыту, то это либо остатки великих советских вузов – это физтех и МИФИ, либо вузы, где появились безумные, отчаянные ректоры, не буду их называть, поскольку никаких других факторов нет, нет спроса по работодателям, нет работодателей, которые готовы заплатить за изменения.

Вопросы

: –

Если все довольны, то в чем основание для маршей несогласных, почему надо говорить о необходимости изменений?

– Если бы все эти вузы были частными, то можно было бы отнестись к этому спокойно, так как покупатели довольны. Но поскольку вузы государственные, финансирование увеличивается, то возникает вопрос, производит ли это образование то, что необходимо новой экономике, может ли оно производить другой эффект. Этот вопрос очень важен. С нашей точки зрения вузы могут играть роль в построении норм жизни. –

У вас есть видение связи и отношении между этой системой и показателями в экономике. Вы говорите, что было бы по-другому, и показатели были бы другими. Эту связь можно определить?

– Это сложный вопрос о связи образования и экономического роста. Что является причиной чего? Я склонен к исследованию кейсов, как живет социологическая ткань. Здесь есть историческое наследие, вузы не виноваты. Если бы ректоры и преподаватели обманывали студентов и работодателей... Но они действуют адекватно. К ним приходят ребята, они их обучают. Авиационные вузы в свое время вырвали из индустриального комплекса. У них существовали некоторые связи, связи эти были разорваны. Сейчас вузы окуклились и работают без индустрии. Восстановление связей фиктивно. Эту ситуацию не прорвать. Вся политика: вузов много, министерство одно. Они вынуждены действовать формально. Это будет приводить к имитации. Чтобы переломить ситуацию придется работать в ручном режиме. Я не вижу, какая может быть политика, которая изменит ситуацию. –

Вы не исследовали мотивацию, что преследуют администрация, преподаватели, студенты, мне кажется в этом недостаток исследования.

– У нас было несколько вопросов мотивационных. Но я не понимаю, зачем спрашивать, что люди хотят, если ты видишь, что они делают. Мы в интервью ощущаем эти интересы, но очень много вранья, а во-вторых, у меня нет ощущения, что это что-то добавляет к картине. Есть ситуации, где уже нет рынка труда, и непонятно, что вузы и студенты делают. Зачем там учится – это важный момент. –

Переход на двухуровневую систему изменяет ситуацию, или это все равно ничего не изменит, станет бюрократической имитацией?

– Это пример институциональной инновации, которую имитировать тоже можно. Но студент толкается в точку выбора. Эта ситуация может его мотивировать, заставить, наконец, задуматься, что он делает. Это важное институциональное изменение. Наш набор 2009 года показал: 40% магистров сменили направление. Пришло много магистров после технических вузов. Это очень интересно.