Спустя два года после окончания крупных протестных акций и твердого вступления в свои права «национального лидера» Владимира Путина, купировавшего ключевые внутриполитические риски уголовно-законодательными методами, наступила новая эпоха в политической жизни России, в которой, казалось бы, практически не осталось места для внесистемной оппозиции. Оппозиционные сайты закрывают. Лидеры под домашним арестом, а кто-то вот-вот получит реальные сроки. Последним гвоздем в гроб протеста стало присоединение Крыма. «Затокрымнаш» оказалось посильнее всех тех сомнительных инициатив, которыми Дума не прекращает баловать либеральную интеллигенцию. Что же ждет российский протест и его лидеров в новой реальности?
Ситуация похожа на конец 2003 года, когда Путин одержал первую глобальную победу над революционным олигархатом (арест Михаила Ходорковского тогда взвинтил рейтинг Путина не хуже, чем возвращение Крыма), а также диванными либералами, которые полностью проиграли выборы в Госдуму и надолго (навсегда?) выпали из системного политического поля. Это был первый кризис либеральной оппозиции путинской эпохи. Этот кризис длился до конца 2007 года, пока Путин не объявил имя своего преемника – Дмитрия Медведева. Кремль начал готовиться к политическому безвременью, в котором вдруг, на радость многим, практически не оставалось места для «Наших» (они уже не привлекались для участия в президентских выборах 2008 года, а их существование стало носить инерционный характер, пока полностью не прекратилось с уходом Владислава Суркова из Кремля), а в политике начала зарождаться новая жизнь.
Тогда из кризиса 2003–2007 годов либералы не выходили. Их оттуда вывели политтехнологи, работавшие с Медведевым: новому президенту очень хотелось поиграть в диалог с обществом. Медведев давал интервью «Новой газете», наполнял президентский Совет по правам человека реальными правозащитниками, встречался с маргинальными оппозиционерами, в том числе из либералов. Путин на это смотрел, вероятно, раздраженно, но снисходительно, рассчитывая, если что, вовремя одернуть своего преемника, которому давалась возможность ощутить себя реальным правителем. На практике с точки зрения представительства реальной оппозиции заметного успеха добиться не удалось. Например, в 2010 году по итогам региональных выборов в марте эксперты искренне радовались тому факту, что администрация президента убедила губернаторов пустить в свои законодательные органы более двух парламентских партий. Большое достижение парламентской демократии на тот момент, приправленное ростом реальной конкуренции между партией власти и системными партиями! Функции же протеста стали на себя брать резко набирающие популярность и активность гражданские объединения, такие как движение автомобилистов России, «Синие ведерки», борцы с разного рода привилегиями и т.д. Непарламентские же партии (которые оставались политическими лилипутами) почти не допускались до выборов. В общем, старые либералы к новой реальности приспособиться так и не сумели, а их место стали занимать добровольные гражданские объединения, берущие на себя политико-правозащитные функции.
Но одно критично важное последствие политики Медведева все же имело место: это трансформация массового сознания, и прежде всего городского среднего класса, вдруг почувствовавшего определенный политический кураж и возможности, надежды на перемены к лучшему. Это примерно то же самое, что имело место на Украине в ноябре прошлого года, когда Янукович собственными руками накрутил украинский народ обещаниями светлого европейского будущего. А потом резко обломал, отказавшись подписывать в последний момент соглашение об ассоциации. Что было дальше, мы все прекрасно знаем.
В России был похожий эффект, когда вкусивший свободы креативный класс, ощутивший себя определенной гражданской силой (а тогда ведь было много случаев, когда публикации и разоблачения снимали с постов чиновников и заставляли власть принимать на себя политическую ответственность) и всерьез воспринимавший сигналы из Кремля о втором сроке Медведева, вдруг был поставлен перед фактом возвращения Путина. Революции в России не случилось, но мощные протесты в течение года были одним из самых сильных факторов, оказывающих влияние на развитие страны. Тогда же оформилась и новая гражданская оппозиция: протест возглавили не старые либералы, а журналисты, колумнисты, писатели, деятели культуры, юристы. У протеста появилось свое телевидение, свои реально популярные информационные ресурсы, определенные деньги. Протест перестал быть маргинальным.
Дальше можно долго анализировать причины неудачи, но факты упрямы: протест пошел на спад, среди лидеров оппозиции началось брожение и конфликты, власть после определенного периода растерянности (и совершенно недальновидных шагов по либерализации политической системы) очухалась и начала с удвоенной силой крутить гайки. Лидеров протеста давили разными способами: уголовные дела, аресты, заложники в виде «узников Болотной», показательное «дело Удальцова» и, наконец, совершенно иррациональный, истеричный поток законодательных инициатив, запрещающих все, что можно. Система поняла, что устояла после протестов, а сами протесты быстро сдулись. Игра в реальную политическую конкуренцию продолжалась недолго. И, вероятно, региональные выборы в сентябре прошлого года в этом смысле были последними.
И тут случился Крым. Крым сделал то, что власть не смогла бы сделать и за несколько лет: вернул протест в маргинальное положение. Аресты и уголовные дела против лидеров оппозиции воспринимаются как часть повседневной рутины. Позиция Навального, не поддержавшего возвращение Крыма, многими не была понята. Креативный класс, который был поставлен перед нехитрым выбором между национальной гордостью и ненавистью к вороватой власти, выбрал первое. Малый и средний бизнес вместе с офисным планктоном выстроил свою систему приоритетов: геополитический успех оказался дороже внутриполитических трендов и консервативной волны.
В сухом остатке: лидеры протеста остались без протеста. Что это означает? Оппозиции нужно морально готовиться к новому кризисному периоду, в котором не будет ни электоральных (снижение электоральной базы), ни политических (продолжение подавления оппозиции и всего инакомыслящего), ни юридических (административно-уголовный ресурс) возможностей заниматься полноценной политической деятельностью. Предстоит период, в котором оппозиционеры будут оставаться в маргинальном положении. Многие, особенно прокремлевские эксперты-журналисты неоднократно говорили и говорят, что это судьба наших либералов – неспособность быть политически ответственными, зрелыми и настоящими патриотами. Удобная и рациональная позиция «сильного», контролирующего ситуацию и не дающего своим оппонентам возможности действовать. На это, вероятно, нужно смотреть иначе. Систему понесло в сторону значительного ужесточения режима, возможностей консолидировать провластное большинство стало больше. Однако проблем при этом меньше не стало, а долгосрочные социально-экономические риски даже возросли.
Реальная оппозиционная политическая деятельность, даже загнанная в маргинальное положение, – серьезный ресурс, который может иметь накопительный эффект. Режим выстроен таким образом, что при инерционном сценарии и неизменных показателях рассчитывать на реальную конкуренцию внутри не стоит. Режим обречен на саморазрушение, катализатором чего могут стать либо макроэкономические, либо социальные потрясения, либо внутриэлитные конфликты. У оппозиции есть время, чтобы выстроить инфраструктуру сопротивления и заложить мини-бомбы в ключевые структурные узлы несущей конструкции, чтобы в момент, когда общество будет готово, запустить механизм. Лидеры протеста должны превратиться в лидеров мнений, а их главным орудием должна стать правда. Разумнее вернуться к тактике малых дел и скрупулезной правозащитной работе. Получив Крым, успокоившийся средний класс не перестал думать о будущем, не утратил потребность в объективности и справедливости, а также понимание своих гражданско-политических прав и свобод. Информация и разоблачения, помощь и поддержка пострадавшим от «системы» остаются ключевыми привилегиями реальной оппозиции, и в этом – возможность сохранить себя на будущее.
