Марина Адамович © Из личного архива

В этом году исполняется семьдесят лет «Новому Журналу» – старейшему литературному изданию русской эмиграции в Америке. Его создатели Марк Алданов и Михаил Цетлин смогли превратить «Новый журнал» в один из главных центров русской культурной жизни. Здесь были опубликованы произведения крупнейших литературных имен русского зарубежья и авторов, запрещенных в Советском Союзе. Об уникальной истории издания, нынешней жизни во времена открытых границ, маргинальном культурном слое читателей журнала и своей ответственности перед предшественниками в интервью Slon рассказала главный редактор «Нового Журнала» Марина Адамович.
– В этом году «Новому Журналу»
70 лет. Что отличает журнал от другой эмигрантской прессы? – Он был основан в Нью-Йорке и стал продолжением «Современных записок», которые издавались в Париже. Об этом литературном издании французы говорили: если бы у них было что-то подобное, то они не волновались бы о французской культуре. Но началась Вторая мировая война, за которой последовала оккупация Парижа, и журнал закрылся. К концу 1941 года сотрудники «Записок», прозаик Марк Алданов и Михаил Цетлин, критик и меценат, известный знатокам поэзии под именем Амари, получили американскую визу и переехали в США. Идея создания, а, скорее, воссоздания русского интеллектуального издания, обсуждалась еще во Франции. Ее очень поддерживал Бунин, тоже собиравшийся эмигрировать и бывший уже на полпути к визе, но решивший, что в его возрасте начинать новую эмиграцию не по силам. Тем не менее мы его называем крестным отцом нашего журнала, он был в числе тех, кто стоял у истоков, обсуждал с Алдановым идею возрождения русского литературного издания, а кроме того, для первого номера дал свои рассказы. Они потом составили цикл «Темные аллеи».

Журнал – это большая часть истории русской эмиграции. Любое имя, которое вам придет в голову, из блестящих имен русской культуры, русской литературы, включая трех нобелевских лауреатов – Ивана Бунина, Александра Солженицына, Иосифа Бродского, – это авторы «Нового Журнала». Совершенно замечательна плеяда его главных редакторов: после Алданова и Цетлина им стал профессор Гарвардского университета Михаил Карпович. Он, кстати, структурировал «Новый Журнал», академически подкрепил его – пригласил крупнейшие имена русской культуры и американских профессоров – Николая Тимашева, Питирима Сорокина, Георгия Федотова, Василия Зеньковского и многих других. Кстати, обложка журнала, с которой он выходит и в наши дни, была сделана Мстиславом Добужинским.

После Карповича редактором становится Роман Гуль. Именно он первым стал печатать авторов из Советского Союза. Скажем, глава из романа «Доктор Живаго» впервые была напечатана в «Новом Журнале».

– И «Ардиса» еще не было?

– Не было даже «Издательства имени Чехова». Так получилось, что в Европе, я уже не говорю об Азии, в результате Второй мировой войны не осталось ни одного журнала русской эмиграции, ни одного интеллектуального литературного издания. И Карпович начал рассылать «Новый Журнал» по всем странам и весям. А Роман Гуль фактически открыл миру Варлама Шаламова. И уже из Америки имя писателя, известное и признанное, вернулось в Россию. Волошин был напечатан в «Новом Журнале», «Софья Петровна» Лидии Чуковской...

– Пока Твардовский в «Новом мире» думал, печатать ее или нет...

– Да. Вообще «Нового Журнала» как факта в Советском Союзе не было, он был запрещен и мало кто о нем знал даже среди интеллигенции. С другой стороны, год назад я с удовольствием услышала в интервью Олега Табакова признание о том, что вся его молодость прошла в руках с журналом. То есть его все-таки привозили в Советский Союз – на дне чемодана, под другой обложкой. Он был притягателен и недоступен. А это притяжение было оправдано: вся русская литература ХХ века состоялась на страницах «Нового Журнала», он был интеллектуальным, литературным, общественным центром.

В 1953 году была сформирована корпорация «Новый Журнал», которая, кроме журнала, занималась большими нелитературными проектами. Вы, наверное, знаете, что первая волна эмиграции выехала в убеждении, что скоро вернется, что все это ненадолго. Я не люблю повторять фразу «сидели на чемоданах», хотя вернуться действительно хотели. Но не сиделисложа руки, а выстроили мощное государство без границ, которое профессор Колумбийского университета Марк Раев, один из лучших историков русской эмиграции, назвал в свое время «Россией в миниатюре». Перед эмиграцией стояла миссионерская задача по сохранению русской культуры – для того, чтобы вернуть ее потом на территорию освобожденной России. Уже было понятно, что после большевиков культурная традиция будет разрушена, и ее нужно было вернуть России нетронутой, как минимум. А на деле традиции развивались, потому что в культуре не бывает пауз. То была гигантская задача, и с ней справились. Эмиграция развивала русскую культуру в диалоге с европейской, мировой цивилизацией, в естественном для себя контексте. И достижения – налицо. Имена вернулись в Россию, сейчас там печатаются Адамович, Иванов, Зайцев, которые жили и плодотворно работали в изгнании. Да и поздний Бунин ведь не страдал на чемодане, он работал и состоялся как писатель. А молодое поколение эмигрантов? Поплавский, Газданов...

Бродский печатал свои стихи здесь еще из Ленинграда, его первая публикация в «Новом Журнале» состоялась в 1968 году. А Гуль даже придумал такую формулировку для неподцензурной литературы «оттуда»: мы, мол, извиняемся за то, что публикуем текст без ведома автора, – чтобы избавить писателей от политических гонений. У Шаламова ведь были крупные неприятности, его вынудили опубликовать покаянное письмо. И уже здесь я познакомилась с женщиной, которая ухаживала за ним в последний год жизни. Она рассказывала, как у Шаламова глаза горели, как он был счастлив, когда узнал, что опубликован в журнале. Все-таки любому писателю важен факт публикации, признание, нельзя писать в стол...

– Вам не страшно возглавлять такое издание?

– В каком-то смысле – да, но точнее сказать, это очень ответственно. Страшно другое – занизить планку. На это, как у интеллигентного человека, у нас нет права. Выжить журналу на русском языке, работающим в традиции русской культуры, но работающим вне российского контекста, практически нет ни одного шанса. Почему журнал жив, не знает никто. В архиве Алданова сохранилось письмо от 1947 года, где он тоскливо пишет, что, наверное, придется журнал закрывать, что нет никакой надежды выпустить очередной номер. И если вы будете листать эпистолярное наследие главных редакторов, то увидите, что раз в четыре года кто-то из них да и признавался друзьям в интимном письме, что больше нет сил, нет никаких возможностей. И нет объяснений, как мог выжить интеллектуальный журнал...

– Без картинок...

– Без картинок, и – высокого культурологического уровня...

А журнал жив читателями. На своем веку я испытала удовольствие дважды поблагодарить читателей за то, что они спасали «Новый Журнал». Первый раз – когда скончался наш спонсор, который поддерживал журнал сорок лет, – Томас Витни, и денег выпустить очередной номер просто не было. Томас – американец, первый переводчик «Архипелага ГУЛАГ» Александра Солженицына, он очень дружил именно со старой эмиграцией, был собирателем русской живописи, о нем можно целую книгу написать... Так вот тогда со всего мира читатели начали присылать нам чеки, иной раз – по 50 долларов, кто чем мог, – чтобы только поддержать нас.

Культурологическая ситуация изменилась во всем мире. Пришло поколение, которое в принципе не читает. Их тексты – другой природы. И потенциальными спонсорами интеллектуальных изданий должны стать люди, которые не приучены к книге, не приучены к слову. И к этому нужно адаптироваться. Убеждена, что изданиям вроде «Нового Журнала» смерть не грозит. Они не могут быть, по определению, массовыми изданиями (за исключением ситуаций экстраординарных: исторических катастроф, революций, когда издание выполняет, в силу обстоятельств, не свои функции). Но всегда будет существовать маргинальный читатель, маргинальный писатель, которого интересует фундаментальная культура. Она не может исчезнуть, у нее своя логика существования. Да, мы на обочине массовой культуры. И хотя открыты для всех, но не будем глянцевые картинки печатать, даже под богатые обещания. «Новый Журнал» – не сноб, его элитность иной природы: это журнал подлинной интеллигенции – феномен, порожденный Россией, но рассеявшийся по всему миру. И в этом смысле наш читатель малочисленный, но – вечный.

– Денег, которые вы получаете от читателей, наверное, все же недостаточно?

– Наша база – подписка. Она растет, и ее мало для современного издания. Мы ищем гранты, частных спонсоров, находим – и таким образом существуем. Сегодня мы есть и в интернете, стоим, кроме своего сайта, и в российском «Журналом зале» (кстати, были первым журналом зарубежья, который там появился). Для нас этот жест со стороны российской интеллигенции был очень важен. Так что подсчитать число наших реальных читателей невозможно, как нельзя сказать, сколько всего людей прочитало, скажем, «Реквием» Анны Ахматовой или «Ульмскую ночь» Марка Алданова...

– Вы сейчас взаимодействуете с «Русским миром»?

– Да, фонд «Русский мир» – удачное изобретение России. Подобные фонды есть практически во всех цивилизованных странах: институт Гёте в Германии, Alliance Française – во Франции, Институт Сервантеса – в Испании...

Мы – американская корпорация The New Review, Inc. Из многих наших проектов два поддерживает «Русский мир»: проект «Русская эмиграция на культурных перекрестках XX–XXI столетий» – создание специальных номеров НЖ, посвященных истории эмиграции по странам. Последний номер в этом проекте, например, посвящен США, уже изданы номера по русской эмиграции во Франции, в Чехословакии, Сербии, Китае и в Болгарии. Причем по русской эмиграции в Болгарии вышло два номера: один – по эмиграции в целом, а второй – о белой эмиграции, о первой волне.

А второй проект, который поддерживает «Русский мир», – это Фестиваль российского документального кино в Нью-Йорке, который живет вот уже пять лет. Пятый юбилейный фестиваль только что завершился, было показано 22 документальных фильма из России и диаспоры США, за три дня показов пришло полторы тысячи человек.

Кроме этого, мы сами финансируем проведение конкурса на лучшую повесть русского зарубежья – премия имени Марка Алданова; в этом конкурсе могут участвовать только прозаики диаспоры – мы считаем, что для русскоязычных писателей диаспоры не хватает достойных площадок, и наша обязанность создать их. Здесь уже состоялось несколько открытий, еще в первый год конкурса. Была прислана вещь никому не известного автора (а жюри читает работы без имени, под номерами) – удивительный текст авантюрной повести. Было видно, что она написана молодым человеком, – была в ней эдакая дерзость, непуганость. И выяснилось, что это – молодой прозаик из Таллина, Андрей Иванов, который до этого не напечатал ни одной строчки. Сегодня он – уже вполне известный прозаик, выигравший национальные премии Эстонии, России, вошедший в шорт-лист русского «Букера». Такая вот история...

– Интересно, как журнал переживал перестройку. Когда она началась, кто был во главе?

– Роман Гуль уже умер, и его сменил прозаик, которого мы настойчиво пытаемся вернуть в литературный контекст, – Юрий Кошкаров. Он написал совсем мало, рано скончался, но был прозаиком от Бога. Запомните это имя, оно достойно вашего внимания. Всего одна книга, но какая!.. После него редактором стал Вадим Крейт, специалист по Серебряному веку, по Георгию Иванову, литературовед, поэт. Но первым, кто еще в предперестроечное время отвез членов редакции в Москву, был как раз Юрий Кошкаров. В следующий раз это удалось сделать только мне, спустя двадцать лет...

Россия оценила «Новый Журнал». Когда нам было 65 лет, Россия наградила его за вклад в русскую культуру, тем самым признав заслуги эмиграции. «Вернуться в Россию стихами...» – столько боли в этом... Если вы поговорите со старыми эмигрантами второй волны, от которой осталось – на пальцах пересчитать (а от первой живы только внуки), то они каждый раз возвращаются к мысли о том, как бы Ваня Елагин порадовался, если бы узнал, что его напечатали в России... Иван Елагин – крупнейший поэт русской эмиграции, скончался, мечтая, чтобы его прочитали в России. Да назовите любое имя, все считали, что «читатель – там», как говорила Марина Цветаева... Они не собирались возвращаться, понимая, что пока в стране коммунистическая диктатура – дороги назад нет, но тяга к русскому читателю была сильной, болезненной, от этого умирали. Так что к признанию заслуг Россией у старого поколения эмигрантов особое отношение, и тяжело это объяснить поколению новому. Но правители приходят и уходят, а остаются культура и народ. Здесь другой счет, сложный, гамбургский, счет.

– С момента, когда открылись границы, какой была стратегия издания? Стали ли привлекать авторов, живущих в России?

– Потихоньку печатаем, по одному-два в год. Здесь нет какой-то сверхидеи, так сложилась практика. У нас выходит четыре книжки в год, мы – единственный оставшийся старый журнал эмиграции, с традицией, с установившимися с прошлого века эстетическими критериями, высоким уровнем. Конечно, первое место мы отдаем диаспоре. Кто-то подсчитал, что сегодня за пределами России живет 25–30 миллионов русскоговорящих. Мы – журнал эмиграции, диаспоры прежде всего, и она заслужила иметь свой «Новый Журнал». Тем не менее мы печатаем авторов из России, главный критерий отбора – эстетический.

– Как вы сами сюда пришли?

– Судьба привела. Я работала в «Континенте», когда секретарем «Нового Журнала» была сестра Владимира Максимова, Екатерина Алексеевна Брейтбард. Кате пришлось уехать из Нью-Йорка, и я ее заменила. Потом у Вадима Крейда возникли личные проблемы, он ушел из редакции, а журнал было нельзя бросить. Вообще журналы закрываются, когда внутренне себя изживают, если нет энергии выстраивать литературное поле. Вы можете озолотить такие редакции, но они все равно закроются. А «Новый Журнал», вопреки серьезным финансовым проблемам, – живет. Он был создан старой эмиграцией как отдушина, как трибуна свободной мысли, площадка, где можно обсудить любую проблему, познать себя и себя в мире, и он по-прежнему востребован – уже новой эмиграцией.

Сейчас на смену тем поколениям пришли тридцатилетние, двадцатилетние, у нас все время появляются новые авторы, новые читатели. «Я всю жизнь писала стихи», – пишет нам шестнадцатилетняя девочка с просьбой напечатать... Они видят «Новый Журнал» своим.

– Кто те, кто вам пишет сейчас?

– Это потомки старой эмиграции, это третья волна, которая тоже сходит со сцены, им ведь уже по 70, а также новые мигранты, которые по самым прихотливым причинам выбирают местом своей жизни весь мир, – мы ведь носим в себе матрицу родной культуры. Великолепная книга Романа Гуля «Апология миграции» этому посвящена: «Я унес с собой Россию», – говорит он; и он действительно унес – жил в Германии, Франции, Америке – и оставался русским писателем. Или, скажем, Бахыт Кенжеев, великий русский поэт – настаивающий на том, что он – русский поэт, – жил в Монреале, теперь – в Нью-Йорке... Мы живем как единое сообщество, которое рассеяно в пространстве, но объединяет нас ноосфера культуры. И новые эмигранты, новые поколения очень активны на постсоветском пространстве, где русская культура стала маргинальной. Что есть колоссальное испытание. И вот мы – русский журнал, работаем в пространстве русской культуры, как и раньше было.

– Удивительно то, что Союза нет, а вы еще есть.

– Да, потому что журнал создавался с самого начала как самодостаточный. Конечно, он боролся с коммунизмом, но выстраивал себя не на оппозиционности (что есть задача отрицания, а любая отрицательная система обречена), а на созидательной платформе. Скажем, «Континент», очень дорогой для меня журнал, закрылся. Максимов все оценил правильно – задача выполнена. Он даже перевел «Континент» в Россию, в России журнал держался долго, выстраивая свою концепцию новой страны, но в прошлом году закрылся. И «Новое русское слово» закрылось, сто лет отметили и закрылись. А «Новый Журнал» – выстраивался иначе, на очень крепком фундаменте русской культуры. Он работал на вечность– даже тогда, когда активно, порой в одиночку, откликался на животрепещущие темы и события, о чем помнят его знатоки. Так что у него есть шансы остаться в живых – пока жив хоть один творческий носитель русского языка.

***

Наталия Ростова находится в США благодаря программе Галины Старовойтовой при Институте Кеннана.