Иллюстрация: Инге Лоок

В прошедшее воскресенье, если кто еще помнит, был марш «За свободу политзаключенных». Так вот, жалкое было зрелище. И дело не только в том, что народу пришло куда меньше обычного. Просто все это было как-то пошло и бессмысленно. И это бросалось в глаза.

Идут люди (мало, не мало, но несколько тысяч) с портретами узников. Настоящих узников, людей, которые сидят в тюрьме, которых судят и, скорее всего, засудят на большие или очень большие сроки. И портретов этих очень много. Потому что уже очень много людей сидит в тюрьме или ждет приговора.

Так вот: идут люди, несут портреты, время от времени не очень стройно и не слишком громко кричат что-то про свободу политзаключенных, про Бастрыкина и Путина. И все, вот буквально все идущие и выкрикивающие прекрасно понимают, что ни шествие это, ни выкрики эти на судьбу этих самых реальных узников никакого влияния не могут оказать и не окажут.

То есть все это было буквально пустым сотрясанием воздуха. И все прекрасно понимали, что это никакая не борьба и даже не протест уже, а именно пустое сотрясание воздуха. Так и шли.

И все бы ничего, если бы не повод: политзаключенные – это ведь не абстрактное «против жуликов и воров», за все хорошее против всего плохого, а конкретные люди, уже много месяцев сидящие в тюрьмах по обвинениям, которые предусматривают реальные и очень большие сроки. И в итоге, чтобы спокойно идти протестным маршем, необходимо было сделать усилие и совсем забыть про этих людей, восприняв их как риторическую абстракцию, – и тогда да, можно просто радоваться прекрасным лицам, воскресному солнцу, бульвару без машин и встречам с разнообразными знакомыми. То есть не просто бессмыслица, а что-то откровенно пошлое и гнусное было во всем этом мероприятии.

И ведь даже власть не обвинишь в том, что вот мы вышли и сказали свое слово, а они, такие мерзавцы, не слушают. Не слушают и давно об этом ясно заявили. И все мы уже давно знаем, что не слушают. Да и с чего слушать-то, если все это простое сотрясание воздуха?

В общем, если еще оставались у кого-то иллюзии, то в это воскресенье стало предельно ясно: протест исчерпал себя и по форме, и по содержанию. Он уже не канает даже как приятное времяпрепровождение. Неприятное это времяпрепровождение.

Протест имеет смысл и силу в момент своего появления. Когда вдруг (очень важное для протеста слово) оказывается, что есть много людей, несогласных и готовых это свое несогласие открыто высказывать. Разумеется, если количество протестующих растет – сила протеста сохраняется и даже, возможно, нарастает. Но как только количество стабилизируется, как только группа протестующих и их позиции определены, протест автоматически теряет свою силу, становится привычным, удобным и безобидным.

Вы протестуете? Вы против Путина? Но про это уже давно рассказали по «Первому каналу», а также по «России 1», «России 2», НТВ, ТНТ и даже по «Голосу России», хоть его никто, кроме афганцев, говорящих на пушту, не слушает. Все знают, что вы протестуете и вы против Путина. Вот вам даже целый бульвар выделили погулять. Гуляйте!

Протест – вещь конечная, и у него есть только два пути развития: интеграция (прорыв) в политическую систему и (или) переход к непосредственной борьбе.

Выборы мэра Москвы в каком-то смысле стали движением к такой интеграции. Со всеми поправками на особенности нашей политической системы и с соответствующим результатом, разумеется. Ну а с трансформацией протеста в борьбу дело обстоит никак. Одно дело – заявлять о своей позиции, и совсем другое – бороться за нее, добиваться ее реализации. Чтобы протестовать, не надо ничем рисковать и жертвовать. Чтобы бороться – в любом случае придется жертвовать и рисковать. Борьба – это всегда рискованно и страшно, тем и отличается от протеста.

В итоге протест превратился в очередной фактор стабильности. Люди заняты делом: ругают власть в интернете, временами ходят в заранее оговоренных местах и, в общем, никакому злу не мешают. Они вообще никому не мешают.

А политзаключенные – им просто не повезло, оказались не в том месте и не в то время. Такое даже и с чиновниками бывает. Забудьте.