Фото: REUTERS/Kim Kyung-Hoon

Человеческим чувствам, даже самым сильным, свойственно притупляться. Просто не успеваешь сочувствовать всем, устаешь от потока человеческих бедствий. Для зарубежного наблюдателя события 11 марта 2011 года остались экстренным выпуском новостей, зрелищной документальной хроникой и атомными опасениями. В Японии они стали повседневностью, проникшей в каждый уголок жизни. Экономия электричества, рутинные отчеты с АЭС «Фукусима», сбор денег пострадавшим, имена, лица и истории в телерепортажах. Став повседневностью, ощущения неизбежно потеряли остроту. Но вчера, год спустя, когда ровно в 14:46 мы стояли в молитвенной позе и молчали, тот ранний весенний день вернулся к каждому, и у каждого он был свой. «После о случившемся долго будут врать», – поет Юрий Шевчук. В мае мы сидели с друзьями и обсуждали случившееся. Пришли к неутешительному выводу. Многие тогда ожидали, что мартовские события изменят страну, станут чем-то вроде нового скрепляющего нацию момента: Япония соберется с силами, стряхнет с себя «потерянные двадцать лет» и снова рванет вперед. Этого не произошло. Политики остались политиками и, едва осела пыль, продолжили глупую парламентскую грызню по бюджету. В бестолковых скандалах менялись министры по делам восстановления. Люди остались людьми: пожалуй, каждый пожертвовал что-то в пользу пострадавших, но если элементарно разделить ущерб в 300 миллиардов долларов на все население, получится, что каждый должен отдать больше 2000 долларов, и здесь всплыл старинный римский принцип «nolite me tangere» – «не трогайте меня». Повышения налогов никто не хочет, и оппозиция в парламенте изрядно отплясалась на этих настроениях. Кадры из пострадавших районов показывают «выжженную землю» – обломки убрали, осталась пустота, пропитанная насквозь морской солью. Там даже трава теперь не растет. «Токийская энергетическая компания» выплатила лишь четверть всего объема компенсаций людям, которые неизвестно когда теперь смогут вернуться в зараженные радиацией города. Префектуры одна за другой отказывались принимать миллионы тонн обломков из пострадавших районов – слишком густо они обсыпаны содержимым реактора. На карте страны зияет большая дыра под названием Тохоку: перспективы его возрождения туманны. Многие до сих пор боятся покупать местную рыбу, овощи, говядину и рис – тысячи людей остались не только без дома и семьи, но и потеряли средства к существованию. Но люди остались людьми и в лучшем смысле этого слова: за этот год Япония оставила миру образцы мужества и стойкости, которые, как бы высокопарно это ни прозвучало, показывают, что человек сильнее тектонических сдвигов, океана и атомного ядра, взятых вместе. История у каждого своя. Недавно в беседе с однокурсником из МГИМО мы пришли к выводу, что, несмотря ни на что, это был и один из самых интересных моментов в жизни, который не всякому дано пережить. В четырехстах километрах от Фукусимы, в Токио, тоже была борьба за жизнь. Борьба со страхом, усталостью и унынием.11 МАРТА Я очень хорошо помню этот холодный и ветреный день. Пробежка с утра, электричка до Кодайры, тренировка дебатного клуба. В Японии все построено вокруг удобства и безопасности. Шутка ли, среднее опоздание поездов по стране составляет, кажется, 6 секунд. На каждом отделении полиции висит стенд со статистикой ДТП в Токио за прошедшие сутки, в графе «погибшие» там, как правило, стабильно стоит ноль. Поэтому, когда все это обрушилось в 14:46, никто из нас не был к этому готов. Задребезжали стекла, здание повело в сторону, мы, как по команде, спрятались под парты. Через несколько секунд даже стоять на четвереньках стало сложно. Парта ходила ходуном, а прямо надо мной угрожающе грохотал встроенный в потолок массивный кондиционер. Мысли были странные. Поначалу просто не верилось, что такое возможно. Что есть сила, способная вытворять такое с тяжеленным куском стекла, металла и бетона. Прошла примерно минута, а толчки становились все сильнее. И вот тут появился страх: оно же не прекращается. Падает мебель, грохочет потолок, а сделать ты с этим ничего не можешь. Когда все это рухнет на твою голову? Перекрикивая грохот, мы единогласно решили бежать, против всех инструкций. Инструкции инструкциями, а инстинкт убедительнее. Через хаос столов и стульев и два лестничных пролета – на весенний холод. Холодно, качающиеся многоэтажки и странное ощущение зыбкости земли под тобой. Отдышались. Первым делом отказала мобильная связь. Дозвониться в Россию было совершенно невозможно. Прошел только пятьдесят какой-то звонок, я отчеканил маме, что было сильное землетрясение, что связи почти нет, и что все живы. Хуже было с теми, у кого родители были в Токио. Пять, десять, пятнадцать минут – и неясно, не упал ли потолок на твою семью. Мы обменялись телефонами родителей, и каждый стал звонить просто по списку. Иногда получалось. Масштаб случившегося еще не был понятен. Кто-то попробовал дойти до станции. Вернулся через десять минут с двумя новостями: все поезда в Токио встали, а из магазинов быстро исчезают продукты. До дома практически каждому было несколько десятков километров. С мобильного телефона я вышел в интернет (который, на удивление, работал без перебоев)... и вот тут все стало ясно. – Ребята, все очень нехорошо. – На сайте «Би-би-си» висели видео горящих заводов в Токио и цунами, заглатывающего окрестности Сэндая. – Так, два человека – в магазин, за едой и водой. Кто живет поблизости? – Размещаем на ночлег тех, кто сегодня не сможет поехать домой. И вот тут начались чудеса самоорганизации. На первом этаже, в большой комнате с телевизором, собралось, кажется, все население соседнего общежития. Принесли теплые вещи, на столе был устроен «шведский стол» из съестного. Пришел мой однокурсник, весь дрожит. Обнялись, как будто не видели друг друга десять лет: «У меня в комнате свалка. Все, что стояло, грохнулось на пол. Никогда так быстро не бегал с девятого этажа. Страшно». По телевизору показывали цунами и каждые пять минут включали тревогу: афтершоки били, как бомбы. Убедившись, что всех разместили на ночлег, и закутавшись в одолженную куртку («гуманитарная помощь»), в 10 вечера я пешком отправился домой. Город стоял в бесконечных пробках, тротуары были забиты людьми, на автобусных остановках выстроились длинные змеи очередей из нескольких сотен человек. Дошел часа за три. Дома меня ждал удивительный порядок, хвала японским строителям. А в телевизоре продолжала биться в истерике сирена, и в первый раз прозвучало слово «Фукусима». ПОСЛЕ Никакого героизма, разумеется, в этом не было. В Токио не было цунами, а ущерб от землетрясения был очень скромным. Но нервы были натянуты на катушку, и она продолжала поворачиваться. На следующее утро город ощутимо опустел. Хотел купить мешок риса про запас, но риса уже не было. Толчки продолжались, новости из Фукусимы были все менее утешительными, начался какой-то психоз с водой: ее просто разобрали из магазинов. Когда власти рекомендовали закрыть окна и заткнуть щели мокрыми полотенцами, а при выходе из дома закрывать как можно большую поверхность тела... вот это был пик. Вечером увидел, как соседи пакуют в машину, кажется, полдома. – Вы куда? – В Нагано, там горы. Говорят, нет радиации. Вас никто не забирает? – Нет, переживу как-нибудь. «О, если ты спокоен, не растерян, когда теряют головы вокруг». Кажется, тысячу раз повторил про себя эту строку из Киплинга. Пустеющий на глазах город, погасшая иллюминация на улицах здорово действовали на нервы. Друзья один за другим уезжали. Все еще пустые магазины, очереди в иммиграционных бюро (для выезда из Японии нужно специальное разрешение; работники бюро пахали без обеда и были в совершенном мыле), раскупленные на несколько недель вперед билеты. Куда уезжать? И как? Да и просто: уехать – значит подтвердить худшие опасения и поучаствовать в психозе. Дома я упорно штудировал все, что мог найти про ядерные реакторы и радиоактивные изотопы. Спустя неделю, после наведенного моей мамой шороха, мне позвонили из посольства и предложили вылететь самолетом МЧС в Хабаровск. Я прикинул, что добраться из Хабаровска домой будет в разы сложнее, чем вплавь из Японии, и отказался. Ночью втридорога купил билет в Москву с двумя пересадками, собрал чемоданы, и на две недели улетел туда, где землетрясений нет. Россия вдруг оказалась безопаснее Японии.