Попытка революции и разговоры о войне в Иране

Помнится, в Иране все время запрещают – то «Властелина колец», то «Гарри Поттера», то теперь «Хоббита». И все потому, что там в Министерстве культуры, в меджлисе, в советах разных все очень мнительные. Им все время кажется, что орки, тролли, Саруман, все силы зла – это все про них: про Исламскую Республику и про них лично, ее защитников. Как покажут в кино силы зла – тут же принимают на свой счет. И я вот теперь боюсь, вдруг депутаты Государственной думы тоже догадаются, что орки – это про них, что это расширенный список Магнитского в доступной народу форме. И все, без кино ведь останемся.

Но это еще не прогноз, хочется думать. Скажешь про будущее – наврешь, потом припомнят. Поэтому скажу про будущее, про которое не навру. В 2013 году будут политические беспорядки в Иране, некоторые даже назовут попыткой цветной революции.

Иран у нас стоит на полке под траурной тафтой с надписью «диктатура» рядом с Белоруссией, Узбекистаном или вот кому чужое не мило – путинской Россией. Только хуже, потому что там все замешано на религии. А кто в Иране диктатор? Ясное дело – Ахмадинежад. А кто был диктатором? Ну кто-то был, какая разница, одна шайка-лейка.

Однако в следующем году Ахмадинежад уходит, потому что истекают два президентских срока, отведенные ему конституцией, и не будет ни преемника, ни рокировочки. И мы не знаем, даже не догадываемся, даже на горизонте не видать того, кто займет его место. Как летом 2005 года не знали, что будущего президента будут звать Махмуд Ахмадинежад, как летом 2009 года хоть и знали, что его, вероятно, переизберут, но до дня подсчета голосов не были уверены в его победе – слишком сильные были соперники. Да и после подсчета тоже некоторое время не было уверенности: слишком долго не успокаивались, слишком мощно и массово протестовали сторонники проигравших реформаторов – а вдруг дожмут? Какая же диктатура-то – когда не знаешь, кто будет править?

Есть, конечно, духовная скрепа, пудовая – рахбар, верховный лидер, сейчас это аятолла Хаменеи, который над всем и которому подчинена армия. Вот, вот диктатор, скажут мне. Но нет: для диктатора он слишком мало вмешивается в текущее ручное управление, руками вообще преимущественно благословляет, слишком много реальных полномочий у президента.

Особый путь

Иран – такое же коллективное заблуждение всего цивилизованного человечества, как и Россия. Все чувствуют: что-то здесь не так, что-то чужое и неправильное. Но понять, что именно не так, не хватает личного опыта. Поэтому, рассуждая об Иране, заменяют настоящие, но незнакомые иранские болезни, знакомыми гипертонией или депрессией. Дают советы, прописывают лекарства. А они лечат не от того.

История приучила нас к тому, что настоящая демократия прописана там же, где западные либеральные ценности. А там, где их нет, нет и демократии со всеми ее выборами и голосованиями. Для нас это нераздельные части одного рецепта. Хотя на самом деле селедку можно вынуть из шубы и просто подать с луком. И вот, пожалуйте, голую селедочку: в Иране нет западных либеральных ценностей, и есть демократия. Выйти даме на улицу без платка нельзя, а агитировать за своего кандидата можно. Пойти в кино на «Хоббита» нельзя, а критиковать в газетах действующего президента можно. Остановиться в гостинице с барышней, которая не является официальной женой, – боже упаси: не поселят, а то и сдадут в полицию. А раздавать с той же барышней листовки, а потом пойти проголосовать за кого хочется – да пожалуйста.

В начале июня 2005 года я провел почти две недели на иранских выборах – в столице и провинции. Далеко и близко от Тегерана. Среди реформаторов и консерваторов, мусульман и христиан, сторонников и противников режима, персов, армян и азербайджанцев. С тех пор я побывал на многих выборах: Качиньского в Польше, Саркози во Франции, Обамы в Америке и еще на полудюжине других. Но из всех них иранские выборы запомнились как самые живые – по количеству листовок, граффити, митингов, политических проповедей по пятницам в мечетях и просто политических разговоров.

Люди всерьез относились к тому, что выбирают лицо и курс страны. Почему они выбрали Ахмадинежада – другой вопрос. Но они его именно выбрали, как до него выбрали Хатами, прозванного «иранским Горбачевым». Иранская перестройка тогда осталась незаконченной. Но именно потому, что «Горбачев»-Хатами потерпел поражение на выборах. Ни плохой Ахмадинежад, ни хороший Хатами не были спущены рахбаром (духовным вождем) аятоллой Хаменеи (наследником Хомейни) сверху для простого утверждения послушным народом.

На самом деле, Иран при шахе был классической однопартийной полицейской диктатурой – Белоруссией и Узбекистаном, а сейчас – это уникальная нелиберальная демократия. То, что в Иране на выборах все ясно, и народ голосует, за кого скажут, – это типичный ложный диагноз. Истинный диагноз – нелиберальная демократия. Как если бы у нас победили силы домостроя, а потом можно было бы выбирать из мягких и жестких версий: какая вам ближе – отца Всеволода Чаплина, Дмитрия Смирнова или Владимира Легойды. А может, и Андрея Кураева до выборов допустят.

Мы, народ

Кто в будущем году станет президентом Ирана, мы не знаем. Мы даже не знаем, будет ли это президент-реформатор или консерватор. Не знаем, кто будет за эту должность бороться: те двое, кто об этом объявили, десять раз передумают. Известные нам сильные не могут – Ахмадинежад уходит, против бывшего президента Рафсанджани, тяжеловеса, который устраивал многих реформаторов и консерваторов, консервативное большинство меджлиса только что приняло закон: в президенты можно выдвигаться до 75 лет. Другая мощная фигура, главный реформаторский кандидат на прошлых выборах – Мусави – может не пройти фильтрующий орган – Совет стражей. А может и пройдет: иранская бюрократия и клир тоже давно не едины.

Зато мы знаем вот что. Главная проблема Ирана – не диктаторы, а разноскоростной иранский народ. Иранский народ по-прежнему расколот. Одним подавай, чтобы построже, чтобы духовные скрепы весом в пуд, чтоб вера и отечество и ничего тлетворного, чтоб невесты-девственницы, чтобы мужчины с бородами, но без галстуков, чтоб все закрыто в Рамадан и пять молитв в день, чтоб из-под платков у баб ничего не торчало, а то кудряшки свои выставят, срамота, чтобы платки черные, синие и коричневые, как школьная форма, а не цветные, как нынче распустились, чтоб из школы прямо замуж, чтобы мужа выбирали родители, чтобы сидела дома и рожала детей, чтобы за измену – смерть, за наркотики – смерть, за водку, виски, каберне-совиньон, пиво «Туборг» – смерть. Чтоб кино только наше, отечественное: конфликт хорошего священника с лучшим, «Остров» против «Попа».

А другим ничего этого давно не надо. Другие давно живут в прохладных торговых центрах больших городов, в кафе европейского типа, да и местного тоже, в университетах, в дизайнерских студиях, в компьютерных центрах, за прилавками собственных магазинов солнцезащитной оптики «Библос», на домашних вечеринках, в заграничных поездках, делают иранское кино, которое периодически смотрит весь мир. Эти хотят «Властелина колец» и «Гарри Поттера» у себя в городе на большом экране.

Половина страны давно относится к местной религиозной революционной идеологии, как в позднем СССР к революционной советской. Об этом я писал, например, здесь. Разница в том, что в отличие от СССР граница не на замке, иранцы ездят по миру, видят плюсы и минусы, у себя в стране не мучаются товарным дефицитом и имеют тот главный опыт самостоятельности, которого не было у советских людей, – опыт частного предпринимательства. Все-таки исламский строй – частнособственнический.

А тут еще «арабская весна», и каждая половина иранского народа воспринимает ее как доказательство собственной правоты. У идейных консерваторов есть основания считать, что революции в Египте и Тунисе против авторитарного правления прозападных коррумпированных правителей действительно очень похожи на исламскую революция в Иране 1978–1979 годов против единоличного правления шаха. И самые активные их участники, если не в Тунисе, то точно в Египте, – представители полузапретного политического ислама. Именно так их воспринимают, хвалят и превозносят сторонники действующего исламского строя в Иране – как долгожданный, запоздавший лет на 30 приход исламских революций в другие мусульманские страны. Хомейни не дождался, дождемся мы.

Противники исламского правления – либеральная светская молодежь и уже не очень молодежь – видят в арабских революциях своих союзников и доказательство своей правоты. Народ свергает надоевший строй. В конце концов, исламская республика давно обросла коррумпированной бюрократией, а религиозный лидер, сидящий пожизненно над всеми выборными органами, – чем не Мубарак. Так что если в результате либеральных протестов в Иране к власти придет какой-нибудь пусть даже слегка авторитарный, но главное – прозападный, открытый внешнему миру правитель, который не будет лезть в частную жизнь, потребление и культуру, отменит запрет на «Макдоналдс», Гарри Поттера, Мадонну и хождение незамужних пар по улицам, откроет пару баров с коктейлями, пусть при гостиницах для иностранцев, иранцы сильно возражать не будут

На каждых выборах эти две половины иранского народа активизируются и доказывают друг другу – одни, реформаторы, что они, работающие за компьютерами, не меньше иранский народ, чем те, кто с бородой, а другие, что только они настоящий иранский народ и есть, и жить надо по их правилам. И обязательно начнут доказывать в следующем году, когда уйдет Махмуд Ахмадинежад, такой важный заступник «настоящего народа».